Я, главное, понял почему Варя Турова пишет о «Мастерской» почти всегда в таком вот мимимишно-возвышенном тоне: атмосфера там действительно приподнятая, уютно-задушевная. Кажется, что все вокруг свои, хотя, конечно, большую часть народа видишь впервые.
Но он, народ, то есть, такой весь из себя разнообразный, но, при этом, адекватный, не мешающий, что хочется сидеть за круглым столом под лампой с зеленым абажуром и милыми друзьями до рассвета.
Который раз, попадая внутрь культурки (как в
«Гоголь-Центре» на «Идиотах» у Кирилла Серебренникова или в МХТ
у Кости Богомолова на «Карамазовых»), внезапно попадаешь в обстановку нормальных, полноценных человеческих реакций. Из-за чего начинаешь забывать, что творится вовне
Вот она, великая сила искусства, не то увлекающего, не то отвлекающего. Создающего зоны душевного и эстетического комфорта, сочетая точно выбранную программу и правильно прикормленную аудиторию.
В «Мастерской», пока ждали начала (оно запаздывало), знакомились и корешились в «неформальной обстановке», напоминающей стиль «назад, в девяностые», с их квартирниками, неустойчивостью только что народившихся неформальных институций и общей духоподъёмностью.
К тому же, концерт, который «Мастерская» устроила в честь Сергея Красина и
его лейбла «FancyMusic», точно вышивающего по канве оглавления книжки «До востребования»: Сережа продюсирует и красиво, стильно издает компакт-диски с «сочинениями современных композиторов».
Немного джаза и странного рока, но, в основном, неформатные опусы в духе «поисковой музыки», от Антона Батагова до Бориса Филановского, включая Маноцкова,
Курляндского,
Загния, Гошу Дорохова и многих других, не менее поисковых сочинителей.
Ну, то есть, да, натуральное «До востребования», по цене 300-400 рублей за диск, который, впрочем, целиком можно совершенно бесплатно прослушать на сайте «FancyMusic».
Чем, кстати, я сейчас и занимаюсь.
Сергей занялся выпуском пластинок совсем недавно, возник из ниоткуда, но сам факт его присутствия и деятельности, крайне избирательной, вдумчивой и точной, украшает существование. Причём, не только моей. По сути, это такой, пока малозаметный со стороны, факт городской жизни, делающий Москву чуть более уютной и продвинутой.
Поэтому, вполне понятно, почему «Мастерская» и «FancyMusic» почти мгновенно нашли друг друга.
Тут что ещё важно: часто поисковая музыка лишена бытового существования. Занимающаяся сложными и абстрактными, подчас, материями она не вписана в повседневность. Или вписана в ней, но плохо. С трудом.
То, что слушается на концерте оказывается одноразовым потому, что дома, чаще всего, мы же слушаем какую-то совсем другую музыку. Более комфортную и доступную.
Мы согласны трудиться на концерте, так как бессознательно выделяем для сложных материй какие-то локальные зоны, обкладывая их, как елочные игрушки ватой, всевозможными ритуалами похода в «очаги культуры».
Да, актуальные сочинения лучше слушать вживую, нежели в записи, но ухо, постепенно привыкающее к неформатности, требует вовлечения того, что существует вне стен твоего дома, во всё более и более активное участие в повседневности.
Красин и его лейбл, точным точечным выбором, отбирает из того, что ныне пишется и исполняется, опусы прагматического компромисса - то, что способно внедриться под кожу буден, украшая их.
Красин одомашнивает безнадзорную стихию актуального поискового сочинительства, формируя свой собственный, расширенный (точнее, практически безграничный) формат. Диски его хороши, изящны как вещи, сувениры и подарки. Но, при этом, я ещё отдаю должное качеству записи и остроумию подбора.
Концертную программу вечеринки
открыл Антон Батагов, которого вживую я слушал (к сожалению) впервые. Мы все перешли по узкому коридорчику в камерный и очень уютный зал с окнами, открытыми во двор.
Концерт задержали, так как в зале заканчивался какой-то спектакль, было душно и Варя хотела его немного проветрить. Сели мы под кондиционер, который делал своими свежими струями, невидимый круг, постоянно возвращаясь к моей спине.
