Музей Ван Гога в Амстердаме. Выставка "Голландцы в Париже. 1789 - 1914"
Такая проблема: контакт с картинами совершенно отсутствует. Выставочные залы разомкнуты во внутренний двор, накрытый стеклянным колпаком - так, что всю их начинку видно с лестницы или проходов на противоположной стороне, из-за чего выгородки с холстами кажутся не слишком глубокими, иной раз попросту плоскими, открытыми зияющей пустоте.
В спину всё время умозрительно дует и невозможно остаться один на один с окнами вглубь вангоговских эмоций.
Сначала я думал, что дело - в поточном туризме: здесь всегда много посетителей, гораздо больше чем в любом другом музее, толпы идут по периметру, слушают аудиогиды, надолго застревая перед картинами с отрешённым видом; моя собственная работа восприятия оказывается заслонена чужими спинами - они не изучают картины, которые важны не сами по себе, но лишь как свидетельство чужого жизненного подвига, глобальной легенды об отверженном художнике, при жизни не продавшем ни одной картины.
Но если взять себя в руки и отрешиться от деловой, хлопотливой атмосферы, царящей в музее, начинаешь проникаться логикой экспозиции, а это ещё хуже.
Первый этаж - автопортреты Ван Гога, выставленные на фоне цветного задника с крупно показанными мазками. Тут же целый угол занимает биографическая канва - жизнь художника по датам с фотографиями родственников и мест.
В ней не хватает только «заключительного периода», последнего года, который вынесен на третий этаж.
На втором - основной корпус работ Ван Гога. Начинается он ранними работами и картинами реалистов и натуралистов второй половины XIX века, для чего «Фонд Ван Гога» приобрёл несколько холстов Бастьен-Лепажа.
Эта выгородка назвается «модели» Ван Гога и показывает, что художник возился с бедняками, его интересовала, в основном, жизнь социальных низов. Типа откуда есть пошёл на классик.
Далее, по возрастанию, идёт сам «классический» Ван Гог (тут мы уходим с внещней галереи немного вглубь второго этажа, только сейчас ненадолго оказываясь в помещении, замкнутом со всех сторон и имеющем все четыре стены).
Во-первых, «шахтёрский период», в центре которого - «Едоки картофеля» и наброски к ним.
Во-вторых, период французских скитаний, где, помимо Ван Гога, выставлены работы импрессионистов - его «друзей».
Раньше, кстати, все работы не Ван Гога, в основном, происходящие из его коллекции и собрания его брата, выставлялись отдельно на третьем, что ли, этаже.
Их не очень много и они не репрезентативны - разумеется, есть Гоген, Моне и Мане, Сера, Сислей, Писсаро, но, так же, и Одилон Ренон, например, или Пикассо, поэтому кураторы посчитали более правильным распылить их по всему музею, включив в основную экспозицию. Раз уж есть, так чтобы было.
Тем более, что доходы позволяют на аукционах приобретать новые вещи, закрывая лакуны в рассказе.
Только так «гости» привлекают меньше внимания и оказываются не самодостаточной единицей постоянной выставки, но иллюстрацией к взаимовлияниям и знакомствам.
Схожим образом, кстати, поступили и авторы новейшего варианта экспозиции в Рейксмузеуме, инсталлировав картины и скульптуры школ других стран в основной «голландский» нарратив, добавив ему не только объёма, но и объёмности.
Сравнивать всегда интересно и полезно, тем более если правильно подобрать рифмы к главной истории - тогда недостатки фондов нивелируются: ведь отныне экспонаты здесь показаны будто бы не сами по себе, а для того, чтобы подчёркивать своеобразие художественной истории Нидерландов.
Так и в Музее Ван Гога - импрессионисты помогают рассказывать историю жизни художника, которого занесло в Париж когда там цвели и пахли актуальные течения конца века и закипали основы новейшего искусства.
В этом, собственно, главная соль нынешней экспозиции - она про жизнь Ван Гога, а не про его картины и пластические достижения. Миф о художнике победил особенности его поэтики, мало кому интересной, так как героем масскульта стал человек, напряжённо искавшей истину и ставший бенефициаром аукционов и ярмарок, а не то, что он всё время делал и ради чего губил свою жизнь.
В таком рассказе картины уподоблены документации перформанса, который прошёл и существует отныне только на плёнке и в набросках. Свидетельства, конечно, важны, но не определяющи - ведь на выставках современного искусства выигрывают лишь те посетители, кто попал на выставку во время акции. Остальное - зола и пепел. Архивные страсти.
