Туман в сентябре. Чердачинский оммаж Джойс Теннесон
По странному стечению ассоциаций, вспомнил сегодня о фотографе Джойс Теннесон, искусство которой вдохновляло меня лет двадцать назад, на самой заре сетевой эры, ещё тогда, когда я сам не снимал, но считал, что если бы фотографировал сам, то делал бы что-то подобное Теннесон.
Меня тогда увлекали её женские портреты, бархатистые и будто бы немного акварельные, словно бы немного приплющенные (лишённые объёма и глубины), до того декадентские (хрупкие, ломкие, ориентальные), что практически лесбийские - я ведь тогда ещё не догадывался, что женское искусство стоит (должно стоять) на своих собственных основаниях - струящихся полутонов, более похожих даже на воздух, чем на воду...
...на воздух с привкусом органических соединений внутри: бледно-розовых, жёлтых (Теннесон обожает сепию и обрабатывает снимки так, чтобы они напоминали, ну, например, дагерротипы), голубых, лиловых и прочих, нестойких соединений...
Потом были серии с деревьями, выдержанными (вымоченными, законсервированными) в песчаном мороке, а также несколько альбомов со стариками, которые Вадик Темиров привез мне, подарками, из Америки, так как Теннесон мыслит книгами и выставками, по-американски серийно.
Это сейчас ей 74 и два месяца назад она получила какую-то премию, но старики и старухи, пеленаемые виражами и подсветками, скрывающими распад и тление, нравились ей, видимо, всегда - как процесс перехода живой природы в неживую и обратно (за два года видео о деревьях на её сайте посмотрело 12 человек, я был тринадцатым) - первые впечатления от женских фоточек были сугубо физиологическими: мне казалось, что они запечатлевают процесс таяния барбарисовых карамелей во рту.
Первые ассоциации с прерафаэлитами были неверными - чужеземным фотографам нельзя навязывать свой, то есть, внешний контекст, подобно вешним водам, они текут всегда из имманентности в имманентность, собирая по дороге органику местных влияний, и это почти закон: синтетический стиль Теннесон следует выводить из американского модернизма, скупого и жилистого, крайне прагматического и заходящего в метафизику совсем с другой стороны, нежели в Европе.
Но я уже давно понял, что подхватил вирус этой бархатистой расплывчатости строгих форм, обволакивающей ситуативную резкость, что и сам пытаюсь делать нечто подобное, из-за чего туманы переделывают ландшафты лучше всяческих фильтров, и как потребитель (всё в том же Инстаграме) ищу схожее дамское рукоделие с розоватым исподом.
Помню в своем советском детстве одну телевизионную (чёрно-белые, псевдосатирическую) сценку, в которой юмористы (Штепсель и Тарапунька? Карцев и Ильченко?), которые обсуждали, что женщины всё видят иначе, даже самые обычные цвета.
После этого (мы жили тогда в Уйске, то есть, мне было не больше пяти) я решил проверить достоверность того, что говорится в телевизоре, задав маме пару тестовых вопросов: это зелёный? А это синий? А это какой цвет?
Среди дальтоников, встреченных мною по жизни, впрочем, мужчин было больше, чем женщин, ну, или дамы не признавались в этой особости.
В прошлый раз я писал в ЖЖ о Джойс Теннесон 17 лет назад, предыдущий туман снисходил на посёлок накануне нового года: https://paslen.livejournal.com/126009.html
Туман это всегда благодать, с которой можно совпасть, Москва лишена туманов, а вот дома они ещё случаются - редко, но метко, будто какое-то уникальное отклонение от расчисленного расписания.
Редкое, но доступное, в которое ещё можно попасть, если приложить усилия: рано встать, выйти из дома и начать охотиться за взвесью, предполагающей смену погоды.
Мне не хотелось идти на улицу, было лениво, но я себя заставил и побежал на окраину слободы, покуда папа собирался на работу.
