Выруливая на территорию Тинторетто
Из книги в книгу, чаще всего, кочует рассказ о том, как Тинторетто победил в конкурсе на роспись Скуолы Сан-Рокко. Ещё на стадии предварительных эскизов.
Пока другие художники только-только шевелились с концептуальным решением, Якопо Робусти раздобыл где-то, видимо, подкупив служку, точные размеры центрального плафона в зале "Альберго" круглой формы. После чего весьма быстро сделал готовый холст и, "под покровом ночи" (так и вижу тёмные плащи, факельный свет, тихую возню в тёмном зале), вмонтировал "Принятие (?) Св. Роха на небеса", полноценную, законченную, работу на место, "пока ты спал".
Вазари, рассказывая об этом случае возмутительного, по сути, навязанного остальным гандикапа в Скуоле Сан-Рокко, ничего не пишет про обойдённых конкурсантов, отдавая должное не столько предприимчивости будущего победителя, сколько скорости его труда.
Осуждая "Сына Красильщика" (tentore - красильщик, Tintoretto - "маленький красильщик", "сынишка красильщика") за отсутствие подготовки и промежуточных стадий творения, предварительных рисунков с расчётом композиции, а не за предприимчивость, неразборчивость в средствах достижения цели, тотальный демпинг (Тинторетто подарил эту работу фонду, устав которого запрещает отвергать пожертвования любого сорта) отсутствие корпоративного чувства.
Брезгливости, наконец.
Победителя не судят. Результат превзошёл любые, даже самые дерзкие ожидания: 3D Скуолы Сан-Рокко до сих пор торкает людей, привыкших к каскадам визуальных аттракционов. А ретроспективно забывается, отваливаясь по дороге, всё бытовое и сиюминутное.
История дерзновенного соперничества Тинторетто с Микеланджело и чудом его "Сикстинской капеллы" (представляю, как оскорблялся тот же Тициан, которого в расчётах победившего мастера просто не существовало) более не включает историю тех самых пяти незадачливых (по другим источникам - ведущих мастеров страны) конкурентов Робусти, с коими обошлись "не совсем корректно".
Ведь они тоже связывали с жирным, многолетним заказом надежды, строили планы, разминались, накидывая варианты. Продумывали общую концепцию и мизансцены отдельных композиций.
Кажется, история не оставила их имён, за исключением Паоло Веронезе, хотя было бы интересно покопаться в архивах Братства Сан-Рокко, чтобы узнать, например, о том, что чей-то уже почти, казалось бы, решённый дебют вдруг отложился на неопределённое время.
А кого-то и вовсе заставил покинуть Венецию в поисках заработка, так как после того, как Тициан, Тинторетто, Веронезе, Пальма, Бассано и многие их сотоварищи, подобно постоянно расширяющемуся газу, заполнили, предварительно "поделив" заказчиков, да и весь город, стало явным, что прочим художникам здесь ловить нечего.
По крайней мере, в самое что ни на есть ближайшее время.
Было бы красноречиво, если бы в архивах этих всплыло имя Тициана, ненавидевшего Тинторетто с тех пор, как тот, мальчиком, сыном красильщика, появился в его мастерской.
Тициан взял его в подмастерья. Но уже через десять дней поспешил избавиться от потенциального конкурента, разгадав заложенную в нём огневую мощь, "превосходящую силы противника". Из-за чего учить соперника означало выдавать врагу свои потенциальные секреты.
Б. Виппер констатировал: "Жесткую борьбу с Тинторетто Тициан продолжал до последнего дня жизни. Словно какое-то творческое бешенство овладело старым мастером…"
Конечно, оскорбительно, видеть как нахрапистая желторотая модерность обскакивает тебя на всех порах. Ничто человеческое не чуждо и гениям, в гениальном воображении которых даже самые обычные явления разрастаются до межгалактических размеров, а шпионы доносят, что на стене мастерской, где ни днём, ни ночью не прекращает кипеть работа, Тинторетто написал в виде манифеста дерзновенный девиз. "Рисунок Микеланджело, а краски Тициана" (Il disegro di Michelabgelo ed il colorito di Tiziano).
Представляю, как мог взъяриться грандиозный старик, знавший Микеланджело лично (в отличие от него Тинторетто путешественником не назовёшь: так, Том Николс, например, пишет, что Тинторетто вряд ли когда-то покидал территорию Венето и видеть работ Микеланджело в оригинале не мог. Обстоятельство это кажется мне крайне важным, так как творческая фантазия, тем более, такого визионера, как Робусти, преувеличивала достижения гения, думается, тысячекратно).
Тициан же прекрасно понимал разницу между своим глубочайшим, но, тем не менее, "локальным мифом" и "универсалистской грандиозностью" Буонарротти.
