"Декамерон" Боккаччо: проклятые тосканцы и все-все-все
Геометрически правильную и предсказуемую архитектуру десятиднева хочется, в соответствии с ренессансными принципами зодчества, назвать горизонтальной (в противовес вертикальной готической), то есть соразмерной человеку.
Главное свойство «Декамерона» - его человеколюбивая предсказуемость: всё кончается хорошо не только практически в каждой из ста вставных новелл, но и вся эта история из обрамления - с десятью людьми (семь дам и трое юношей), укрывшимися от чумы в загородном флорентийском поместье.
В последующих эпохах подобный расчёт назовут вскрытием и доминантой (доминированием) приёма, достигшим абсолюта у литераторов типа Итало Кальвино и Раймона Кено, словно бы выросших внутри пропповских штудий волшебной сказки с её навсегда окостенелым, негибким костяком, когда идея или концепт оказываются важнее осуществления.
Это когда заявленные однажды приёмы и элементы неукоснительно повторяются, предлагая уже даже не темы, но сплошные вариации (да-да, подобные формальные избытки были также модны в барокко и у Стерна, но пока своего достигли именно в модернизме, предчувствующем минимализм так же, как Возрождение предчувствовало барокко).
И если сказано - десять новелл на одну и ту же тему каждый день десять суток кряду, то, значит, рассказчики будут чередоваться, но изначальной схемы, в которую вложено одно демонстративное исключение (правда, тоже ежедневно повторяющееся - одному из рассказчиков, «самому занятному и весёлому» Дионео, позволены новеллы вне заданной тематики дня, что сразу же становится обязательным правилом), нам уже не избежать.
Книга движется как троллейбус по заранее заданному маршруту - со всеми запланированными остановками, притормаживая (захотелось написать «спешиваясь») и открывая двери даже в совершенно безлюдной местности.
Для людей, уставших от первозданного хаоса, неделимого на части и частности, главной доблестью оказывается возможность предугадать чем же успокоится сердце.
Именно поэтому одним из важнейших свойств ренессансной поэтики (как и много чего прочего в литре последующих эпох) оказываются либретто каждой из глав, вынесенных в заголовочный комплекс.
«Монна Нонна де Пульчи, благодаря своей находчивости, обрывает епископа Флорентийского, позволившего себе более чем неуместную шутку»
«Король Кипра, задетый за живое некоей гасконкой, из бесхребетного превращается в решительного»
На этом принципе “предварительного знания”, кажется, весь современный книготорговый и кинематографический маркетинг построены, не говоря уже об особенностях восприятия классических пьес, поставленных в современном театре.
Все знают чем закончится история Дидоны или Электры, не говоря уже о Гамлете или Раневской, но менее интересно от этого зрителям не становится - когда сюжет известен заранее внимание переключается на нюансы и оттенки интерпретации.
Думаю, что обязательно есть исследования, раскладывающие источники «Декамерона» и составляющие, подпитывавшие Боккаччо, так как очевидно, что новеллы свои он не сочинял, но складывал уже из готовых блоков - слишком уж они архетипичны и схематичны в хорошем смысле этого слова, потому что воспринимаются помимо формальных ограничений.
Боккаччо новеллы не сочинял, но очевидно, что «отбирал» и обрабатывал, опираясь на самые «методологически корректные, нужные ему для иллюстрации определённых задач.
И это немедленно сказывается на ураганной скорости чтения, тем более, что, против воспоминаний университетских времён, отдельные рассказы сборника редко оказываются длиннее пары страниц (и, кстати, эротических похождений похотливых жён и монахов, прячущихся в бочках и в склепах, против воспоминаний студенческой эпохи, в книге оказывается тоже не так много) и проглатываются почти мгновенно - сборник в 700 убористых страниц я прочитал меньше, чем за неделю, не понадобилось даже десяти запланированных дней.
Параллельно я читал небольшой сборник рассказов Юрия Мамлеева с короткими текстами и гораздо меньшего объёма, но увязал в них как в весенней распутице, хотя, казалось бы нелинейные и совершенно непредсказуемые «мистические случаи» должны проглатываться на одном дыхании. Ан нет…
…при том, что архаичность формы выпирает только в пространных монологах, которые любят произносить не только рассказчики, но и их персонажи в моменты, которые можно свести к одной-двум фразам, тогда как география «Декамерона» практически современная.
Персонажи новелл ездят, если нужно в Париж или в Лондон, в Афины и на Кипр, хотя, конечно же, чаще всего в Геную или в Милан.
Так как параллельно я пишу итальянский травелог, то особое внимание обращаю на характеристики городов, которые регулярно возникают в начале многих новелл.