Это важное для восприятия искусства Батагова обстоятельство, так как музыка его, весьма условно определяемая манимализмом, состоит из как бы повторяющихся, но, на самом деле, находящихся в развитии фраз, которые хочется обозначить отрывками.
Начал Антон с
двух композиций диска «Писем Рахманинову», все звуковые дорожки которого - посвящения и оммажи самым разным композиторам, от Питера Габриэла и Арво Пярта до Филипа Гласса и Брайна Ино.
Играл Антон с таким большим чувством, что я увидел как «минимализм» позволяет ему сдерживать лаву бурлящих чувств, крайне редко выходящих (выходящую) на поверхность.
Алексей Айги использует минималистские примочки для того, чтобы ещё сильней раззадорить свой внутренний задор, перевести его во внешний план и дополнительную импровизационность, тогда как Антон Батагов, обрывая очередной период, как бы сбрасывает, таким образом, накопившееся и постоянно поднимающееся, подобно кровяному давлению, напряжение.
В школе меня поразила одна фраза Юрия Лотмана из книги «Сотворение Карамзина» о том, что Карамзин всегда был застёгнут на все пуговицы своего мундира, что как бы противоречит устойчивому образу главного сентименталиста русской литературы.
Вот и Батагов застёгнут на все минималистские пуговицы, только в исполнении позволяя себе расстегнуть верхнюю.
Дальше Антон, уже более отстранённо (и более виртуозно, что ли) играл
две композиции с диска «Постпродакшн», который я слушаю очень часто, едва ли не каждый день.
Дорожки на нём собраны из работ Батагова для кино и телевизора, но составлены таким образом, что диск этот воспринимается как единая, неразрывная сюита, в которой, как и положено авторам, писавшим для вирджинала или клавесина, перемешаны самые разные «танцевальные» жанры.
Вот и для исполнения в «Мастерской», Батагов выбрал опус "Story1", который я сам для себя называю «Паваной», так как она, маскируясь под саундтрек к фильму, на самом деле, является репликой очень точно «снятого» барочного (или, точнее, до-барочного) жанра, точно извлечённой из какого-нибудь пергаментного манускрипта.
А Батагов и затеял её исполнение для того, чтобы перекинуть, таким образом, мостик к аутентичной «клавесинной литературе», с участием Перселла и ещё кого-то из вирджиналистов (имени автора не запомнил).
Предваряя последнюю часть своего выступления, проходившего практически в полной темноте, Антон бросил фразу о том, что любит музыку тех времён, когда слово «минимализм» изобретено ещё не было.
И точно - сочинения эти, соседствующие в концерте с кондиционером и новейшими сочинениями, звучали свежо и современно, как бы «вскрывая приём» и показывая чем, на самом деле, вдохновляется современный композитор.
Подборка, подаренная нам Батаговым, показывала, как всё это сегодня, у нас в «Мастерской» близко - джаз и поисковая музыка, сочинения для клавесина и минимализм.
Тем нынешнее сочинительство и радует, что в нём, как в алхимическом тигле, перемешиваются и вполне спокойно себе сосуществуют разные эпохи, жанры и стили. Все они, как равноправные продукты, участвуют в приготовлении нового блюда, в котором нет перекосов и выпячиваний, но существует ровный, аккуратно подобранный букет всех составляющих.
Чужой опыт учитывается, обобщается и переплавляется во что-то оригинальное на совершенно новом уровне, когда «сумма знаний накопленных человечеством» является одновременно берегом, от которого следует отталкиваться и землей, к которой следует пристать, чтобы ходить по ней, не боясь головокружения.
Это я так плавно подвожу к выступлению Саши Маноцкова и струнного Кураж-квартета, которые сначала исполнили две Сашины пьесы в камерном зале («Психею» и отрывок
из оперы «Бойе», написанной по мотивам рассказа Виктора Астафьева), а затем, когда слушатели вернулись в «клубный зал» с выпивкой и едой, исполнили там
песни с совсем уже нового диска «Пели», презентация которого состоится послезавтра в клубе «Дом».