Музей Ван Гога построен как биографический роман - неслучайно начинается он именно с биографической канвы, а заканчивается на третьем этаже не только картинами, но и залом писем художника, а также рассказом о его семье, имевшей отношение к созданию музея в 1973-м году.
Ну, соответственно, и фонда, распоряжающегося наследием бездетного гения.
Брат Лео умер, оставив сына, в свою очередь, сын которого и занялся пропагандой дядиного творчества - проводил выставки, привлекал искусствоведов и кураторов, чтобы к концу жизни построить музей.
Понятно, что в начале 70-х его архитектура с внутренним атриумом, который теперь кажется главным во всей этой конструкции, казалось ошеломляюще продвинутой.
Теперь же она страдает всеми недостатками эпохи конца модернизма и всех философских и искусствоведческих приёмов, ей свойственных. Диско больше не в моде даже у ретродискотек.
Зритель должен был следовать вслед за Ван Гогом по всем этапам его жизни, восходя на третий этаж, как на место экспонирования вершинных достижений, как на Голгофу.
В Музее Ван Гога, разумеется, есть лифты, но основная часть посетителей перемещается с этажа на этаж по белой лестнице, выступающей в атриум и похожей на вышку для прыжков в воду.
Когда я впервые попал в Музей Ван Гога 17 лет назад, я, как раз, заканчивал роман «Едоки картофеля», финальные сцены которого происходили именно в этом музее, поэтому наблюдал за тем, как всё устроено с удвоенным пристрастием. Впитывал и чуть ли не зарисовывал устройство лестниц и логику залов, расположение картин.
То, что контакта с ними не удалось тогда установить, я пенял своей сверхзадаче, уводившей меня в сторону. Показательно, что вернувшись домой, я уже плохо помнил впечатление от громадного, по сути, музея (какой другой художник мира единолично удостоен подобного комплекса, в который входит сразу несколько зданий-аттракционов?) и картин, его населяющих.
Да, сегодня, переходя в выставочный павильон, пристроенный к основному корпусу в 1999 году (когда я приехал сюда на Миллениум он всё ещё был новинкой и «Едоки картофеля» показывали именно в нём, на выставке, посвящённой теме электричества в изобразительном искусстве), я вспомнил, как Таня фотографировала меня здесь, вне экспозиционной зоны, на плёночный фотоаппарат (!), так как внутри залов снимать строжайше запрещалось.
Оказавшись на лестнице (огромные окна на серую музейную площадь с тусклой травой, белые, до блеска отмытые ступени лестницы) я вдруг вспомнил как оно было тогда в Миллениум; как пришли с мороза, точно персонажи "Доктора Живаго" с паром из рта, и Таня была такая румяная, как искали "Едоков картофеля", но так и не нашли его, пока не попали в дополнительный павильон.
Я вдруг вспомнил все эти коридоры и переходы, рекреационные зоны отчуждения, наваливающиеся на воспринимающую машинку всем гуртом. Как ожидал одного, а столкнулся с совсем другим - деловитым, равнодушным, скученным, скучным.
Архитектуру, сразу ложащуюся на подсознание, вспомнил, но только не картины, которые чего вспоминать - они в альбомах имеются.
Так что их всё равно не упустишь.
Кажется, нельзя фотографировать и теперь (не стал нарываться и партизанить), за этим следят, ибо аура у шедевров, вошедших во все хрестоматии и растиражированных на кружках и магнитиках, крайне тусклая.
Музей Ван Гога - самый посещаемый музей страны, Википедия приводит какие-то астрономические цифры, возрастающие год от года и понятно, что это серьёзнейшим образом влияет на излучение, порождаемые холстами - оно попросту не успевает накопиться, чтобы воздействовать.
Если картины пробуксовывают, на первое место выдвигается что-то другое - например, акустическая громада атриума, подмявшего под себя все этажи и экспозиционные отсеки. А ещё гардероб, в который всегда очереди, а объявления, как на вокзале, делаются через громкую связь.
А ещё книжные магазины и сувенирные лавки, на которые натыкаешься не только в фойе с эскалаторами, как в торговом центре, но и внутри самой экспозиции.
Пожалуй, именно они тут самые главные, всё остальное - дорогостоящее (билет 17 евро, пресс-карта не работает) приложение к торжищу, разложившему подсолнухи и ирисы на миллионы стандартных копий.
