Другая жара, путешествие-матрёшка или первый приступ концентрации на Урале
Как будто если точно определить разницу между той жарой и этой, что-то случится, определится. Самое важное - несмотря на силу, израильский зной давал импульсы работать, то есть, жить ещё и поверх себя; а в родной, уральский - провалился как в бассейн, наполненный ватой, при том, что не так уж и жарко. Парило, в основном, первую пару дней, дальше же зачастили дожди, которые, вроде, нужно любить, но они, смешиваясь с экологией и обстоятельствами (ненормальной собакой соседа, ноющей под ухом круглосуточно, скачущим давлением, журчалкой Данелем, который теперь наша работа с раннего утра и до позднего вечера) превращаются в холостую, ни на что не влияющую болезнь. Градус упал вместе с давлением, подушка выросла до размеров горы. Команды отдаются (ну-ка, марш в кровать), но не работают. При том, что, конечно, это всё ещё дожди нарастающего лета, то есть, перелома и поворота на осень, охлаждающего темечко внутренним оборотничеством и блаженной опусташённостью-пустотой, ещё ждать-пождать. Так что пока каждый день как очередная, новая вершина бессмысленного восхождения на пик. Распадок, рассвет.
Хотя когда приехал, какие-то яркие (точные) формулировки про климатическую разницу блуждали, но если сразу не записал, считай, потерял. Что-то, опять же про темечко, которое одна (средиземноморская) навязчивая жара обволакивает, а другая (уральская) по нему без промаха бьёт. Несмотря на то, что в Израиле градус выше чуть ли не на десять позиций, а этот июль в Чердачинске щадящ, но, видимо, это лично я не подготовился. Растекся заранее плавленым сырком, отверделым ещё до начала процесса (приезда домой), а теперь же ощущение, что длится не эпоха, но её последыш, затянутый на шее эпилог; доживание, выживание, вышивание крестиком на полях чужих, не своих, жизней.
Этот пост - развилки знак, проявление отсутствия каких бы то ни было конструктивных сил, позволяющих действовать более получаса. Переждать, перетоптаться, перехватить на бегу (в начале четвертого едем всем кагалом в кафе праздновать 15-ый день рождения Полины), пересидеть ближайшие пять минут - с пользой для тела. Все эти ранние вставания подобны купанию в проруби, безоглядно меняющему рисунок дня. Делающим его воспалённым аппендиксом.
Запись в дневник можно остановить в любой момент, можно в любой момент продолжить. Заметно не будет - готовая запись читается в совсем ином режиме. Возможно, общая варёность (при дневной температуре за окном + 20) связана с возобновлением работы над «Красной точкой», о которой весь этот год думалось так много, что внутри что-то уже надорвалось, успело перезреть. Сейчас, прежде чем выйти на новые главы, навожу порядок в прошлогодних порциях и особенного удовольствия не нахожу. Плохо.
Собственно, эта запись делается для того, чтобы зафиксировать одно неявное ощущение, связанное с моим последовательным переездом из Москвы в Тель-Авив, а, оттуда, в нынешний Чердачинск, из которого снова придётся вернуться в Москву. Но пока круг не замкнулся, ощущение это напоминает восприятие анфилады комнат, выдержанных в разных стилях. Или же матрёшку, внутри которой оказывается новое помещение с меньшим объёмом.
Важно, что нынешнее место из предыдущей точки кажется печальным и проблемным (Израиль из Москвы, Чердачинск из Рамат-Гана), но ощущение меняется ретроспективно - и вот уже ужасы израильского климата не кажутся такими роковыми, как это было в Москве или у моря. Одну ягодку берёшь, вторую высматриваешь, третья мерещится. Вектор восприятия устремлён только вперёд - следующая глава должна оказаться лучше предыдущей. Но и предыдущая, исчерпавшись, вкарабкивается на котурны, становясь объектом меланхолических воспоминаний - о том, что было, но сплыло.
Возможно, эта хандра перемен связана с тем, что все точки, объезжаемые одна за другой - неслучайные, но, что ли, бытийственные. И, при первой же возможности, разворачивающиеся в ПМЖ. Когда живёшь на два, а то и три дома, обречён скакать между перепадов давления и культурных особенностей всех этих мест, мгновенно становящихся родными. От них, каждый раз, приходится себя отшкрябывать, так как душа, бесприютница, только того и ждёт, чтобы прислониться к силе какого-нибудь места (своей, видимо, не хватает). Штука (или шутка), однако, ещё и в том, что при нынешней неприкаянности потенциалом ПМЖ обладает любой пункт прибытия или отбытия. Несмотря на разлуку. Примерно так незамужняя скороспелка автоматически видит в каждом мужчине потенциального отца своего будущего ребёнка, ибо время уже пришло, подоспело. Пришла пора, она влюбилась в охоту к перемене мест.
Хотя, конечно, чем ближе к Москве, тем вариантов всё меньше и меньше. Впрочем, как и сил. Но зато всё конкретнее и отчётливее становится ощущение своего собственного центра, закаляемого разницей температур и прочих характеристик. Все эти соотношения (что-то нравится/что-то не нравится или раздражает) в каждом месте разные. Везде включаются разные привычки и особенности местного рациона, моциона, интеллектуальной подкладки, массирующие (или развивающие) разные группы мышц.
