Критика погоды (1) или Корона самоизоляции. Дневник во время дождя
Карантин у нас возник потому что в Москве никакой зимы не было.
Потому что зима в России - это снег, а без снега какой с зимы спрос?
Ну, то есть, коронавирус (слово это комп подчёркивает красным в последний раз, после чего я ввожу его в словарь) - это не первая странность этого года, а вторая.
Первая забавляла поначалу, а кого-то даже и радовала, ибо, во-первых, необычно же (хотя похожая зима случилась, кажется, в 2006-м, когда на Новый Год в Москве шёл дождь, а снег выпал только в январе, а тут снега не было вовсе, тот, что выпадал, тут же таял), хоть какое-то разнообразие, во-вторых, тепло.
Поначалу мало кто учитывал ломоносовский закон сохранения веществ и энергии, а также круговорота всего в природе, потому что если где-то убыль (снега), то где-то, значит, прибыль в беспросветности.
И точно: в декабре я сам не выдержал пасмурной хмури и сбежал на Урал, где обильные снегопады зарядили незадолго до моего приезда в самой что ни на есть середине месяца, и продолжались с завидной регулярностью до конца февраля включительно - просто, сидя в Москве, я вовремя догадался, что так, видимо, будет и дальше, а сил терпеть переменную облачность уже не хватало, нахлебался.
Зимнее тепло оно обоюдоострое.
Точнее, обоюдотупое, ватное: снега нет, трава пожухлая, а в небе тотальное отсутствие всего и такое перламутровое отсутствие всего может тянуться неделями.
А теперь оно, видимо, невидимо, по донесению знакомых и незнакомых, уже на месяцы пошло.
Так как сижу я в стороне и наблюдаю равнобедренный треугольник процессов как бы исключённый из поля зрения, вот и кажется мне, начинает казаться, что коронавирус, а, затем, и карантин, ставший не просто следствием болезни, но её зримым воплощением для тех, кто сам непосредственно с болезнью не сталкивался, выросли из морока этого самого московского бесснежья, точно не подморозило оно порции своей ежегодной заразы, как это обычно зимой водится.
Банальная такая причинно-следственная вязь.
Мне почему-то кажется, что и в Китае, традиционно плевавшим на экологическую повестку дна, с зимой тоже случились какие-то пробуксовки - что-то у них там слетело с катушек и начало вязнуть в простое, вырабатывая болезнетворные бактерии с помощью информационных сообщений в программах теленовостей, а на летучих мышей уже потом, постфактум, всю ответственность переложили, как на тварей безгласых и априори неприятственных.
Год-то високосный-то не только у нас, но и у них, несмотря на особенный календарь, тоже.
«И точно напророчила…»
Я прилетел на Южный Урал с кипой занудной работы и здесь, уже в аэропорту, меня окружили сугробы необычной для середины декабря величины и заброшенности.
Ближе к выходу из терминала снег ещё как-то чистили, но мы-то с отцом отошли подальше, так как господа встречающие оставляют свои автомобили теперь за территорией аэропорта, рачительной администрацией превращённого в дорогостоящую автостоянку.
Где я тут же, в свою московскую замшу, холодной жижи-то, трущейся о лодыжки, и поднабрал.
Ледышки о лодыжки.
Вот и другие пассажиры, только что прилетевшие из иных городов, протаптывали между сугробов узкие тропки - совсем как в «Московском дневнике» Вальтера Беньямина.
При том, что в аэропорту Баландино накануне открыли новый корпус прилёта, внутри которого ещё совсем пусто, гулко пахнет мокрым цементом (или, всё же, бетоном?), а в углу зала выдачи багажа, там, где транспортные ленты накручивают бесконечные круги с чужими чемоданами, воткнули бюст Игоря Васильевича Курчатова, похожий на памятник Николаю Кровавому.
Для идентификации физика пришлось подойти к бюсту и взглянуть на него в упор.