Люди, не знающие, что делать с неработающими подлинниками и смущённые своим бесчувствием (как же так - все вокруг восхищаются, цокают языками и лишь я, видимо, ущербный, ничегошеньки не чувствую, значит, изъян где-то во мне?), с радостью выдыхают остатки обязательной программы и начинают ожесточённо шопиться.
Уж не знаю, насколько осознанно «Фонд Ван Гога» разыграл эту психологическую партитуру, противопоставившую самую большую коллекцию работ Ван Гога в мире их пластиковым подобиям в сувенирной лавке, но подстёгивание стихийной курнокопии вышло весьма эффективным, разыгранным точно по нотам.
Ведь если в выставочных помещениях человека накрывает скорбное бесчувствие, отыграться можно среди предметов понятных (логичных) и приятных в употреблении.
Аудит «Фонда Ван Гога», как и его попечительский совет могут быть довольны - годовые бонусы обеспечены всем, включая продавцов аудиогидов и техничек.
Выгодное, процветающее предприятие.
Особенно на фоне хронически сырой амстердамской погоды.
То, что музейные кураторы ориентируются именно на литературный рассказ, выраженный с помощью артефактов, подтверждает и выставка в «гостевом павильоне» для временных экспозиций.
Прежде чем «Голландцы в Париже» переходят непосредственно к картинам Ван Гога, Ван Догена и Мондриана (а так же их более ранних соотечественников, зацепивших влияние Парижа ещё в классицистическую эпоху, которые менее известны и интересны) нам показывают массу старинных фотографий Монмартра и всяческих документов, афиш и карикатур.
Дольше всего я завис над интерактивной картой Парижа, где курсор по порядку выставляет все точки города, так или иначе, связанные с жизнью самых разных живописцев.
Некоторые из них так и продолжают скитаться по окраинам и тусоваться в районе Клиши, а какие-то, напротив, каждый раз с всё большей уверенностью продвигаются ближе и ближе к центру и самым буржуазным кварталам.
Посмотрите на сайте музея раздел, посвящённый этому проекту - там такой роскошный лонг-рид (что естественно, раз уж выставка выстраивается как книга в нескольких главах), что кажется: ради него вся эта кропотливая работа по добыванию картин из самых разных музеев Парижа, а так же частных собраний, и затевалась.
При том, что я далёк от осуждений и обвинений фонда в бездуховности и коммерциализации «бедного рыцаря пера и кисти».
При таком повышенном спросе сложно придумать альтернативу сложившимся нарративам - они больше людей и времени, в котором мы живём. Миф непобедим и непреклонен.
Допустим, в музей придёт передовой куратор, озабоченный именно пластической стороной вангоговских достижений, Ван Гогом как передовиком-новатором художественных достижений, сумевшим переплавить свои физические состояния в ландшафты и натюрморты, вот что бы я сделал как экспозиционер?
С чего начал? Каким образом вывел бы картины из тени их пластиковых симулякров?
Одной меной света и выгородок тут не обойдёшься. Видно же, что музейщики шли по самой оптимальной линии, соединяя приятное с полезным.
Значит, дело и вправду во мне. В моей неготовности к антропологическим мутациям, вызывающим к жизни весь этот тотальный «сделай сам».
Мне, кстати, нравится, в амстердамском «Макдоналдсе» принцип полного самообслуживания - сам формируешь на интерактивном табло свой заказ, оплачиваешь, получаешь номерок на чеке и ждёшь в сторонке, когда загорится твой номер, чтобы забрать готовый продукт. Нелюдимое настроение вполне логично после недель скитаний, в которых вынужден зависеть от чужих и случайных воль.
Ещё больше мне понравилось самообслуживание при оформлении багажа в Схипхоле, когда сам ставишь сумку в специальный контейнер, сам прикрепляешь к своим вещам бирки на клейкой ленте, после чего дверца контейнера захлопывается и багаж исчезает, самостоятельно перебираясь на ленту транспортёра.
Контакты с обслугой здесь минимальны и всё зависит только от моей персональной ловкости и умения подглядеть (и проанализировать) как со своим багажом обращаются другие.
Но, честно говоря, я пока не готов к превращению музея в аэропорт и, тем более, в ресторан быстрого обслуживания.
Всё-таки Ван Гог - это пока ещё не совсем фастфуд. Хотя, вполне возможно, я и тут поотстал.
