Слово дня. Иммортель
Иммортели (от франц. immortel - бессмертный), растения нескольких родов семейства сложноцветных; то же, что бессмертники.
Растение, у к-рого цветы сохраняют при высыхании натуральный цвет и вид.
Кстати, к вопросу об образе Ленинградского проспекта и писательских домов Аэропорта в литературе и искусстве...
Есть роза у меня, что стала иммортелем.
Столь длительный удел счастлив или жесток?
"Читатель ждет уж..." - да, горда и не мертвеет.
На розу я смотрю в июня день шестой.
В столетии былом, в былом тысячелетье,
в их тридевятый год и просто год назад
совпали страсть и грусть, восторг и сожаленье,
обилье стольких чувств стесняло Летний сад.
Единый пульс сердец, имевший ритм припадка,
врача бы устрашил, кадиограммой став,
и полдень так потряс привет Петра и Павла,
что - слезы на глазах и клики на устах.
В объятий западню попал любви избранник,
столь замкнутый простор пугал и умилял.
Все знали, что - рожден! Никто не знал, что - ранен,
и несколько скучал смущенный юбиляр.
Я долго для него изыскивала розу -
не родственную той, что бодрствует сейчас, -
отличную от всех по стати и по росту.
Но сколько же цветов! - чтоб дворник осерчал.
Не внемля новостям, сомнениям и распрям,
как будто временам он все грехи простил,
проспект, где я живу, зовется Ленинградским,
и я люблю его, текущий в Тверь пунктир.
Ночь моего окна светла не потому ли,
что затаенный смысл отверстого окна -
уменье ночевать не здесь, а в Петербурге,
отлучке беглеца потворствует Москва.
Два города души живут не врозь, не розно,
рознь между ними есть, но это их секрет.
Опровергая рок, бодра живая роза,
да некому сказать: "...возьми ее скорей!"
6-7 июня 2000 года
Растение, у к-рого цветы сохраняют при высыхании натуральный цвет и вид.
Кстати, к вопросу об образе Ленинградского проспекта и писательских домов Аэропорта в литературе и искусстве...
Есть роза у меня, что стала иммортелем.
Столь длительный удел счастлив или жесток?
"Читатель ждет уж..." - да, горда и не мертвеет.
На розу я смотрю в июня день шестой.
В столетии былом, в былом тысячелетье,
в их тридевятый год и просто год назад
совпали страсть и грусть, восторг и сожаленье,
обилье стольких чувств стесняло Летний сад.
Единый пульс сердец, имевший ритм припадка,
врача бы устрашил, кадиограммой став,
и полдень так потряс привет Петра и Павла,
что - слезы на глазах и клики на устах.
В объятий западню попал любви избранник,
столь замкнутый простор пугал и умилял.
Все знали, что - рожден! Никто не знал, что - ранен,
и несколько скучал смущенный юбиляр.
Я долго для него изыскивала розу -
не родственную той, что бодрствует сейчас, -
отличную от всех по стати и по росту.
Но сколько же цветов! - чтоб дворник осерчал.
Не внемля новостям, сомнениям и распрям,
как будто временам он все грехи простил,
проспект, где я живу, зовется Ленинградским,
и я люблю его, текущий в Тверь пунктир.
Ночь моего окна светла не потому ли,
что затаенный смысл отверстого окна -
уменье ночевать не здесь, а в Петербурге,
отлучке беглеца потворствует Москва.
Два города души живут не врозь, не розно,
рознь между ними есть, но это их секрет.
Опровергая рок, бодра живая роза,
да некому сказать: "...возьми ее скорей!"
6-7 июня 2000 года