Если бы я писал исторический роман о венецианском искусстве, то строил его на многолетнем конфликте (и даже вражде) двух величайших живописцев, столь судьбоносно столкнувшихся в одном месте.
Тинторетто, по всеобщему мнению, многим обязанный великому соседу, тем не менее, и сам влиял на старикана, чей поздний стиль, сгущавший мглу и смущающий новизной экспрессии, вызван, кажется, не только физическим состоянием пожилого человека, но и ревностью, не желающего уступать, конкурента.
Заочная битва титанов заставляет меня вспомнить одно bon mot Святослава Рихтера: "Брамс выше, чем Лист, но Лист - не ниже".
Творческий спор Тициана и Тинторетто достиг, кажется, пика когда Якопо Робусти написал свою версию "Введение Марии во Храм" (1553 - 1556), полемизируя с Тициановским (1539); тем, что висит сегодня на том же самом месте, для которого когда-то она и была написана - в Скуоле делла Карита, чуть позже вошедшей в состав Галерей Академии и поглощённой ею.
Для меня важно, что Тинтореттовский вариант "Введения Марии во Храм", обитающих в Церкви Мадонна дель 'Орто, осеняет своим физическим присутствием могилу Якопо Робусти и ближайших его родственников, почти буквально возвышаясь над их фамильной капеллой.
Не менее символичным кажется, что, по некоторым источникам (не могу найти, правда, где я читал об этом), Тинторетто некоторое время владел "Пьетой", последней и едва ли не самой "тинтореттовской" картиной Тициана, чуть позже подправленной (но вряд ли улучшенной) Пальмой-младшим.
Хотя, вряд ли это соответствует действительности: Тинторетто пережил Тициана лишь на четыре года. Хотя, разумеется, всё может быть, а возможности романтической романной биографии практически безграничны.
Поэтому мне кажется близкой трактовка искусствоведов, считающих, что закончив грандиозный "Рай" для главной залы Дворца Дожей, Тинторетто уже более не принимался за масштабные и трудоёмкие проекты, коих в его судьбе скопилось достаточно, но всё больше и больше "отдыхал", неделями не выходя из своей мастерской.
Не из-за того, что снова работал, просто он жил там, внутри. Имел возможность скрыться от всего за тяжёлым занавесом или наглухо закрываемой дверью.
Впрочем, скорее всего, такой роман уже кем-нибудь, да написан.
Пока другие художники только-только шевелились с концептуальным решением, Якопо Робусти раздобыл где-то, видимо, подкупив служку, точные размеры центрального плафона в зале "Альберго" круглой формы. После чего весьма быстро сделал готовый холст и, "под покровом ночи" (так и вижу тёмные плащи, факельный свет, тихую возню в тёмном зале), вмонтировал "Принятие (?) Св. Роха на небеса", полноценную, законченную, работу на место, "пока ты спал".
Вазари, рассказывая об этом случае возмутительного, по сути, навязанного остальным гандикапа в Скуоле Сан-Рокко, ничего не пишет про обойдённых конкурсантов, отдавая должное не столько предприимчивости будущего победителя, сколько скорости его труда.
Осуждая "Сына Красильщика" (tentore - красильщик, Tintoretto - "маленький красильщик", "сынишка красильщика") за отсутствие подготовки и промежуточных стадий творения, предварительных рисунков с расчётом композиции, а не за предприимчивость, неразборчивость в средствах достижения цели, тотальный демпинг (Тинторетто подарил эту работу фонду, устав которого запрещает отвергать пожертвования любого сорта) отсутствие корпоративного чувства.
Брезгливости, наконец.
Победителя не судят. Результат превзошёл любые, даже самые дерзкие ожидания: 3D Скуолы Сан-Рокко до сих пор торкает людей, привыкших к каскадам визуальных аттракционов. А ретроспективно забывается, отваливаясь по дороге, всё бытовое и сиюминутное.
История дерзновенного соперничества Тинторетто с Микеланджело и чудом его "Сикстинской капеллы" (представляю, как оскорблялся тот же Тициан, которого в расчётах победившего мастера просто не существовало) более не включает историю тех самых пяти незадачливых (по другим источникам - ведущих мастеров страны) конкурентов Робусти, с коими обошлись "не совсем корректно".
Ведь они тоже связывали с жирным, многолетним заказом надежды, строили планы, разминались, накидывая варианты. Продумывали общую концепцию и мизансцены отдельных композиций.
Кажется, история не оставила их имён, за исключением Паоло Веронезе, хотя было бы интересно покопаться в архивах Братства Сан-Рокко, чтобы узнать, например, о том, что чей-то уже почти, казалось бы, решённый дебют вдруг отложился на неопределённое время.
