Сегодня второй день оттепели с капелью и плюсовыми температурами, из-за чего кажется (а, может быть, так и есть), что снег изменил химсостав и своё агрегатное состояние, преждевременно закончив зиму полутонами.
Конечно, ещё будут заморозки и метели, колючая проволока ветров да длинные въезды в кратковременные утра по хрустящей крошке ледяной, но всё это будет ложиться уже поверх снега, навсегда потерявшего свежесть и даже жизнь; снега, превратившегося в пористый камень; в губку, набухшую собственным небытием.
Оно, это новое, отныне не приживается и не приживётся, не соединится органически в единство, чтобы прожить свой дополнительный эпос, уже не успеет.
Точно стёртый медяк, погода застыла на зябком ребре: центром приложения самых разных сил, держащих хрупкое равновесие - один шаг и скатишься в зиму, в длинный январь, хотя этого не будет, не произойдёт, раз уж бег времени неостановим, а закат быстротечен, мгновенно скатываясь в бархатную мглу, которая теперь тоже ведь не монохромна, но вполне пространственна...
...вот как чёрный кабинет, как сцена, в которой есть передний план авансцены, задник и кулисы.
Таков мой вид из окна на посёлок и новостройки, пора привыкнуть.
Пока шло заседание совбеза (которое я слышал доносящимся с первого этажа словно из подпола), мы в чате с Сергеем выбирали и обсуждали шорт-лист, текст за текстом, автора за автором, жанр за жанром, медленно и печально.
Потом я читал "Поэму без героя" и всяческие бумаги к ней, тщетно пытаясь найти в ней строки из кузминской "Форели" (так уж запомнилось про простреленный висок, хотя, конечно, монтаж у Кузмина куда стремительнее Ахматовского): пути писания неисповедимы, а я к концу февраля обещал закончить текст про три книги Николая Богомолова, его двухтомник о модернизме и сборник статей его памяти.
Тогда же закончил и чтение дневника Веры Шварсалон, падчерицы Вячеслава Иванова, ставшего его женой и матерью его ребёнка.
Это, впрочем, совершенно отдельная тема, по которой мне тоже есть и
даже уже было, что сказать.
Сегодня закат был багрян как грудка снегиря...
...но скоро бумажный алтарь прогорел, уступив место фактуре засвеченной фотоплёнки (вираж шосткинского объединения "Свема"), уступившей место фактуре уже засвеченной плёнки с чёрным квадратом Подпалевича.
Первый сдвиг по фазе оказывается самым спокойным и самым незаметным, когда все полны прежних желаний и забот, словно ещё не вернулся из отпуска.
Заказы всё идут из головного офиса в отдалённые филиалы, роллы и пиццы доставляются не горячими, но точно тёплыми, в магазинах лежит туалетная бумага, репейное масло, шнурки или что там исчезает в первую очередь?
На руках у народонаселения триллионы, необходимые обескровленному Донбассу, рубль пал вслед за фондовым рынком, доллар парит как бассейн под открытым небом, Инстаграм переполнен рекламой психотерапевтов ("как лечить депрессию?") и новостроек - застройщики выходят на небывалые рубежи, будет людям счастье на века и уют с браслетом на ноге.
Сижу в тишине и в темноте как под землёй, волчка не завожу, радио не включаю, электричество не жгу, от интернета подташнивает.
Шлифую, шифрую окалину.
Все равны в неопределённости, в подвешенности, в зависшем полёте неизвестно, непонятно куда - то ли вверх, то ли вниз, скорее всего, вниз, конечно, хотя, разумеется, следует помнить, что всё, что не делается - всё к лучшему в наилучшем из миров.
Как же не вовремя замолчали Соловья!
А, может, потому и замолчали, чтоб войти и выйти без сливов и без рыбов?
Это я шучу так: если что, забанил все ролики с Соловьем уже давно.
Дыхалки перестало хватать превозмогать ещё и вот это.
Соловей мне радикально неприятен, просто-таки антропологически внеположен.
Доктрина индивидуальной информационной безопасности требует относиться к потреблению новостей так же как к еде: искать только качественные продукты проверенных производителей, голодным в магазины не ходить, новостей не искать (сами найдут, придут и на блюдечке принесут, да ещё и с горкой насыплют), потреблять их следует только если реально голоден, ни в коем случае не на автомате, когда ночной жор переходит в ночной же дозор за ойкуменой, отбившейся от рук.
В интернете всегда кто-то не прав, всегда что-то не так: мир придуман не нами и если в России что-то может пойти по кривой, то оно обязательно и будет развиваться по наихудшему из возможных сценариев.
Максимально затянуто, долго.
Проверено на себе.
Расслабляться рано, как и пугаться, уставать, выгорать, разочаровываться, стыдиться, надеяться на лучшее, обращаться в бегство или в соляной столб -
- важно собраться, сжать булки, продолжать переть дальше, вне всеобщих траекторий, которые в гору: дальше будет хуже и хуже, дорога будет долгой, подъём крутым и трудным, важно сохранить силы для важного, нужного, жизнеобеспечивающего. Здоровьесохраняющего.
Важно запостись не только попкорном ("моя хата с краю"), но ещё и мукой и крупами, так как, говорю же, непонятно, что и когда пропадёт из продажи и обихода, покуда блеф не обратится в фейк с уже понятной генеалогией жанра: с фейком-то как раз понятно как работать. Уже научились.
Ахматова, удивлявшаяся в "Поэме без героя", что осталась последней, единственно живой, не надеялась выбраться из-под глыб, а у нас такой шанс имеется: история на нашем же веку как раз и показала свои крутые берега и непредсказуемые обороты, хотя, конечно, методологически правильным следовало бы сказать, что это только наш субъективный опыт и вообще-то в истории ничто не повторяется.
Рассвет был синим без оттенков: новостройки словно бы вставали из этой сини как со дна озера Светлояр, проходя стадию картонажной плотности всего за пару минут, чтоб затем окончательно закрепиться в реальность.
Не спал, а всё равно как проснулся.
С природой внутри происходит такое, что она всё чаще соединяет противоположности, чем более вопиющие, тем всё сильней склещивающиеся.
И особенно это на неокончательно застроенных (как бы окультуренных, но, на самом деле, не до конца убитых) территориях заметно, вот вроде нашего беспризорного Южного Урала.
Мне нужно зафиксировать здесь, что ближе к утру я придумал роман, который никогда не напишу: трудоёмко, да и никому не нужно.
Тем более, что наверняка кто-то уже пишет нечто подобное про Серебряный век - такие идеи лежат на поверхности и нужно лишь найти конструктивный ход, который способен отстроить обильный и разнородный материал во что-то нарративно раскатистое.
Собственно, в ахматовских берегах бумагах я его и нашёл: абзац, натолкнувший меня на изящную и остроумную идею, которую осуществит кто-то иной.
Пишу об этом просто чтобы зафиксировать.
Для свидетельства, что внутренне жив и покуда подвижен.
Бей, барабан, и военная флейта, громко свисти на манер снегиря.
Вход всем посторонним.