Сквозь февральские снегопады
Чердачинск продолжает засыпать снегом, уже не время от времени, но постоянно, запоем, когда невозможно расчистить тротуары и ступени. Или передохнуть. Который раз замечаю, что грязь под ногами и есть материализованная временная (и, одновременно, вневременная) субстанция, механически отбрасывающая сознание лет на сто назад. Идёшь по вязкой хляби, в голове - настоящее, а ноги месят прошлое, казавшееся окончательно завершённым. Что-то там про 1916-ый и даже ранее, так как, ну, да, именно таким непролазным и положено быть русскому городу, выросшему из крепости.
До обеда солнце ещё кутало бельмо в бинты и марли, но когда шёл с процедур, и его занесло тоже: в небе навалило сугроб, как если снег идёт в обе стороны; так его много. Вместе со всем этим сыплет усталость, с одной стороны, припорашивая нервные окончания, замазывая контуры и смывая полутона, но, с другой, постоянно же обновляя "информационную повестку", ткущую перед глазами бесконечную пряжу, точно жвачку, точно мысленные мысли, с которых уже не сойти и которые мешают ходьбе; точно страсть.
Всё приходится делать с преодолением погоды, себя. В маршрутке, пропахшей бензином и похожей на овечий вертеп, хочется завалиться спать прямо на жёстких, продавленных сидениях с потрескавшейся кожей. Или, хотя бы, прислониться виском к ледяному, подло вибрирующему стеклу, амортизируя это наваждение, лишённое грезы, начала и дна.
До обеда солнце ещё кутало бельмо в бинты и марли, но когда шёл с процедур, и его занесло тоже: в небе навалило сугроб, как если снег идёт в обе стороны; так его много. Вместе со всем этим сыплет усталость, с одной стороны, припорашивая нервные окончания, замазывая контуры и смывая полутона, но, с другой, постоянно же обновляя "информационную повестку", ткущую перед глазами бесконечную пряжу, точно жвачку, точно мысленные мысли, с которых уже не сойти и которые мешают ходьбе; точно страсть.
Всё приходится делать с преодолением погоды, себя. В маршрутке, пропахшей бензином и похожей на овечий вертеп, хочется завалиться спать прямо на жёстких, продавленных сидениях с потрескавшейся кожей. Или, хотя бы, прислониться виском к ледяному, подло вибрирующему стеклу, амортизируя это наваждение, лишённое грезы, начала и дна.