А кого-то и вовсе заставил покинуть Венецию в поисках заработка, так как после того, как Тициан, Тинторетто, Веронезе, Пальма, Бассано и многие их сотоварищи, подобно постоянно расширяющемуся газу, заполнили, предварительно "поделив" заказчиков, да и весь город, стало явным, что прочим художникам здесь ловить нечего.
По крайней мере, в самое что ни на есть ближайшее время.
Было бы красноречиво, если бы в архивах этих всплыло имя Тициана, ненавидевшего Тинторетто с тех пор, как тот, мальчиком, сыном красильщика, появился в его мастерской.
Тициан взял его в подмастерья. Но уже через десять дней поспешил избавиться от потенциального конкурента, разгадав заложенную в нём огневую мощь, "превосходящую силы противника". Из-за чего учить соперника означало выдавать врагу свои потенциальные секреты.
Б. Виппер констатировал: "Жесткую борьбу с Тинторетто Тициан продолжал до последнего дня жизни. Словно какое-то творческое бешенство овладело старым мастером…"
Конечно, оскорбительно, видеть как нахрапистая желторотая модерность обскакивает тебя на всех порах. Ничто человеческое не чуждо и гениям, в гениальном воображении которых даже самые обычные явления разрастаются до межгалактических размеров, а шпионы доносят, что на стене мастерской, где ни днём, ни ночью не прекращает кипеть работа, Тинторетто написал в виде манифеста дерзновенный девиз. "Рисунок Микеланджело, а краски Тициана" (Il disegro di Michelabgelo ed il colorito di Tiziano).
Представляю, как мог взъяриться грандиозный старик, знавший Микеланджело лично (в отличие от него Тинторетто путешественником не назовёшь: так, Том Николс, например, пишет, что Тинторетто вряд ли когда-то покидал территорию Венето и видеть работ Микеланджело в оригинале не мог. Обстоятельство это кажется мне крайне важным, так как творческая фантазия, тем более, такого визионера, как Робусти, преувеличивала достижения гения, думается, тысячекратно).
Тициан же прекрасно понимал разницу между своим глубочайшим, но, тем не менее, "локальным мифом" и "универсалистской грандиозностью" Буонарротти.
Если бы я писал исторический роман о венецианском искусстве, то строил его на многолетнем конфликте (и даже вражде) двух величайших живописцев, столь судьбоносно столкнувшихся в одном месте.
Тинторетто, по всеобщему мнению, многим обязанный великому соседу, тем не менее, и сам влиял на старикана, чей поздний стиль, сгущавший мглу и смущающий новизной экспрессии, вызван, кажется, не только физическим состоянием пожилого человека, но и ревностью, не желающего уступать, конкурента.
Заочная битва титанов заставляет меня вспомнить одно bon mot Святослава Рихтера: "Брамс выше, чем Лист, но Лист - не ниже".
Творческий спор Тициана и Тинторетто достиг, кажется, пика когда Якопо Робусти написал свою версию "Введение Марии во Храм" (1553 - 1556), полемизируя с Тициановским (1539); тем, что висит сегодня на том же самом месте, для которого когда-то она и была написана - в Скуоле делла Карита, чуть позже вошедшей в состав Галерей Академии и поглощённой ею.
Для меня важно, что Тинтореттовский вариант "Введения Марии во Храм", обитающих в Церкви Мадонна дель 'Орто, осеняет своим физическим присутствием могилу Якопо Робусти и ближайших его родственников, почти буквально возвышаясь над их фамильной капеллой.
Не менее символичным кажется, что, по некоторым источникам (не могу найти, правда, где я читал об этом), Тинторетто некоторое время владел "Пьетой", последней и едва ли не самой "тинтореттовской" картиной Тициана, чуть позже подправленной (но вряд ли улучшенной) Пальмой-младшим.
Хотя, вряд ли это соответствует действительности: Тинторетто пережил Тициана лишь на четыре года. Хотя, разумеется, всё может быть, а возможности романтической романной биографии практически безграничны.
Поэтому мне кажется близкой трактовка искусствоведов, считающих, что закончив грандиозный "Рай" для главной залы Дворца Дожей, Тинторетто уже более не принимался за масштабные и трудоёмкие проекты, коих в его судьбе скопилось достаточно, но всё больше и больше "отдыхал", неделями не выходя из своей мастерской.
Не из-за того, что снова работал, просто он жил там, внутри. Имел возможность скрыться от всего за тяжёлым занавесом или наглухо закрываемой дверью.
Впрочем, скорее всего, такой роман уже кем-нибудь, да написан.