Курчатова я мог бы знать буквально через одни руки - мой дед Василий Арсеньевич возил Игоря Васильевича несколько лет, пока не был арестован, из-за чего название одной детской книги «Мой дедушка - памятник» звучит для меня буквализацией метафоры не только на кладбище Градского прииска.
Но это совсем уже шаг в сторону.
Просто я не знаю, как надо писать о современности текущем моменте.
И никто не знает.
Главное делать строчки короткими и между абзацев пускать воздушок, чтобы глаз не уставал от цифровой ряби не экране.
Поэтому я давно не вёл дневника как дневника - чтобы не прятать свою повседневность за рецензиями на книги типа «Изобретение повседневности».
Просто теперь, когда появился вирус, всё человечество подключилось к общей сюжетной рамке.
Все сюжеты устарели и мы теперь занимаемся кустарным изготовлением рам.
Внутри них любые материи автоматически складываются в наррации.
И я вижу, как многие коллеги в своих дневниках и блогах начинают заново изобретать хроникальные жанры.
Действительно ведь, общая беда, да, к тому же, имеющая протяжённость, мирволит сублимации сюжетонастроения.
Помимо прочего, это позволяет нам справиться со своим страхом или, хотя бы, растерянностью: не одно, так другое, сегодня или вчера, посещало каждого из нас.
Все боятся за себя или друг за друга, за родных, относящихся к повышенной зоне риска, куда теперь соотносят людей самых что ни на есть достойных и заслуженных.
СПИД тоже поначалу называли «раком для голубых», а в ситуации с коронавирусом (творительный падеж вновь обеспечил красное подчёркивание) человечество первоначально убеждало себя, что это болячка прилипает лишь к китайцем, затем, что только к старичкам, постепенно осознавая, что этот колокол колотит по каждому из нас.
Я сейчас пишу эти полуночные строки и он колотит и по мне тоже.
Хорошо писать хроники постфактум (а они обычно так и делались ведь, выжившими), когда всё закончилось и сердце успокоилось общепринятой моралью, однако, развитие средств связи и прочих технологий отныне позволяет плести паутину прямо из эпицентра, пока ещё, правда, не осознающего себя таким.
Видимо, это такой, что ли, лексически избыточный СОС?
И, раз уж зимы в Москве совсем не было, то объявить её окончание можно будет только когда эпидемия иссякнет?
Ещё сидючи в столице, написал самодовольно, что, мол, не все из нас дотянут до весны, поэтому теперь в голове у меня путаница из времён года и всяческих опасений, которыми мы роднимся внутри текущего момента, неожиданно проявляющего все свойства толщи.
У некоторых есть ощущение, что коронавирус - не столько про биологию, сколько про информацию, точнее, про их связь и мутацию.
Некоторым кажется, что главная защита от вируса - ничего не знать о пандэмии (ещё одно подчёркивание алым), ну, а иммунитет от заразы, соответственно, вырабатывать успокаивая собственную панику.
Не покупая гречку.
Не покупая гречку.
Не покупая гречку, которая стала продуктом-символом, каким раньше была колбаса.
Символ это серьёзно и говорит о сдвигах коллективного бессознательного.
В моём детстве на заборах писали одно трёхбуквенное слово, а теперь пишут совсем другое: с тех пор, как наступила свобода, души и тела наши отпустили на покаяние, первоочередными стали восприниматься вопросы социальной ранжированности.
Именно поэтому «хуй» (нет подчёркивания!!!) уступил место «лоху».
Тем более, что в условиях выживания секс интересует людей всё меньше и меньше, а самоощущение всё больше и больше.
Теперь ведь, в основном, не нарушают, но констатируют.
Вскрывают (правду) и доносят (истину) не нарушая, но констатируя, поскольку самоопределения всё сильнее и чаще переходят из реального мира в информационный.
В умозрительный.
Так как зима на Урале была снежной, то здесь она, всё же, была и теперь плавно, хотя и нехотя, переходит в весну - это даёт нам шанс на то, что в местах ненарушенного природного цикла коронавирусная (подчеркнул!) эпидемия пройдёт на спаде. Притушено.
