Роман Джейн Остин "Доводы рассудка" в переводе Елены Суриц
Условное викторианство (как ментальная, а не как историческая эпоха) интересно тотальной прописанностью ролей и сценариев, внутри которых каждый знает что такое хорошо и как следует поступать благородному (или не благородному) человеку.
Знаменитые «диккенсовские типы» (точно также, как нравы японского средневекового двора у Сей-Сенагон или же версальские нравы эпохи правления Людовика XIV, описанные Сен-Симоном) именно из этого семиотического террора и возникли.
Чёткая и строгая иерархия, транслируемая сверху вниз призвана оберегать статус и нивелировать бытовые неловкости на всех уровнях сразу - джентльмен никому не сделает плохо, так как слишком уважает самого себя.
Века такой дрессировки и постоянного уточнения (детализации) ритуала и его производных приводят к запредельно повышенной степени социального (а потом уже и личного) трепета, порождающего толпы чудаков и фриков, декадентов и денди.
Остин - это и есть самый разгар подобной поведенческой стабильности, застывшей на десятилетия со стеклянным оскалом, когда до разложения структуры ещё совсем далеко.
Английские чопорность и невозмутимость - одна из важнейших тем Э. М. Форстера, особенно наглядные по контрасту с нравами на материковой части Европы, куда многочисленные паломники устремляются за изучением и созерцанием произведений искусства.
Героиня фильма «Комната с видом», снятая по мотивам одноимённого его романа, написанного по следам флорентийской части Гран-Тура прямо говорит, что итальянцы - дикари (разумеется, в сравнении с островитянами, имеющими более высокий цивилизационный уровень), непонятно почему обладающие несчетными сокровищами культуры и искусства.
Тотальная иерархия и строгость правил на все случаи жизни (романы Остин же, помимо прочего, можно вполне использовать как учебник хороших манер) сильно сужает интеллектуальные горизонты интересантов, каждый из которых должен сидеть и сидит на своём шестке и принципиально не смотрит по сторонам.
Поэтому и становится странным почему именно на итальянцев внезапно свалились такие музейные сокровища…
Герои Остин (данные в своей естественной среде обитания, уже без возможности сравнения с другими европейскими народами) будут всегда устроены проще и схематичнее, чем её современные читатели, живущие среди порушенных иерархий и семиотических систем.
Кроме этого ведь есть ещё и вполне закономерное превосходство живых людей над мёртвыми узниками закончившихся эпох, а так же типическое высокомерие более поздно живущих, которые пришли позже и, тем самым, как бы более оснащёнными.
Тем более, если развитие цивилизации воспринимается (как это ещё до недавнего времени было) как история постоянно нарастающего (читай: линейного) прогресса и постоянной эмансипации.
Плюс, конечно, совсем другие жизненные (ну, и, соответственно, нарративные) скорости, не говоря уже об эстетических особенностях (как строения самой прозы, так и кроя кринолинов у её персонажей), подернутых патиной и автоматически выглядящих тускло, но благородно.
Я всё пытаюсь понять из-за чего романы Остин ( как и до этого романы сестёр Бронте, например) вызывают у меня ощущение повышенной комфортности - словно бы погружаешься в тёплую ароматическую ванну или же укрываешься от всего прочего мира в уютном купе, обитом бархатом.
Кажется, нет ничего более противоположного нашему политизированному и обездоленному (задёрганному) мироощущению людей низкого происхождения без покоя и корней (а также старых денег и антиквариата), чем атмосфера личных переживаний молодой, но рано подурневшей девушки из обедневшего аристократического рода, чей отец, тем не менее, не утратил ни чванства, свойственного богатею, ни привычек тратить больше, чем имеешь…
…тем не менее, книги от Остин воздействуют на меня совершенно терапевтически, словно бы заражая уверенностью, что всё будет хорошо не только в тексте, но и в реальности тоже - разум восторжествует, а порок (даже весьма изощрённый и замаскированный) будет наказан.
Есть, разумеется, и чёткое ощущение архетипа, который гарантирует счастливый финал, из-за чего чтение оказывается ещё и совершенно безопасным - хеппи-энд, сквозь строки, начинает маячить уже с самых первых строк.
Особенно когда хотя бы немного знаешь авторскую биографию (старая дева, никогда не бывшая замужем) и понимание того, что сочинение любовной истории со счастливым исходом в семейную жизнь - активное многодневное греженье, наиболее действенный способ сублимации и умозрительное, хотя бы, достижение несбыточного.
Особенно ярко такой механизм проявляется перед лицом горя, болезни и приближающейся смерти - что максимально выпукло сработало, например, в «Грозовом перевале» Эмили Бронте, являющемся вполне понятной хроникой скоротечного умирания.
«Доводы рассудка», как ещё одна история дурнушки, выбирающей между очень хорошим мужчиной и очень плохим, но замаскированным под хорошего, впрочем, тоже писались человеком, уходящим из жизни - X и XI главы этого романа оказываются последним, что написала Остин в своей жизни.