Возвращаясь из рощи с ногами, мокрыми от росы, я столкнулся с папой в дверях, он уже выходил из огорода.
Туман - случай сырья, позволяющего снимкам выглядеть обработанными, то есть, не сырьём и заготовкой, но уже готовым высказыванием, имеющим автора.
Поскольку снимки имеют дело с "правдой жизни", авторство их важнее, чем в живописи, где изначально понятно, что надо картиной трудился художник.
Музеи начинаются с экспликации: табличкам мы уделяем внимания больше (!), чем самим экспонатам - обычно мы доходим до них через разум, а не через чувства, это закон восприятия такой.
В фотографии важность закадровой информации возрастает многократно.
Так как снимок - это, если по Барту, послание без кода, то код автоматически (мы не умеем читать изображения без кода, чтение это и есть восприятие кода, языка, системы знаков) берётся зрителем из контекста.
Одни и те же облака, сфотографированные Хэмингуэем (почему им?) и его проводником, таким образом, будут иметь совершенно разное содержание, так как за снимком Хэмингуэя автоматически выстраивается весь бэкграунд им написанного и сделанного, все коннотации, с ним связанные в нашем сознании.
(Теперь мне кажется понятным, откуда в моих фотографических подборках берутся всёразрастающиеся сопроводительные тексты, что мне не нравится: вызванные сугубо техническими задачами отбивки в "верстке" поста в ЖЖ и в ФБ, где буквы предпочтительнее тэгов, они уже давно стали основой моего дневника, в которой впроброс проговаривается самое интересное)
А у Джойс Теннесон ещё и такое емкое, литературное имя!
Зная своё, изначально присущее мне как совку,рабство фонетики, я бы, суди себя со стороны, был бы уверен, что, в увлечении этим искусством, имя (этикетка) первичнее изображения, но, как показывает запись 2002 года, все было ровно наоборот.
Совсем как в тумане, где естественное освещение работает чётче и лучше любых фильтров.
Впрочем, играясь с самыми разными редакторами и фотографическими приблудами, я уже давно осознал, что самые лучшие цветовые и контрастные режимы - естественные и натуральные: ковыряешься в гаджетах, выставляешь индивидуальный эквалайзер, а потом вновь возвращаешься к норме.
В одном из старинных интервью Алексея Германа, опубликованном почему-то "Вопросами литературы", говорилось, что первые кадры "Хрусталев, машину" являются экранизацией и инсценировкой стихотворения Пастернака, я даже помню какого, хотя приводить его здесь не стану, чтобы не отвлекаться.
Герман объяснял, что пытался достичь на плёнке состояния рыхлости снега начала 50-х, подсказанное ему стихами...
Сны перенести на экран невозможно - ведь они слепок внутренней, до-языковой реальности, то самое сообщение без кода, что обретает смысл вторичной обработкой, а вот стихотворения можно, как раз, так как они и есть код в развитии, код в послании другому человеку.
(интересно, конечно, было бы посмотреть на стихи, не учитывающие читателя, но, кажется, я знаю много таких)
Самый интересный вопрос тут - что же лежит в основе сна, который моделируется фотографом на своих снимках - вот как, например, в этой подборке, исполненной с помощью тумана?
Меня не оставляет ощущение возвращения (желания вернуться) к какой-то первосути, лежащей в основе конкретных поисков.
Когда, преодолев лень, я отправился ловить моргану, внутри которой рассеивались и вновь заваривались осенние цвета и цветы, что, на самом деле, я ловил и что ловилось?
Какое стихотворение, учитывая повышенную семиотическую емкость имени и фамилии Джойс Теннесон?
Не дает ответа и никогда не даст, поскольку результат - это всегда что-то третье.
Скажу только, не раскрывая конкретики, что желтый дом (здание, ставшее жОлтым только этим летом) занимало в моей детской мифологии важнейшее место.
Хотя я никогда не был внутри этой школы...
...потому, может, и не был.