Правда, как только стало известно о том, что вирус боится тепла, в Чердачинске начали резиной растягиваться заморозки.
Впрочем, с морозом и стужей из моего детства эти минусовые температуры не имеют ничего общего: чтобы осознать из чего возникают особенности парникового эффекта достаточно послушать любое выступление Кати Шульман, где она рассказывает про глобальный тренд уменьшения насилия и мира во всём мире.
Снежные массы просевших сугробов, вытягивающие из себя ручьи, превращают улицу в вид Земли сверху, точнее, в панораму из космоса непроходимых горных кряжей, систем невеликих озёр, состоящих из непрозрачной мути и грязи, которой сложно подобрать метафору и которая больше всего любит разъезжаться, оставляя следы на брюках.
Как только - так сразу.
Никогда такого не было и вот опять.
Вот: мартовская грязь на поселковых дорожках похожа на массы пересыхающего Мёртвого моря.
Ширится, растёт заболевание.
И только количество поселковых геотегов остаётся прежним - а если постоянно пользоваться Инстаграмом или же swarm, то это может стать важной информацией и даже характеристикой местной реальности.
Раннее небывалой.
Может быть, и косвенной, да ударной.
Удалой.
С геотегами вообще интересно: мало кто понимает, что они про сознательность населения, пассажиропотоки сторонних и про общую цивилизованность местных, проявляющуюся как в использовании гаджетов и социальных сетей, так и в возможностях к рефлексии, то есть, самоотстранению.
Чем важнее место, тем локальнее его обозначения - и наоборот: в Чердачинске есть такие места, по которым можно долго идти, пока геотег не сменится на соседский.
Кстати, в некоторых местах Сокола и Аэропорта я тоже замечал такие аномальные зоны информационной гомогенности.
Некоторые из них, между прочим, связаны с выходами на Ленинградку, где народа и транспорта всегда больше, чем хотелось бы.
Но Чердачинск-то и вовсе здесь пока не прорисован.
Практически не нанесён на карту.
Самую дробную картину реальности через геотеги я наблюдал в Венеции.
Наблюдал - значит, останавливался, сознательно делал замеры, анализировал.
Особеннейший частокол чекинов здесь, разумеется, наблюдается на площади Сан-Марко, где, если снимут карантин, можно будет обнаружить в своих программах детальную опись практически всех реалий.
И меня совсем не возбуждают виды пустой Венеции, хотя, конечно, это аттракцион особенной какой-то эксклюзивности, но, если на нынешние реалии смотреть, аттракцион этот максимально далёк от правды пост-травматической эпохи, где все максимально разложено по полочкам дефиниций.
На этих полочках Венеция давным-давно отвечает не только за романтику и каналы, но и за скученность толп, дающих возможность сгруппироваться на своем одиночестве в районах, сторонящихся муравьиных троп.
Наше время - эпоха видимых конфликтов и противопоставлений, а если что-то не поддаётся описанию - то мгновенно обзывается «гибридным».
Гибридное сейчас - серая зона неразличения и скотомизации; то, что невозможно пощупать и, оттого кажущееся вдвойне опасным.
Я тоже заметил (невозможно не заметить и Голливуд возглавляет этот всемирный заговор, направленный на тотальное понижение и упрощение) снижение заковыристости сюжетов и объяснений, прямую логику ярмарочных увеселений и площадных представлений даже и в областях, традиционно считавшихся убежищами сложности.
Скажем, в поэзии, в прозе, в музыке, перестающей быть музыкой и превращающейся в ритмизованный шум.
Впрочем, и ритм этой музыки теперь затухает.
Стремится раствориться в сумерках гибридности.
В невыразительности всеобщего самовыражения.
Вот ещё что важно (из ощущений): увеличилась проходимость текущих процессов.