Книга вышла уже после смерти писательницы, с названием, данным ему публикатором. Сама Остин хотела озаглавить свою последнюю книгу «Эллиоты» - по фамилии семейства Энн, главной героини, а также фамилии её кузена, который, во-первых, должен наследовать её родовое поместье (у отца Энн нет сыновей, только три дочки), а, во-вторых, сватается к Энн, тайно влюблённой в морского капитана Уэнтоуорта.
Этот Уэнтоуорт уже сватался к Энн восемь лет назад, но был отвергнут её родственниками, как незнатный бедняк, но с тех пор капитан разбогател и стал Энн ровней…
…то есть, изначально Остин задавала своей книге несколько иную конфигурацию - в центре её была не «проблема» («разум и чувства», « любовь и дружба»), но описание нравов внутри круга людей стандартизованных и не выделяющихся даже фамилией.
Словосочетание «доводы рассудка» встречаются в романе всего один раз, предлагая, кстати, жить чувствами и исключениями из правил, то есть, мотивациями будто бы противоположными викторианскому здравомыслию, которое между любовью и выгодой требует выбирать брак по расчёту.
Для такого решения нужно рисковать и выходить из зоны комфорта, то есть, переставать быть рафинированным джентльменом и подвергать себя опасности - в «Гордости и предубеждении» сестра главной героини сбегает из родного города с заезжим любовником, навсегда испортив жизнь не только себе, но и всему своему роду.
Героини Форстера тоже пытаются жить чувствами, вопреки существующим правилам; главных героев «Куда боятся ступить ангелы» это желанье приводит к трагедии.
Книги Остин, заставшие эпоху между сентиментализмом и романтизмом, маленький шаг в сторону личных свобод и внутренней раскованности.
Ещё совсем недавно казалось, что это единственно правильный, единственно возможный тренд развития европейской цивилизации, но уже сегодня никто не может быть уверен в этом на все сто.
"Гордость и предубеждение" Джейн Остин в переводе И. С. Маршак: https://paslen.livejournal.com/2201798.html
"Нортенгерское аббатство" Джейн Остин в переводе И. С. Маршак: https://paslen.livejournal.com/2195820.html
"Мэнсфилд-парк" Джейн Остин в переводе Раисы Облонской:http://paslen.livejournal.com/2150653.html
"Любовь и дружба", сборник "эпистолярных" новелл Джейн Остин: http://paslen.livejournal.com/2158162.html
"Грозовой перевал" Эмилии Бронте в переводе Надежды Вольпин: http://paslen.livejournal.com/2142335.html
"Шерли" Шарлотты Бронте в переводе И. Грушецкой и Ф. Мендельсона: http://paslen.livejournal.com/2184097.html
"Учитель" Шарлотты Бронте в переводе Наталии Флейшман: http://paslen.livejournal.com/2162418.html
Знаменитые «диккенсовские типы» (точно также, как нравы японского средневекового двора у Сей-Сенагон или же версальские нравы эпохи правления Людовика XIV, описанные Сен-Симоном) именно из этого семиотического террора и возникли.
Чёткая и строгая иерархия, транслируемая сверху вниз призвана оберегать статус и нивелировать бытовые неловкости на всех уровнях сразу - джентльмен никому не сделает плохо, так как слишком уважает самого себя.
Века такой дрессировки и постоянного уточнения (детализации) ритуала и его производных приводят к запредельно повышенной степени социального (а потом уже и личного) трепета, порождающего толпы чудаков и фриков, декадентов и денди.
Остин - это и есть самый разгар подобной поведенческой стабильности, застывшей на десятилетия со стеклянным оскалом, когда до разложения структуры ещё совсем далеко.
Английские чопорность и невозмутимость - одна из важнейших тем Э. М. Форстера, особенно наглядные по контрасту с нравами на материковой части Европы, куда многочисленные паломники устремляются за изучением и созерцанием произведений искусства.
Героиня фильма «Комната с видом», снятая по мотивам одноимённого его романа, написанного по следам флорентийской части Гран-Тура прямо говорит, что итальянцы - дикари (разумеется, в сравнении с островитянами, имеющими более высокий цивилизационный уровень), непонятно почему обладающие несчетными сокровищами культуры и искусства.
Тотальная иерархия и строгость правил на все случаи жизни (романы Остин же, помимо прочего, можно вполне использовать как учебник хороших манер) сильно сужает интеллектуальные горизонты интересантов, каждый из которых должен сидеть и сидит на своём шестке и принципиально не смотрит по сторонам.
Поэтому и становится странным почему именно на итальянцев внезапно свалились такие музейные сокровища…
Герои Остин (данные в своей естественной среде обитания, уже без возможности сравнения с другими европейскими народами) будут всегда устроены проще и схематичнее, чем её современные читатели, живущие среди порушенных иерархий и семиотических систем.
Кроме этого ведь есть ещё и вполне закономерное превосходство живых людей над мёртвыми узниками закончившихся эпох, а так же типическое высокомерие более поздно живущих, которые пришли позже и, тем самым, как бы более оснащёнными.
Тем более, если развитие цивилизации воспринимается (как это ещё до недавнего времени было) как история постоянно нарастающего (читай: линейного) прогресса и постоянной эмансипации.