Понятно, что действие каждой четвёртой, примерно, новеллы происходит в Флоренции, «городе, где царят обман, а не любовь и верность», или её округе, однако, не забывают рассказчики и другие города, как на севере, так и на юге полуострова, будто бы невзначай демонстрируя складывание будущей итальянской культурной общности.
« Проклятые тосканцы» постоянно куда-то едут или же вступают в отношения с жителями других городов-стран-городов, из-за чего «Декамерон» оказывается чуть ли не манифестацией и фонтаном «дружбы народов», в которой, впрочем, существуют свои странности и особенности, а также репутационные специализации в духе "Энциклопедии китайского императора", описанной Борхесом.
Если верить рассказчикам, то самый весёлый город в Италии - это Неаполь (3/6);
Венеция - гнездилище всякой скверны (4/2);
Пизанки увертливостью своей не уступают ящерицам (2/10);
Рим, который когда-то был главой целого мира, теперь являет его хвост (5/3);
Самые богатые и деловые купцы проживают в Генуе;
Самые мягкосердечные и великодушные женщины проживают в Болонье (7/7);
Тогда как в Палермо проживают женщины обольстительной наружности, но отнюдь не честного поведения (8/10), ну и т.д.
Горизонтальность строения складывается из-за характеров рассказчиков, переходящих из дня в день, за этим развитием тоже, оказывается, можно следить.
Героев, спрятавшихся от чумы (пролог живописует жуткие картины в стиле исторических хроник без какого бы то ни было снятия жути, необходимой для контраста ко всей дальнейшей благости) связывают какие-то отношения, тоже остающиеся за кадром.
Ренессансный реализм складывает свои условности из крупнозернистых схем и того, что подподает под «луч пристального внимания», вне которого ничего, никакого объёма или контекста не существует.
Да, есть самые разные земли и города, но слушатели всё ещё реагируют на мораль каждой новеллы одинаково и чуть ли не хором - совершенно типовыми эмоциями; на фресках треченто таких персонажей изображают в профиль по бокам от основного места действия.
Упорядочивание хаоса и первичная специализация с раскладыванием по полочкам всего, что только можно лишь начинается: в сеть писательского понимания попадают лишь самые крупные «камни».
Описание мелочи, вроде отдельно стоящих человеков - дело далёкого будущего.
Из книги А. Н. Веселовского "Боккаччо, его среда и сверстники":
http://az.lib.ru/w/weselowskij_a_n/text_1915_00_bokk.shtml
http://az.lib.ru/w/weselowskij_a_n/text_1915_06_bokk.shtml
Главное свойство «Декамерона» - его человеколюбивая предсказуемость: всё кончается хорошо не только практически в каждой из ста вставных новелл, но и вся эта история из обрамления - с десятью людьми (семь дам и трое юношей), укрывшимися от чумы в загородном флорентийском поместье.
В последующих эпохах подобный расчёт назовут вскрытием и доминантой (доминированием) приёма, достигшим абсолюта у литераторов типа Итало Кальвино и Раймона Кено, словно бы выросших внутри пропповских штудий волшебной сказки с её навсегда окостенелым, негибким костяком, когда идея или концепт оказываются важнее осуществления.
Это когда заявленные однажды приёмы и элементы неукоснительно повторяются, предлагая уже даже не темы, но сплошные вариации (да-да, подобные формальные избытки были также модны в барокко и у Стерна, но пока своего достигли именно в модернизме, предчувствующем минимализм так же, как Возрождение предчувствовало барокко).
И если сказано - десять новелл на одну и ту же тему каждый день десять суток кряду, то, значит, рассказчики будут чередоваться, но изначальной схемы, в которую вложено одно демонстративное исключение (правда, тоже ежедневно повторяющееся - одному из рассказчиков, «самому занятному и весёлому» Дионео, позволены новеллы вне заданной тематики дня, что сразу же становится обязательным правилом), нам уже не избежать.
Книга движется как троллейбус по заранее заданному маршруту - со всеми запланированными остановками, притормаживая (захотелось написать «спешиваясь») и открывая двери даже в совершенно безлюдной местности.
Для людей, уставших от первозданного хаоса, неделимого на части и частности, главной доблестью оказывается возможность предугадать чем же успокоится сердце.
Именно поэтому одним из важнейших свойств ренессансной поэтики (как и много чего прочего в литре последующих эпох) оказываются либретто каждой из глав, вынесенных в заголовочный комплекс.
«Монна Нонна де Пульчи, благодаря своей находчивости, обрывает епископа Флорентийского, позволившего себе более чем неуместную шутку»
«Король Кипра, задетый за живое некоей гасконкой, из бесхребетного превращается в решительного»
На этом принципе “предварительного знания”, кажется, весь современный книготорговый и кинематографический маркетинг построены, не говоря уже об особенностях восприятия классических пьес, поставленных в современном театре.