Раньше мы тоже двигались (спасибо Пелевину за формулу) из ниоткуда в никуда, но со всеми остановками и задержками, позволяющими фиксировать изменения, останавливаться, делать замеры, изучать, но теперь всё течёт одномоментно и как бы в разные стороны.
Замечали?
Геотеги действуют по тому же принципу, что и титры в немом кино - об этом хорошо рассказано в «Видимом мире», одной из первых книг Михаила Ямпольского: семантическое облако титра накрывает всю протяжённость кино до тех пор пока его не отменит следующий титр.
Что-то похожее происходит и с геотегами и их задержками в смартфоне и, вероятно, дело здесь в девайсах, а не реальной карте, виртуально дублирующей ту или иную местность.
Одна локация отменяет другую, предыдущую.
Ветром её, что ли, надуло?
Раньше моя постоянная чердачинская локация была связана с магазином, возле которого мы живём (точнее, он, синенький, завёлся около нас) и несколько лет это был мой безальтернативный тэг.
Но теперь его стал теснить другой, проявляющий харизму и настойчивость не только возле нас, но и во всех прочих трещинах поселковой реальности.
Тэг этот, связанный с объектом, находящимся на окраине АМЗ, неожиданно вторгается в расписание среди топонимов и названий, которые логично возникают по месту прописки.
То есть, это какой-то весьма сильный тэг, почему-то вытесняющий все остальные.
Я ещё не разобрался отчего так происходит.
Это зависит от частотности его использования или же от «силы излучения»?
Ну, или же от общего геополитического расклада?
Дело в том, что это - «Областная специализированная психоневрологическая больница №1».
Дурка или психушка, если по-местному и на общечеловеческом.
Она настолько в стороне, что я не могу обнаружить её в ворохах своих снимков - вот только забор её и отыскался, да и то не сам по себе, но как фон для летнего дождя.
Дождю этому вот уже несколько лет, если что.
Дурка отрезана от АМЗ улицей Кузнецова, которой посёлок начинается.
«Областная специализированная психоневрологическая больница №1» заступает в городской бор, где и окапывается, среди деревьев смешанного леса, неизвестными науке средствами.
Раньше она подавала сигналы в виде центра психоневрологической экспертизы, куда со всего города ездили «справку получить».
Теперь, волшебная, нарядная Больничка пришла к нам под собственным именем, таким активным, что остальные тэги попрятались, уступая ей дорогу.
Точно вся слобода наша насквозь пронизана её незримыми излучениями.
Видимо, пришла пора заниматься изготовлением не только дискурсивных рам, но шапочек из фольги.
Критика погоды (1) или Корона самоизоляции. Дневник во время дождя: https://paslen.livejournal.com/2447137.html
Критика погоды (2). Коронавирус в роли искусства. Ворожба с помощью цитат из Шкловского и Агамбена: https://paslen.livejournal.com/2448098.html
Критика природы (3). Коронанарратив на пустом месте. Ворожба продолжается: https://paslen.livejournal.com/2449381.html
Критика погоды (4) и хроники послушания. Коронанарратив в действии и в бездействии: https://paslen.livejournal.com/2452084.html
Коронанарратив Улицы исцелимых или Критика погоды (5): тайные комнаты, иные голоса, чужие миры - https://paslen.livejournal.com/2453994.html
Коронарратив в развитии или критика погоды (6): Вынужденный простой или просто апрельский анахоресис? https://paslen.livejournal.com/2456952.html
Дивертисмент.Тропами изоизоляции. Пост-искусство быть свободным: https://paslen.livejournal.com/2457987.html
Коронанарратив или Критика погоды (7). История первых тюльпанов, сирени, больших и малых театров: https://paslen.livejournal.com/2465660.html
Критика погоды (8) Коронанарратив лета: Выживут только интроверты или Неуловимые формы разрушения: https://paslen.livejournal.com/2471125.html
Критика погоды (9). Коронанарратив эпохи конца пионов: https://paslen.livejournal.com/2473442.html
Ягоды начала ягодной поры. Теперь ждём цветочки. Юбилейный (10) коронанарратив и критика погоды: https://paslen.livejournal.com/2475160.html
Потому что зима в России - это снег, а без снега какой с зимы спрос?