Сайт выставки «Голландцы в Париже»: https://www.vangoghmuseum.nl/en/whats-on/exhibitions/the-dutch-in-paris
Сайт Музея Ван Гога (план залов) : https://www.vangoghmuseum.nl/en/plan-your-visit/floor-plan
В спину всё время умозрительно дует и невозможно остаться один на один с окнами вглубь вангоговских эмоций.
Сначала я думал, что дело - в поточном туризме: здесь всегда много посетителей, гораздо больше чем в любом другом музее, толпы идут по периметру, слушают аудиогиды, надолго застревая перед картинами с отрешённым видом; моя собственная работа восприятия оказывается заслонена чужими спинами - они не изучают картины, которые важны не сами по себе, но лишь как свидетельство чужого жизненного подвига, глобальной легенды об отверженном художнике, при жизни не продавшем ни одной картины.
Но если взять себя в руки и отрешиться от деловой, хлопотливой атмосферы, царящей в музее, начинаешь проникаться логикой экспозиции, а это ещё хуже.
Первый этаж - автопортреты Ван Гога, выставленные на фоне цветного задника с крупно показанными мазками. Тут же целый угол занимает биографическая канва - жизнь художника по датам с фотографиями родственников и мест.
В ней не хватает только «заключительного периода», последнего года, который вынесен на третий этаж.
На втором - основной корпус работ Ван Гога. Начинается он ранними работами и картинами реалистов и натуралистов второй половины XIX века, для чего «Фонд Ван Гога» приобрёл несколько холстов Бастьен-Лепажа.
Эта выгородка назвается «модели» Ван Гога и показывает, что художник возился с бедняками, его интересовала, в основном, жизнь социальных низов. Типа откуда есть пошёл на классик.
Далее, по возрастанию, идёт сам «классический» Ван Гог (тут мы уходим с внещней галереи немного вглубь второго этажа, только сейчас ненадолго оказываясь в помещении, замкнутом со всех сторон и имеющем все четыре стены).
Во-первых, «шахтёрский период», в центре которого - «Едоки картофеля» и наброски к ним.
Во-вторых, период французских скитаний, где, помимо Ван Гога, выставлены работы импрессионистов - его «друзей».
Раньше, кстати, все работы не Ван Гога, в основном, происходящие из его коллекции и собрания его брата, выставлялись отдельно на третьем, что ли, этаже.
Их не очень много и они не репрезентативны - разумеется, есть Гоген, Моне и Мане, Сера, Сислей, Писсаро, но, так же, и Одилон Ренон, например, или Пикассо, поэтому кураторы посчитали более правильным распылить их по всему музею, включив в основную экспозицию. Раз уж есть, так чтобы было.
Тем более, что доходы позволяют на аукционах приобретать новые вещи, закрывая лакуны в рассказе.
Только так «гости» привлекают меньше внимания и оказываются не самодостаточной единицей постоянной выставки, но иллюстрацией к взаимовлияниям и знакомствам.
Схожим образом, кстати, поступили и авторы новейшего варианта экспозиции в Рейксмузеуме, инсталлировав картины и скульптуры школ других стран в основной «голландский» нарратив, добавив ему не только объёма, но и объёмности.
Сравнивать всегда интересно и полезно, тем более если правильно подобрать рифмы к главной истории - тогда недостатки фондов нивелируются: ведь отныне экспонаты здесь показаны будто бы не сами по себе, а для того, чтобы подчёркивать своеобразие художественной истории Нидерландов.
Так и в Музее Ван Гога - импрессионисты помогают рассказывать историю жизни художника, которого занесло в Париж когда там цвели и пахли актуальные течения конца века и закипали основы новейшего искусства.
В этом, собственно, главная соль нынешней экспозиции - она про жизнь Ван Гога, а не про его картины и пластические достижения. Миф о художнике победил особенности его поэтики, мало кому интересной, так как героем масскульта стал человек, напряжённо искавшей истину и ставший бенефициаром аукционов и ярмарок, а не то, что он всё время делал и ради чего губил свою жизнь.
В таком рассказе картины уподоблены документации перформанса, который прошёл и существует отныне только на плёнке и в набросках. Свидетельства, конечно, важны, но не определяющи - ведь на выставках современного искусства выигрывают лишь те посетители, кто попал на выставку во время акции. Остальное - зола и пепел. Архивные страсти.
Музей Ван Гога построен как биографический роман - неслучайно начинается он именно с биографической канвы, а заканчивается на третьем этаже не только картинами, но и залом писем художника, а также рассказом о его семье, имевшей отношение к созданию музея в 1973-м году.