Плюс, конечно, совсем другие жизненные (ну, и, соответственно, нарративные) скорости, не говоря уже об эстетических особенностях (как строения самой прозы, так и кроя кринолинов у её персонажей), подернутых патиной и автоматически выглядящих тускло, но благородно.
Я всё пытаюсь понять из-за чего романы Остин ( как и до этого романы сестёр Бронте, например) вызывают у меня ощущение повышенной комфортности - словно бы погружаешься в тёплую ароматическую ванну или же укрываешься от всего прочего мира в уютном купе, обитом бархатом.
Кажется, нет ничего более противоположного нашему политизированному и обездоленному (задёрганному) мироощущению людей низкого происхождения без покоя и корней (а также старых денег и антиквариата), чем атмосфера личных переживаний молодой, но рано подурневшей девушки из обедневшего аристократического рода, чей отец, тем не менее, не утратил ни чванства, свойственного богатею, ни привычек тратить больше, чем имеешь…
…тем не менее, книги от Остин воздействуют на меня совершенно терапевтически, словно бы заражая уверенностью, что всё будет хорошо не только в тексте, но и в реальности тоже - разум восторжествует, а порок (даже весьма изощрённый и замаскированный) будет наказан.
Есть, разумеется, и чёткое ощущение архетипа, который гарантирует счастливый финал, из-за чего чтение оказывается ещё и совершенно безопасным - хеппи-энд, сквозь строки, начинает маячить уже с самых первых строк.
Особенно когда хотя бы немного знаешь авторскую биографию (старая дева, никогда не бывшая замужем) и понимание того, что сочинение любовной истории со счастливым исходом в семейную жизнь - активное многодневное греженье, наиболее действенный способ сублимации и умозрительное, хотя бы, достижение несбыточного.
Особенно ярко такой механизм проявляется перед лицом горя, болезни и приближающейся смерти - что максимально выпукло сработало, например, в «Грозовом перевале» Эмили Бронте, являющемся вполне понятной хроникой скоротечного умирания.
«Доводы рассудка», как ещё одна история дурнушки, выбирающей между очень хорошим мужчиной и очень плохим, но замаскированным под хорошего, впрочем, тоже писались человеком, уходящим из жизни - X и XI главы этого романа оказываются последним, что написала Остин в своей жизни.
Книга вышла уже после смерти писательницы, с названием, данным ему публикатором. Сама Остин хотела озаглавить свою последнюю книгу «Эллиоты» - по фамилии семейства Энн, главной героини, а также фамилии её кузена, который, во-первых, должен наследовать её родовое поместье (у отца Энн нет сыновей, только три дочки), а, во-вторых, сватается к Энн, тайно влюблённой в морского капитана Уэнтоуорта.
Этот Уэнтоуорт уже сватался к Энн восемь лет назад, но был отвергнут её родственниками, как незнатный бедняк, но с тех пор капитан разбогател и стал Энн ровней…
…то есть, изначально Остин задавала своей книге несколько иную конфигурацию - в центре её была не «проблема» («разум и чувства», « любовь и дружба»), но описание нравов внутри круга людей стандартизованных и не выделяющихся даже фамилией.
Словосочетание «доводы рассудка» встречаются в романе всего один раз, предлагая, кстати, жить чувствами и исключениями из правил, то есть, мотивациями будто бы противоположными викторианскому здравомыслию, которое между любовью и выгодой требует выбирать брак по расчёту.
Для такого решения нужно рисковать и выходить из зоны комфорта, то есть, переставать быть рафинированным джентльменом и подвергать себя опасности - в «Гордости и предубеждении» сестра главной героини сбегает из родного города с заезжим любовником, навсегда испортив жизнь не только себе, но и всему своему роду.
Героини Форстера тоже пытаются жить чувствами, вопреки существующим правилам; главных героев «Куда боятся ступить ангелы» это желанье приводит к трагедии.
Книги Остин, заставшие эпоху между сентиментализмом и романтизмом, маленький шаг в сторону личных свобод и внутренней раскованности.
Ещё совсем недавно казалось, что это единственно правильный, единственно возможный тренд развития европейской цивилизации, но уже сегодня никто не может быть уверен в этом на все сто.
"Гордость и предубеждение" Джейн Остин в переводе И. С. Маршак: https://paslen.livejournal.com/2201798.html
"Нортенгерское аббатство" Джейн Остин в переводе И. С. Маршак: https://paslen.livejournal.com/2195820.html
"Мэнсфилд-парк" Джейн Остин в переводе Раисы Облонской:http://paslen.livejournal.com/2150653.html
"Любовь и дружба", сборник "эпистолярных" новелл Джейн Остин: http://paslen.livejournal.com/2158162.html
"Грозовой перевал" Эмилии Бронте в переводе Надежды Вольпин: http://paslen.livejournal.com/2142335.html
"Шерли" Шарлотты Бронте в переводе И. Грушецкой и Ф. Мендельсона: http://paslen.livejournal.com/2184097.html
"Учитель" Шарлотты Бронте в переводе Наталии Флейшман: http://paslen.livejournal.com/2162418.html