Ну, то есть, коронавирус (слово это комп подчёркивает красным в последний раз, после чего я ввожу его в словарь) - это не первая странность этого года, а вторая.
Первая забавляла поначалу, а кого-то даже и радовала, ибо, во-первых, необычно же (хотя похожая зима случилась, кажется, в 2006-м, когда на Новый Год в Москве шёл дождь, а снег выпал только в январе, а тут снега не было вовсе, тот, что выпадал, тут же таял), хоть какое-то разнообразие, во-вторых, тепло.
Поначалу мало кто учитывал ломоносовский закон сохранения веществ и энергии, а также круговорота всего в природе, потому что если где-то убыль (снега), то где-то, значит, прибыль в беспросветности.
И точно: в декабре я сам не выдержал пасмурной хмури и сбежал на Урал, где обильные снегопады зарядили незадолго до моего приезда в самой что ни на есть середине месяца, и продолжались с завидной регулярностью до конца февраля включительно - просто, сидя в Москве, я вовремя догадался, что так, видимо, будет и дальше, а сил терпеть переменную облачность уже не хватало, нахлебался.
Зимнее тепло оно обоюдоострое.
Точнее, обоюдотупое, ватное: снега нет, трава пожухлая, а в небе тотальное отсутствие всего и такое перламутровое отсутствие всего может тянуться неделями.
А теперь оно, видимо, невидимо, по донесению знакомых и незнакомых, уже на месяцы пошло.
Так как сижу я в стороне и наблюдаю равнобедренный треугольник процессов как бы исключённый из поля зрения, вот и кажется мне, начинает казаться, что коронавирус, а, затем, и карантин, ставший не просто следствием болезни, но её зримым воплощением для тех, кто сам непосредственно с болезнью не сталкивался, выросли из морока этого самого московского бесснежья, точно не подморозило оно порции своей ежегодной заразы, как это обычно зимой водится.
Банальная такая причинно-следственная вязь.
Мне почему-то кажется, что и в Китае, традиционно плевавшим на экологическую повестку дна, с зимой тоже случились какие-то пробуксовки - что-то у них там слетело с катушек и начало вязнуть в простое, вырабатывая болезнетворные бактерии с помощью информационных сообщений в программах теленовостей, а на летучих мышей уже потом, постфактум, всю ответственность переложили, как на тварей безгласых и априори неприятственных.
Год-то високосный-то не только у нас, но и у них, несмотря на особенный календарь, тоже.
«И точно напророчила…»
Я прилетел на Южный Урал с кипой занудной работы и здесь, уже в аэропорту, меня окружили сугробы необычной для середины декабря величины и заброшенности.
Ближе к выходу из терминала снег ещё как-то чистили, но мы-то с отцом отошли подальше, так как господа встречающие оставляют свои автомобили теперь за территорией аэропорта, рачительной администрацией превращённого в дорогостоящую автостоянку.
Где я тут же, в свою московскую замшу, холодной жижи-то, трущейся о лодыжки, и поднабрал.
Ледышки о лодыжки.
Вот и другие пассажиры, только что прилетевшие из иных городов, протаптывали между сугробов узкие тропки - совсем как в «Московском дневнике» Вальтера Беньямина.
При том, что в аэропорту Баландино накануне открыли новый корпус прилёта, внутри которого ещё совсем пусто, гулко пахнет мокрым цементом (или, всё же, бетоном?), а в углу зала выдачи багажа, там, где транспортные ленты накручивают бесконечные круги с чужими чемоданами, воткнули бюст Игоря Васильевича Курчатова, похожий на памятник Николаю Кровавому.
Для идентификации физика пришлось подойти к бюсту и взглянуть на него в упор.