Ну, соответственно, и фонда, распоряжающегося наследием бездетного гения.
Брат Лео умер, оставив сына, в свою очередь, сын которого и занялся пропагандой дядиного творчества - проводил выставки, привлекал искусствоведов и кураторов, чтобы к концу жизни построить музей.
Понятно, что в начале 70-х его архитектура с внутренним атриумом, который теперь кажется главным во всей этой конструкции, казалось ошеломляюще продвинутой.
Теперь же она страдает всеми недостатками эпохи конца модернизма и всех философских и искусствоведческих приёмов, ей свойственных. Диско больше не в моде даже у ретродискотек.
Зритель должен был следовать вслед за Ван Гогом по всем этапам его жизни, восходя на третий этаж, как на место экспонирования вершинных достижений, как на Голгофу.
В Музее Ван Гога, разумеется, есть лифты, но основная часть посетителей перемещается с этажа на этаж по белой лестнице, выступающей в атриум и похожей на вышку для прыжков в воду.
Когда я впервые попал в Музей Ван Гога 17 лет назад, я, как раз, заканчивал роман «Едоки картофеля», финальные сцены которого происходили именно в этом музее, поэтому наблюдал за тем, как всё устроено с удвоенным пристрастием. Впитывал и чуть ли не зарисовывал устройство лестниц и логику залов, расположение картин.
То, что контакта с ними не удалось тогда установить, я пенял своей сверхзадаче, уводившей меня в сторону. Показательно, что вернувшись домой, я уже плохо помнил впечатление от громадного, по сути, музея (какой другой художник мира единолично удостоен подобного комплекса, в который входит сразу несколько зданий-аттракционов?) и картин, его населяющих.
Да, сегодня, переходя в выставочный павильон, пристроенный к основному корпусу в 1999 году (когда я приехал сюда на Миллениум он всё ещё был новинкой и «Едоки картофеля» показывали именно в нём, на выставке, посвящённой теме электричества в изобразительном искусстве), я вспомнил, как Таня фотографировала меня здесь, вне экспозиционной зоны, на плёночный фотоаппарат (!), так как внутри залов снимать строжайше запрещалось.
Оказавшись на лестнице (огромные окна на серую музейную площадь с тусклой травой, белые, до блеска отмытые ступени лестницы) я вдруг вспомнил как оно было тогда в Миллениум; как пришли с мороза, точно персонажи "Доктора Живаго" с паром из рта, и Таня была такая румяная, как искали "Едоков картофеля", но так и не нашли его, пока не попали в дополнительный павильон.
Я вдруг вспомнил все эти коридоры и переходы, рекреационные зоны отчуждения, наваливающиеся на воспринимающую машинку всем гуртом. Как ожидал одного, а столкнулся с совсем другим - деловитым, равнодушным, скученным, скучным.
Архитектуру, сразу ложащуюся на подсознание, вспомнил, но только не картины, которые чего вспоминать - они в альбомах имеются.
Так что их всё равно не упустишь.
Кажется, нельзя фотографировать и теперь (не стал нарываться и партизанить), за этим следят, ибо аура у шедевров, вошедших во все хрестоматии и растиражированных на кружках и магнитиках, крайне тусклая.
Музей Ван Гога - самый посещаемый музей страны, Википедия приводит какие-то астрономические цифры, возрастающие год от года и понятно, что это серьёзнейшим образом влияет на излучение, порождаемые холстами - оно попросту не успевает накопиться, чтобы воздействовать.
Если картины пробуксовывают, на первое место выдвигается что-то другое - например, акустическая громада атриума, подмявшего под себя все этажи и экспозиционные отсеки. А ещё гардероб, в который всегда очереди, а объявления, как на вокзале, делаются через громкую связь.
А ещё книжные магазины и сувенирные лавки, на которые натыкаешься не только в фойе с эскалаторами, как в торговом центре, но и внутри самой экспозиции.
Пожалуй, именно они тут самые главные, всё остальное - дорогостоящее (билет 17 евро, пресс-карта не работает) приложение к торжищу, разложившему подсолнухи и ирисы на миллионы стандартных копий.
Люди, не знающие, что делать с неработающими подлинниками и смущённые своим бесчувствием (как же так - все вокруг восхищаются, цокают языками и лишь я, видимо, ущербный, ничегошеньки не чувствую, значит, изъян где-то во мне?), с радостью выдыхают остатки обязательной программы и начинают ожесточённо шопиться.
