Осень на Северке (Северозападной систерии Чердачинска, входящей в Курчатовский район - самый последний из районов, организованных в городе-миллионнике, важном промышленном, научном и культурном центре, самом, выходит, молодом и до конца не сложившемся) началась раньше, чем во всём остальном городе,
потому что мы приехали сюда с Даней за прошлым, а оно, как всегда, опережающе осеннее, так как, в том числе, связано и с реалиями школы и школьного гола.
Видимо, важно собственные натуральные воспоминания об этом периоде (1978 - 1996) заменить сконструированными, появившимися уже постфактум - в этой, "самой последней" жизни самых последних моих лет - и точно, первые поездки сюда в жанре хаджа и впитывания (или выпытывания) воспоминаний начались после 2012-го года, связанного у меня с параличом лицевого нерва (то есть, формообразующей травмой), когда впервые забрезжила необходимость описать эти места в ностальгическом романе.
Такой роман (
"Красная точка"), впрочем, является не целью, но средством успокоения магмы воспоминаний, которые перевозбудились после лицевой травмы и не давали покоя (об этом
мой рассказ "Пока все дома").
С одной стороны, травма закрывала один, до-травматичный период моей сознательной жизни, но, с другой, открывала новый, нуждающийся в новой физике и правилах самоощущения.
Старые правила перестали работать, точнее, волновать, вместо этого, в сны ринулись нарочничные воспоминания, каждый раз оставляя полдневное недоумение: что это было?
Общий страх смерти, выражающийся в страхе взросления-мужания, наступления близящейся старости?
Обычная тоска по детству как золотому веку безмятежности, обходившейся без потерь?
Столкновение с невозможностью, вставшей в полный рост после переезда отсюда, когда возвращение в обычную жизнь, вполне видимую глазу (буквально ведь стоит только руку протянуть) оказывается нереальным, при том, что доступным и даже зримым - как и все, что связано у нас с насовсем ушедшим, но оставившим следы, с которым нужно ещё научиться работать.
Или это следствие травмы более общего (внешнего) порядка, завязанной на смену общественной формации, что, конечно, возможно, но тогда возникает другой вопрос: почему советчина связана именно с этим местом, а не каким-нибудь другим (АМЗ, Российская, Сокол)?
Или же это аллергические реакции, связанные с присутствием в моей тогдашней жизни конкретных людей (имена опустим)?
Или же наваждение действительно связано было с написанием "Красной точки", потому что после её редактуры сны о Куйбышева начали меня оставлять, становится реже, бледнеть?
С другой стороны, может быть, бледность снов и есть результат свмолечения и работы со сладами, оставленными другими?
Я ведь этого так и не знаю - сие тайна великая: любой из вариантов перебора может выскочить истинным и поменять карту буден, так как все они сопряжены с разными тактическими ухищрениями.
Тайна это ведь и есть наш интерес и наша вовлечённость в процесс.
То есть, можно сказать, что тайна не существует объективно в реальности, но рисуется, возникает каждый раз в глазах, когда человек спотыкается о свою заинтересованность, не имеющую разрешения и нуждающуюся в решении.
Мне кажется, что Северок постепенно скотомизируется, отползая "в тень".
Место его зияет, ибо свободно и ничем заполнено быть не может, но, тем не менее, уходит не фактура, но сама тема - то, что циркулировало в кафкианских коммуникациях процесса (или же телесного замка).
То есть, уходит клаустрофобия, выраженная в материальных фигурах, точнее, намек на неё, понимаемый как клаустрофобичность, поскольку имеет место ограничение территории внутри разомкнутой и незафиксированной ничем структуры.
Буквы, кстати, и есть попытка зафиксировать, пришпилить - дабы не расползалась бензиновым пятном, не портило экологию.
Значит, оно не снимается под воздействием "творчества", как хотелось бы верить, но уходит само, отработав какие-то, нужные себе, периоды.
Возможно, это и есть переход оттуда в сюда, исполненный по всем бюрократическим правилам экзистенции, которой важно не только осуществляться, но и, каждый раз, закрепляться в пазах, чтобы уже точно ни-ни...
...ни туда, ни сюда, но только след в след, как и положено в здоровой самоидентификации.
Прошлое закрывается и у него для этого выработаны свои процедуры.
Я не лунатик, я ногами сплю.
Следим за ногами и они сами приведут туда, в то место (в моем детстве его называли "коробкой") где люди не умирают, поскольку стираются из памяти раньше, чем реально уходят.
Они просто как бы растворяются в воздухе прошлого без следа.
Вот как мотыльки и фотопомехи.