Курчатова я мог бы знать буквально через одни руки - мой дед Василий Арсеньевич возил Игоря Васильевича несколько лет, пока не был арестован, из-за чего название одной детской книги «Мой дедушка - памятник» звучит для меня буквализацией метафоры не только на кладбище Градского прииска.
Но это совсем уже шаг в сторону.
Просто я не знаю, как надо писать о современности текущем моменте.
И никто не знает.
Главное делать строчки короткими и между абзацев пускать воздушок, чтобы глаз не уставал от цифровой ряби не экране.
Поэтому я давно не вёл дневника как дневника - чтобы не прятать свою повседневность за рецензиями на книги типа «Изобретение повседневности».
Просто теперь, когда появился вирус, всё человечество подключилось к общей сюжетной рамке.
Все сюжеты устарели и мы теперь занимаемся кустарным изготовлением рам.
Внутри них любые материи автоматически складываются в наррации.
И я вижу, как многие коллеги в своих дневниках и блогах начинают заново изобретать хроникальные жанры.
Действительно ведь, общая беда, да, к тому же, имеющая протяжённость, мирволит сублимации сюжетонастроения.
Помимо прочего, это позволяет нам справиться со своим страхом или, хотя бы, растерянностью: не одно, так другое, сегодня или вчера, посещало каждого из нас.
Все боятся за себя или друг за друга, за родных, относящихся к повышенной зоне риска, куда теперь соотносят людей самых что ни на есть достойных и заслуженных.
СПИД тоже поначалу называли «раком для голубых», а в ситуации с коронавирусом (творительный падеж вновь обеспечил красное подчёркивание) человечество первоначально убеждало себя, что это болячка прилипает лишь к китайцем, затем, что только к старичкам, постепенно осознавая, что этот колокол колотит по каждому из нас.
Я сейчас пишу эти полуночные строки и он колотит и по мне тоже.
Хорошо писать хроники постфактум (а они обычно так и делались ведь, выжившими), когда всё закончилось и сердце успокоилось общепринятой моралью, однако, развитие средств связи и прочих технологий отныне позволяет плести паутину прямо из эпицентра, пока ещё, правда, не осознающего себя таким.
Видимо, это такой, что ли, лексически избыточный СОС?
И, раз уж зимы в Москве совсем не было, то объявить её окончание можно будет только когда эпидемия иссякнет?
Ещё сидючи в столице, написал самодовольно, что, мол, не все из нас дотянут до весны, поэтому теперь в голове у меня путаница из времён года и всяческих опасений, которыми мы роднимся внутри текущего момента, неожиданно проявляющего все свойства толщи.
У некоторых есть ощущение, что коронавирус - не столько про биологию, сколько про информацию, точнее, про их связь и мутацию.
Некоторым кажется, что главная защита от вируса - ничего не знать о пандэмии (ещё одно подчёркивание алым), ну, а иммунитет от заразы, соответственно, вырабатывать успокаивая собственную панику.
Не покупая гречку.
Не покупая гречку.
Не покупая гречку, которая стала продуктом-символом, каким раньше была колбаса.
Символ это серьёзно и говорит о сдвигах коллективного бессознательного.
В моём детстве на заборах писали одно трёхбуквенное слово, а теперь пишут совсем другое: с тех пор, как наступила свобода, души и тела наши отпустили на покаяние, первоочередными стали восприниматься вопросы социальной ранжированности.
Именно поэтому «хуй» (нет подчёркивания!!!) уступил место «лоху».
Тем более, что в условиях выживания секс интересует людей всё меньше и меньше, а самоощущение всё больше и больше.
Теперь ведь, в основном, не нарушают, но констатируют.
Вскрывают (правду) и доносят (истину) не нарушая, но констатируя, поскольку самоопределения всё сильнее и чаще переходят из реального мира в информационный.
В умозрительный.
Так как зима на Урале была снежной, то здесь она, всё же, была и теперь плавно, хотя и нехотя, переходит в весну - это даёт нам шанс на то, что в местах ненарушенного природного цикла коронавирусная (подчеркнул!) эпидемия пройдёт на спаде. Притушено.
