"Давид Бурлюк. Слово мне". Выставка в московском Музее русского импрессионизма
Всеволод Матвеевич Володарский, заведовавший искусством Серебряного века в брежневской ГТГ, рассказывал мне, что когда Давид Бурлюк приехал в СССР (кажется, в 1965-м), ему из запасников вытащили его ранние картины.
Он демонстративно сел к ним спиной, выказывая всяческое неуважение и предлагал обменять каждый холст из «начальной поры» на три работы зрелого периода.
Сам художник проводил границу своей творческой жизни - до и после начала выпуска в Америке журнала «Цвет и рифма», о котором я впервые узнал из «Краткой литературной энциклопедии», задал вопрос Володарскому, вот он и погрузился в воспоминания.
Нынешняя выставка в Музее русского импрессионизма как раз и сохраняет авторскую пропорцию - три к одному, холстов боевой футуристической молодости, столь красочно описанной Бенедиктом Лифшицем в «Полутороглазом стрельце», здесь набралось всего на один зал.
Воспоминания о футуристах крутятся вокруг 1913-го года, когда у группы молодых людей огневого темперамента в груди внезапно вспыхнул костёр экспериментаторства, очень быстро сошедший на нет - на прогореть русскому футуризму (особенно художественному) хватило года полтора-два.
В поэзии инерционный путь будетлянства продлился дольше - ему удалось зацепить Маяковского, которого, как известно, Сталин назначал первым советским поэтом, из-за чего футуризм кочевал из хрестоматии в хрестоматию «декадентских течений конца XIX - начала ХХ века», украшал собой маргиналии юбилейных выставок, изучался в университетах, хотя уже тогда казался скучным и музейно «пыльным».
Но, да, продолжал влиять и излучаться, проникая в полуподпольную культуру через живых носителей, вроде Кручёных…
Большую часть нынешней экспозиции занимают зрелые и поздние работы: поездка в СССР была частью его многочисленных путешествий (Надежда Гутова недавно выпустила их с женой травелог по следам кочевий Ван Гога), кроме Советского Союза Бурлюки посетили массу экзотических стран, из-за чего самый обширный зал выставки занимают совсем уже неочевидные «путевые наблюдения», застрявшие между импрессионизмом и экспрессионизмом.
Работ боевой молодости здесь меньше и они напрочь лишены эмблематичности - запоминающихся решений и сюжетов, из-за чего бурлюковский футуризм кажется весьма преувеличенным, а его достижения случайными.
Будто бы всё это - разрозненные свидетельства подготовки к чему-то важному и даже судьбоносному, что, в конечном счёте, так и не произошло.
И уже неважно по естественным причинам или революция помешала - в заключительном зале мы же видим холсты, которые Бурлюк делал в полной свободе, но они не то, чтоб завораживают: там, помимо прочего, тоже висят авторские повторения ранних композиций, ну, и всяческая пастозная «пряная экзотика», напоминающая застиранные обои.
Выставка в МРИ продлится до конца января, но пафос её лично мне не очень понятен.
То есть, конечно, хорошо, что пошукали по музеям и частным собраниям и красиво оформили архивное, по сути, высказывание, но кому это может быть реально интересно, кроме специалистов?
Хотя, конечно, в Москве живёт и работает искусствоведов больше, чем во всей остальной стране.
Вероятно, выставка для них.