Всем им, однако, далеко от идеала, который снова откладывается на какое-то там фантазийное будущее. Параллельно, конечно, учишься не только терпению, а ещё и корректировке собственного идеализма, мешающего жить в реале. Оттачивая и закаливая кочерыжку своего центра через вот эту череду сменяемых «предложенных обстоятельств», выбираемых примерно как тот, но не другой спектакль в театре. Как ту, а не вот эту книгу.
Часто встречаешь инфографику с пересекающимися полями кругов. Они накладываются друг на друга, как «области встречного внимания», «полного приятия» или «главного гемора, выталкивающего вовне». Так вот то, что закаливается внутри всей этой контурной тусовки, и есть ты. Твои края и границы. Впрочем, знание о них бесполезно, ибо неприменимо.
Хотя когда приехал, какие-то яркие (точные) формулировки про климатическую разницу блуждали, но если сразу не записал, считай, потерял. Что-то, опять же про темечко, которое одна (средиземноморская) навязчивая жара обволакивает, а другая (уральская) по нему без промаха бьёт. Несмотря на то, что в Израиле градус выше чуть ли не на десять позиций, а этот июль в Чердачинске щадящ, но, видимо, это лично я не подготовился. Растекся заранее плавленым сырком, отверделым ещё до начала процесса (приезда домой), а теперь же ощущение, что длится не эпоха, но её последыш, затянутый на шее эпилог; доживание, выживание, вышивание крестиком на полях чужих, не своих, жизней.
Этот пост - развилки знак, проявление отсутствия каких бы то ни было конструктивных сил, позволяющих действовать более получаса. Переждать, перетоптаться, перехватить на бегу (в начале четвертого едем всем кагалом в кафе праздновать 15-ый день рождения Полины), пересидеть ближайшие пять минут - с пользой для тела. Все эти ранние вставания подобны купанию в проруби, безоглядно меняющему рисунок дня. Делающим его воспалённым аппендиксом.
Запись в дневник можно остановить в любой момент, можно в любой момент продолжить. Заметно не будет - готовая запись читается в совсем ином режиме. Возможно, общая варёность (при дневной температуре за окном + 20) связана с возобновлением работы над «Красной точкой», о которой весь этот год думалось так много, что внутри что-то уже надорвалось, успело перезреть. Сейчас, прежде чем выйти на новые главы, навожу порядок в прошлогодних порциях и особенного удовольствия не нахожу. Плохо.
Собственно, эта запись делается для того, чтобы зафиксировать одно неявное ощущение, связанное с моим последовательным переездом из Москвы в Тель-Авив, а, оттуда, в нынешний Чердачинск, из которого снова придётся вернуться в Москву. Но пока круг не замкнулся, ощущение это напоминает восприятие анфилады комнат, выдержанных в разных стилях. Или же матрёшку, внутри которой оказывается новое помещение с меньшим объёмом.
Важно, что нынешнее место из предыдущей точки кажется печальным и проблемным (Израиль из Москвы, Чердачинск из Рамат-Гана), но ощущение меняется ретроспективно - и вот уже ужасы израильского климата не кажутся такими роковыми, как это было в Москве или у моря. Одну ягодку берёшь, вторую высматриваешь, третья мерещится. Вектор восприятия устремлён только вперёд - следующая глава должна оказаться лучше предыдущей. Но и предыдущая, исчерпавшись, вкарабкивается на котурны, становясь объектом меланхолических воспоминаний - о том, что было, но сплыло.
Возможно, эта хандра перемен связана с тем, что все точки, объезжаемые одна за другой - неслучайные, но, что ли, бытийственные. И, при первой же возможности, разворачивающиеся в ПМЖ. Когда живёшь на два, а то и три дома, обречён скакать между перепадов давления и культурных особенностей всех этих мест, мгновенно становящихся родными. От них, каждый раз, приходится себя отшкрябывать, так как душа, бесприютница, только того и ждёт, чтобы прислониться к силе какого-нибудь места (своей, видимо, не хватает). Штука (или шутка), однако, ещё и в том, что при нынешней неприкаянности потенциалом ПМЖ обладает любой пункт прибытия или отбытия. Несмотря на разлуку. Примерно так незамужняя скороспелка автоматически видит в каждом мужчине потенциального отца своего будущего ребёнка, ибо время уже пришло, подоспело. Пришла пора, она влюбилась в охоту к перемене мест.
Хотя, конечно, чем ближе к Москве, тем вариантов всё меньше и меньше. Впрочем, как и сил. Но зато всё конкретнее и отчётливее становится ощущение своего собственного центра, закаляемого разницей температур и прочих характеристик. Все эти соотношения (что-то нравится/что-то не нравится или раздражает) в каждом месте разные. Везде включаются разные привычки и особенности местного рациона, моциона, интеллектуальной подкладки, массирующие (или развивающие) разные группы мышц.
Всем им, однако, далеко от идеала, который снова откладывается на какое-то там фантазийное будущее. Параллельно, конечно, учишься не только терпению, а ещё и корректировке собственного идеализма, мешающего жить в реале. Оттачивая и закаливая кочерыжку своего центра через вот эту череду сменяемых «предложенных обстоятельств», выбираемых примерно как тот, но не другой спектакль в театре. Как ту, а не вот эту книгу.
Часто встречаешь инфографику с пересекающимися полями кругов. Они накладываются друг на друга, как «области встречного внимания», «полного приятия» или «главного гемора, выталкивающего вовне». Так вот то, что закаливается внутри всей этой контурной тусовки, и есть ты. Твои края и границы. Впрочем, знание о них бесполезно, ибо неприменимо.