Правда, как только стало известно о том, что вирус боится тепла, в Чердачинске начали резиной растягиваться заморозки.
Впрочем, с морозом и стужей из моего детства эти минусовые температуры не имеют ничего общего: чтобы осознать из чего возникают особенности парникового эффекта достаточно послушать любое выступление Кати Шульман, где она рассказывает про глобальный тренд уменьшения насилия и мира во всём мире.
Снежные массы просевших сугробов, вытягивающие из себя ручьи, превращают улицу в вид Земли сверху, точнее, в панораму из космоса непроходимых горных кряжей, систем невеликих озёр, состоящих из непрозрачной мути и грязи, которой сложно подобрать метафору и которая больше всего любит разъезжаться, оставляя следы на брюках.
Как только - так сразу.
Никогда такого не было и вот опять.
Вот: мартовская грязь на поселковых дорожках похожа на массы пересыхающего Мёртвого моря.
Ширится, растёт заболевание.
И только количество поселковых геотегов остаётся прежним - а если постоянно пользоваться Инстаграмом или же swarm, то это может стать важной информацией и даже характеристикой местной реальности.
Раннее небывалой.
Может быть, и косвенной, да ударной.
Удалой.
С геотегами вообще интересно: мало кто понимает, что они про сознательность населения, пассажиропотоки сторонних и про общую цивилизованность местных, проявляющуюся как в использовании гаджетов и социальных сетей, так и в возможностях к рефлексии, то есть, самоотстранению.
Чем важнее место, тем локальнее его обозначения - и наоборот: в Чердачинске есть такие места, по которым можно долго идти, пока геотег не сменится на соседский.
Кстати, в некоторых местах Сокола и Аэропорта я тоже замечал такие аномальные зоны информационной гомогенности.
Некоторые из них, между прочим, связаны с выходами на Ленинградку, где народа и транспорта всегда больше, чем хотелось бы.
Но Чердачинск-то и вовсе здесь пока не прорисован.
Практически не нанесён на карту.
Самую дробную картину реальности через геотеги я наблюдал в Венеции.
Наблюдал - значит, останавливался, сознательно делал замеры, анализировал.
Особеннейший частокол чекинов здесь, разумеется, наблюдается на площади Сан-Марко, где, если снимут карантин, можно будет обнаружить в своих программах детальную опись практически всех реалий.
И меня совсем не возбуждают виды пустой Венеции, хотя, конечно, это аттракцион особенной какой-то эксклюзивности, но, если на нынешние реалии смотреть, аттракцион этот максимально далёк от правды пост-травматической эпохи, где все максимально разложено по полочкам дефиниций.
На этих полочках Венеция давным-давно отвечает не только за романтику и каналы, но и за скученность толп, дающих возможность сгруппироваться на своем одиночестве в районах, сторонящихся муравьиных троп.
Наше время - эпоха видимых конфликтов и противопоставлений, а если что-то не поддаётся описанию - то мгновенно обзывается «гибридным».
Гибридное сейчас - серая зона неразличения и скотомизации; то, что невозможно пощупать и, оттого кажущееся вдвойне опасным.
Я тоже заметил (невозможно не заметить и Голливуд возглавляет этот всемирный заговор, направленный на тотальное понижение и упрощение) снижение заковыристости сюжетов и объяснений, прямую логику ярмарочных увеселений и площадных представлений даже и в областях, традиционно считавшихся убежищами сложности.
Скажем, в поэзии, в прозе, в музыке, перестающей быть музыкой и превращающейся в ритмизованный шум.
Впрочем, и ритм этой музыки теперь затухает.
Стремится раствориться в сумерках гибридности.
В невыразительности всеобщего самовыражения.
Вот ещё что важно (из ощущений): увеличилась проходимость текущих процессов.
Раньше мы тоже двигались (спасибо Пелевину за формулу) из ниоткуда в никуда, но со всеми остановками и задержками, позволяющими фиксировать изменения, останавливаться, делать замеры, изучать, но теперь всё течёт одномоментно и как бы в разные стороны.