Я когда-то слушал две оперы Маноцкова -
его интеллектуальные Элиотовские квартеты на Платформе и
задушевно-радостного «Гвидона» в ШДИ, которые, каждый раз, увлекали меня неповторимым сочетанием лёгкости, с которой Саша ваяет новые, оригинальные конструкции из подручного, предоставленного мировой культурой "материала" - и неповторимого оптимизма, коим пронизаны все его сочинения.
Слушая Маноцкова точно подключаешься к какому-то светлому, ничем незамутнённому, каналу высочайшего душевного напряжения. При том, что композитор нигде не выпячивает свою забубенную многоопытность и изощрённость, предоставляя слушателю воспринимать себя на том уровне свободы, на котором он способен всё это воспринять.
Но сегодня, слушая песни, которые Маноцков написал для струнного квартета на стихи ОБЕРИУ, смешивая (не коллажно, но именно что алхимически) самые разные традиции и стили, я вдруг осознал, что, несмотря на кажущуюся лёгкость и доступность мессиджа (Маноцков - вот кто, я думаю, может написать музыкальную комедию - то, что труднее всего нашим сочинителям даётся и то, что сейчас более всего, может быть, нужно «людям»), основной посыл его музыки - предельно экзистенциальный.
Не зря в нашей книжке, Маноцков говорит о Моцарте, за внешней «легкомысленностью» которого внезапно открываются бездны.
И отрывок из оперы про поиски собаки в тундре и сочинение «Психея», но, главное, обериутские песенки (в купе с так же
изданными FancyMusic «Страстями по Никодиму») обнаружили для меня главный нерв того, что движет творческими планетами Маноцкова - это не страх, но ожидание смерти и гипотетическая возможность её преодоления.
То, как он это делает, соединяя свой казацкий темперамент с эзотерически звучащими, под изысканные барочно-минималистские (распутать весь набор отсылок и мнимых цитат - задача достойная отдельного, профессионально музыковедческого, исследования) кружева Кураж-квартета (который Маноцков по-хулигански называет своей рок-группой) и помогает, правда, на какое-то время, примириться с неизбежностью.
Слушая Батагова я называю его про себя «великим утешителем», дающим мне силы и надежду своими отстранёнными и, одновременно, проникновенными конструкциями, как бы говорящими: «держись, старик, мы с тобой, ничего страшного, что пройдёт, то будет мило».
Слушая Маноцкова и подключаясь к его всемирному воздуховоду, я думаю, что, может быть, действительно, всё не так странно, как кажется и, кто его знает, может быть, за линией горизонта, есть благословенный край покоя и света. Который я, скорее всего, не заслужил, но который возможен для каких-то чистых и светлых людей. Таких, например, как мои родители.
Очень уж уверенно, твёрдо и смешливо Маноцков ведёт свою линию, исполняет свою партию. Начиная выступление с рэпа, который особенно эффектно звучит под струнный квартет, чтобы в финале смениться заедающей патефонной пластинкой с траурным маршем из Седьмой Бетховена.
Траурная пластинка заедает, сбрасывая обороты одного и того же пассажа куда-то вниз, вот что важно. Сквозь открытые окна «Мастерской» струится, вплывая в клубный, битком набитый, зал, плавная, практически готовая к лету Москва.
Летает тополиный пух. Интеллигентные и ироничные музыканты Кураж-квартета нарезают смычками горячечный воздух на пласты. Смычки их движутся, точно взбивая воздух во что-то ещё более лёгкое и неуловимое.
И тогда кажется, что тополиный пух, задумчиво кружащий над столиками и головами музыкантов, соткался из самого духа этой музыки и этой атмосферы, в которой всё близко.
Всё близко, но совсем не страшно, а даже интересно чем закончится.
После Маноцкова выступал ещё его ученик, но время было уже за полночь, мы поторопились к метро, так как Ольге завтра на работу.
К тому же, того, что мы уже слышали было более чем.
Да, на лицах и улицах центра Москвы, опустевшего к закрытию подземки, никакого тополиного пуха замечено не было.
Антон Батагов перед своим сетом
Александр Маноцков и "Кураж-квартет" во время исполнения отрывка из оперы "Бойе"
Алексей Круглов и джазовый ансамбль, выступавший между двумя "отделениями"
Александр Маноцков, произносящий тост во славу Музыки и Сергея Красина