Уж не знаю, насколько осознанно «Фонд Ван Гога» разыграл эту психологическую партитуру, противопоставившую самую большую коллекцию работ Ван Гога в мире их пластиковым подобиям в сувенирной лавке, но подстёгивание стихийной курнокопии вышло весьма эффективным, разыгранным точно по нотам.
Ведь если в выставочных помещениях человека накрывает скорбное бесчувствие, отыграться можно среди предметов понятных (логичных) и приятных в употреблении.
Аудит «Фонда Ван Гога», как и его попечительский совет могут быть довольны - годовые бонусы обеспечены всем, включая продавцов аудиогидов и техничек.
Выгодное, процветающее предприятие.
Особенно на фоне хронически сырой амстердамской погоды.
То, что музейные кураторы ориентируются именно на литературный рассказ, выраженный с помощью артефактов, подтверждает и выставка в «гостевом павильоне» для временных экспозиций.
Прежде чем «Голландцы в Париже» переходят непосредственно к картинам Ван Гога, Ван Догена и Мондриана (а так же их более ранних соотечественников, зацепивших влияние Парижа ещё в классицистическую эпоху, которые менее известны и интересны) нам показывают массу старинных фотографий Монмартра и всяческих документов, афиш и карикатур.
Дольше всего я завис над интерактивной картой Парижа, где курсор по порядку выставляет все точки города, так или иначе, связанные с жизнью самых разных живописцев.
Некоторые из них так и продолжают скитаться по окраинам и тусоваться в районе Клиши, а какие-то, напротив, каждый раз с всё большей уверенностью продвигаются ближе и ближе к центру и самым буржуазным кварталам.
Посмотрите на сайте музея раздел, посвящённый этому проекту - там такой роскошный лонг-рид (что естественно, раз уж выставка выстраивается как книга в нескольких главах), что кажется: ради него вся эта кропотливая работа по добыванию картин из самых разных музеев Парижа, а так же частных собраний, и затевалась.
При том, что я далёк от осуждений и обвинений фонда в бездуховности и коммерциализации «бедного рыцаря пера и кисти».
При таком повышенном спросе сложно придумать альтернативу сложившимся нарративам - они больше людей и времени, в котором мы живём. Миф непобедим и непреклонен.
Допустим, в музей придёт передовой куратор, озабоченный именно пластической стороной вангоговских достижений, Ван Гогом как передовиком-новатором художественных достижений, сумевшим переплавить свои физические состояния в ландшафты и натюрморты, вот что бы я сделал как экспозиционер?
С чего начал? Каким образом вывел бы картины из тени их пластиковых симулякров?
Одной меной света и выгородок тут не обойдёшься. Видно же, что музейщики шли по самой оптимальной линии, соединяя приятное с полезным.
Значит, дело и вправду во мне. В моей неготовности к антропологическим мутациям, вызывающим к жизни весь этот тотальный «сделай сам».
Мне, кстати, нравится, в амстердамском «Макдоналдсе» принцип полного самообслуживания - сам формируешь на интерактивном табло свой заказ, оплачиваешь, получаешь номерок на чеке и ждёшь в сторонке, когда загорится твой номер, чтобы забрать готовый продукт. Нелюдимое настроение вполне логично после недель скитаний, в которых вынужден зависеть от чужих и случайных воль.
Ещё больше мне понравилось самообслуживание при оформлении багажа в Схипхоле, когда сам ставишь сумку в специальный контейнер, сам прикрепляешь к своим вещам бирки на клейкой ленте, после чего дверца контейнера захлопывается и багаж исчезает, самостоятельно перебираясь на ленту транспортёра.
Контакты с обслугой здесь минимальны и всё зависит только от моей персональной ловкости и умения подглядеть (и проанализировать) как со своим багажом обращаются другие.
Но, честно говоря, я пока не готов к превращению музея в аэропорт и, тем более, в ресторан быстрого обслуживания.
Всё-таки Ван Гог - это пока ещё не совсем фастфуд. Хотя, вполне возможно, я и тут поотстал.
Сайт выставки «Голландцы в Париже»: https://www.vangoghmuseum.nl/en/whats-on/exhibitions/the-dutch-in-paris
Сайт Музея Ван Гога (план залов) : https://www.vangoghmuseum.nl/en/plan-your-visit/floor-plan