Все знают чем закончится история Дидоны или Электры, не говоря уже о Гамлете или Раневской, но менее интересно от этого зрителям не становится - когда сюжет известен заранее внимание переключается на нюансы и оттенки интерпретации.
Думаю, что обязательно есть исследования, раскладывающие источники «Декамерона» и составляющие, подпитывавшие Боккаччо, так как очевидно, что новеллы свои он не сочинял, но складывал уже из готовых блоков - слишком уж они архетипичны и схематичны в хорошем смысле этого слова, потому что воспринимаются помимо формальных ограничений.
Боккаччо новеллы не сочинял, но очевидно, что «отбирал» и обрабатывал, опираясь на самые «методологически корректные, нужные ему для иллюстрации определённых задач.
И это немедленно сказывается на ураганной скорости чтения, тем более, что, против воспоминаний университетских времён, отдельные рассказы сборника редко оказываются длиннее пары страниц (и, кстати, эротических похождений похотливых жён и монахов, прячущихся в бочках и в склепах, против воспоминаний студенческой эпохи, в книге оказывается тоже не так много) и проглатываются почти мгновенно - сборник в 700 убористых страниц я прочитал меньше, чем за неделю, не понадобилось даже десяти запланированных дней.
Параллельно я читал небольшой сборник рассказов Юрия Мамлеева с короткими текстами и гораздо меньшего объёма, но увязал в них как в весенней распутице, хотя, казалось бы нелинейные и совершенно непредсказуемые «мистические случаи» должны проглатываться на одном дыхании. Ан нет…
…при том, что архаичность формы выпирает только в пространных монологах, которые любят произносить не только рассказчики, но и их персонажи в моменты, которые можно свести к одной-двум фразам, тогда как география «Декамерона» практически современная.
Персонажи новелл ездят, если нужно в Париж или в Лондон, в Афины и на Кипр, хотя, конечно же, чаще всего в Геную или в Милан.
Так как параллельно я пишу итальянский травелог, то особое внимание обращаю на характеристики городов, которые регулярно возникают в начале многих новелл.
Понятно, что действие каждой четвёртой, примерно, новеллы происходит в Флоренции, «городе, где царят обман, а не любовь и верность», или её округе, однако, не забывают рассказчики и другие города, как на севере, так и на юге полуострова, будто бы невзначай демонстрируя складывание будущей итальянской культурной общности.
« Проклятые тосканцы» постоянно куда-то едут или же вступают в отношения с жителями других городов-стран-городов, из-за чего «Декамерон» оказывается чуть ли не манифестацией и фонтаном «дружбы народов», в которой, впрочем, существуют свои странности и особенности, а также репутационные специализации в духе "Энциклопедии китайского императора", описанной Борхесом.
Если верить рассказчикам, то самый весёлый город в Италии - это Неаполь (3/6);
Венеция - гнездилище всякой скверны (4/2);
Пизанки увертливостью своей не уступают ящерицам (2/10);
Рим, который когда-то был главой целого мира, теперь являет его хвост (5/3);
Самые богатые и деловые купцы проживают в Генуе;
Самые мягкосердечные и великодушные женщины проживают в Болонье (7/7);
Тогда как в Палермо проживают женщины обольстительной наружности, но отнюдь не честного поведения (8/10), ну и т.д.
Горизонтальность строения складывается из-за характеров рассказчиков, переходящих из дня в день, за этим развитием тоже, оказывается, можно следить.
Героев, спрятавшихся от чумы (пролог живописует жуткие картины в стиле исторических хроник без какого бы то ни было снятия жути, необходимой для контраста ко всей дальнейшей благости) связывают какие-то отношения, тоже остающиеся за кадром.
Ренессансный реализм складывает свои условности из крупнозернистых схем и того, что подподает под «луч пристального внимания», вне которого ничего, никакого объёма или контекста не существует.
Да, есть самые разные земли и города, но слушатели всё ещё реагируют на мораль каждой новеллы одинаково и чуть ли не хором - совершенно типовыми эмоциями; на фресках треченто таких персонажей изображают в профиль по бокам от основного места действия.
Упорядочивание хаоса и первичная специализация с раскладыванием по полочкам всего, что только можно лишь начинается: в сеть писательского понимания попадают лишь самые крупные «камни».
Описание мелочи, вроде отдельно стоящих человеков - дело далёкого будущего.
Из книги А. Н. Веселовского "Боккаччо, его среда и сверстники":
http://az.lib.ru/w/weselowskij_a_n/text_1915_00_bokk.shtml
http://az.lib.ru/w/weselowskij_a_n/text_1915_06_bokk.shtml