Замечали?
Геотеги действуют по тому же принципу, что и титры в немом кино - об этом хорошо рассказано в «Видимом мире», одной из первых книг Михаила Ямпольского: семантическое облако титра накрывает всю протяжённость кино до тех пор пока его не отменит следующий титр.
Что-то похожее происходит и с геотегами и их задержками в смартфоне и, вероятно, дело здесь в девайсах, а не реальной карте, виртуально дублирующей ту или иную местность.
Одна локация отменяет другую, предыдущую.
Ветром её, что ли, надуло?
Раньше моя постоянная чердачинская локация была связана с магазином, возле которого мы живём (точнее, он, синенький, завёлся около нас) и несколько лет это был мой безальтернативный тэг.
Но теперь его стал теснить другой, проявляющий харизму и настойчивость не только возле нас, но и во всех прочих трещинах поселковой реальности.
Тэг этот, связанный с объектом, находящимся на окраине АМЗ, неожиданно вторгается в расписание среди топонимов и названий, которые логично возникают по месту прописки.
То есть, это какой-то весьма сильный тэг, почему-то вытесняющий все остальные.
Я ещё не разобрался отчего так происходит.
Это зависит от частотности его использования или же от «силы излучения»?
Ну, или же от общего геополитического расклада?
Дело в том, что это - «Областная специализированная психоневрологическая больница №1».
Дурка или психушка, если по-местному и на общечеловеческом.
Она настолько в стороне, что я не могу обнаружить её в ворохах своих снимков - вот только забор её и отыскался, да и то не сам по себе, но как фон для летнего дождя.
Дождю этому вот уже несколько лет, если что.
Дурка отрезана от АМЗ улицей Кузнецова, которой посёлок начинается.
«Областная специализированная психоневрологическая больница №1» заступает в городской бор, где и окапывается, среди деревьев смешанного леса, неизвестными науке средствами.
Раньше она подавала сигналы в виде центра психоневрологической экспертизы, куда со всего города ездили «справку получить».
Теперь, волшебная, нарядная Больничка пришла к нам под собственным именем, таким активным, что остальные тэги попрятались, уступая ей дорогу.
Точно вся слобода наша насквозь пронизана её незримыми излучениями.
Видимо, пришла пора заниматься изготовлением не только дискурсивных рам, но шапочек из фольги.
Критика погоды (1) или Корона самоизоляции. Дневник во время дождя: https://paslen.livejournal.com/2447137.html
Критика погоды (2). Коронавирус в роли искусства. Ворожба с помощью цитат из Шкловского и Агамбена: https://paslen.livejournal.com/2448098.html
Критика природы (3). Коронанарратив на пустом месте. Ворожба продолжается: https://paslen.livejournal.com/2449381.html
Критика погоды (4) и хроники послушания. Коронанарратив в действии и в бездействии: https://paslen.livejournal.com/2452084.html
Коронанарратив Улицы исцелимых или Критика погоды (5): тайные комнаты, иные голоса, чужие миры - https://paslen.livejournal.com/2453994.html
Коронарратив в развитии или критика погоды (6): Вынужденный простой или просто апрельский анахоресис? https://paslen.livejournal.com/2456952.html
Дивертисмент.Тропами изоизоляции. Пост-искусство быть свободным: https://paslen.livejournal.com/2457987.html
Коронанарратив или Критика погоды (7). История первых тюльпанов, сирени, больших и малых театров: https://paslen.livejournal.com/2465660.html
Критика погоды (8) Коронанарратив лета: Выживут только интроверты или Неуловимые формы разрушения: https://paslen.livejournal.com/2471125.html
Критика погоды (9). Коронанарратив эпохи конца пионов: https://paslen.livejournal.com/2473442.html
Ягоды начала ягодной поры. Теперь ждём цветочки. Юбилейный (10) коронанарратив и критика погоды: https://paslen.livejournal.com/2475160.html