"Утопия или Реальность?" Э. Лисицкого и Кабаковых в ММАМ. 5-ая Московская биеннале
В «Коммерсанте» рассказали, что выставка Кабаковых и Лисицкого, путешествуя из музея в музей (до этого была в Эрмитаже и в каком-то голландском собрании) меняет конфигурацию в зависимости от местных архитектурных условий.
Но не только: любое выставочное пространство перегруппировывает акценты выставки уже даже вне зависимости от стен - так показ «Утопии и реальность?» в Москве совпал с 80-летием самого Кабакова и веером вернисажей 5-ой Международной биеннале.
То есть, Кабаков как бы «задавил» Лисицкого в зрительском внимании ещё до перехода непосредственно к объектам (тем более, что в фойе всех встречает огромный рухнувший с небес ангел, задавая именно кабаковскую кочку отсчёта: утопия прогорела, остался только мусор). Тем более, что Кабакова в Москве любят и почитают как нигде ещё.
К тому же само оформление выставки, занявшей практически все объёмы ММАМа, выдержано в стиле кабаковских инвайроментов, к оформлению которых, как мы знаем, Илья Иосифович подходит с особым тщанием, самолично выбирая не только материалы и колор краски, в который красятся стены, но и даже уровень разделительной линии между цветным масляным слоем и белой штукатуркой - так покрашены не только залы, но и переходы между ними.
Всё это, во-первых, должно отсылать к архитектуре советских публичных пространств (от коммунальных кухонь до не менее коммунальных подъездов), а, во-вторых, превращать всё экспозиционное пространство в тотальный кабаковский проект, сквозь который зрителей, точно розовых колобков (сам мастер называет публику «розовым гноем») ведёт бордовая ковровая дорожка.
Архивная часть выставки принадлежит в основном Лисицкому - голландцы привезли массу скромных (особенно в сравнении с размашистыми кабаковскими конструкциями) рисунков, эскизов и набросков. То есть, помещая Лисицкого в заведомо невыгодную, с точки зрения зрелищности, позицию.
И, тем не менее, представитель первого русского авангарда выигрывает у классика второго русского авангарда с разгромным счётом, не оставляя от вакханалии кабаковских «тотальных инсталляций» практически ничего.
Убирая его одним мизинцем, несколькими росчерками своего утопического пера. Крайне интересно проанализировать отчего так получилось.
«Кабаков/Лисицкий в ММАМ» на Яндекс.Фотках
При том, что кураторы (грандиозного профессионализма, вкуса и выучки) люди сделали всё, чтобы расчистить дорогу именно Кабакову и его нескольким избитым метафорам, представив в Москве только то, что местные ещё не видели и знают только по фотографиям.
Полноценную реконструкцию коммунальной кухни (в Музее Маркина стоит как бы усечённый её, light-вариант), многочисленные альбомы и мусор, эффектно развешенный на веревочках, массу картин и эскизов в натуральную величину.
В общем, постарались и оформлением, вышедшим на высоком европейском уровне и содержанием, раскладывающим столкновение утопии построения бесклассового «общества будущего» (за него, разумеется, отвечает Лисицкий) с осуществлением этой утопии, превращенной в унылую реальность (тут, конечно же, во всей своей красе выступает Илья Иосифович) по самым разным разделам.
Отдельно про космос. Отдельно про коммуналку. Отдельно про общественные пространства и архитектурные проекты (с превосходно исполненными макетами театров и театральных декораций).
Отдельно про «пустоту» и «голос из хора». Отдельно про книги. Отдельно кино про то, как работает Кабаков. Отдельно биографический фильм про Лисицкого.
«Утопия или реальность?» как выставка, как технологический продукт - выше всяких похвал, ибо всё это забирает тебя целиком, унося из стылой Москвы в особое межморфемное пространство.
С одной стороны, до мелочей продуманное, с другой - неразрывно (синкретически) работающее на общее, неделимое на составляющие послевкусие.
Различие (и соревнование) выходит в содержательной части и фундаментальной причиной впечатления оказывается «величие замысла».
Лисицкий увлечён переделкой мира и созиданием небывалой эстетической (этической, социальной) платформы, в самом конце выставки воплощающемся в огромной, чёрно-белой (!) состоящей из фотографий реконструкции очередного выставочного павильона, которому отдан отдельный полузал.
Искусство Кабакова не столько про жизнь, сколько про само искусство (на то и концептуалист), главная задача его - попасть в музей (помните лозунг - «в будущее возьмут не всех?»), войти в историю искусства и там, по возможности остаться.
Кабаковские метафоры с мусором и навязчивой коммунальностью вторичны для этого целеполагания, поскольку нужны как вспомогательные конструкции или гаджеты для осуществления генерального плана.
Об этом, кстати, была самая мощная из московских кабаковская инсталляция, показанная в старом «Гараже» («Альтернативная история искусств»), да, впрочем, и все творческие усилия этого человека, освободившегося на Западе от «травмы совка», всё про ту же принудительную музеефикацию.
Будущее Лисицкого принадлежит всем, кто выживет во времена строительства коммунизма; выживший Кабаков самовольно приватизирует будущее, пытаясь его узурпировать.
Собственно, этим его нынешние стратегии практически исчерпываются. Из-за чего мессидж «сдувается».
Впрочем, в нынешнем проседании кабаковского искусства есть, как сказали бы классики советского марксизма, как объективные, так и субъективные причины.
Сначала об объективной стороне, сигнализирующей об общем упадке концептуализма (Кабаков зависит от отношения к концептуализму напрямую), переставшего быть в условиях постиндустриальной эпистемы чем-то эксклюзивным.
Мышление нынешнего общества (особенно российское) предельно концептуализировано - работа с языком, разгадывание медийных ребусов оказывается выматывающей ежедневной работой, букварем современного существования.
Это, кстати, во многом похоже на шизофреническую раздвоенность сознания советского человека (из-за чего кабаковские работы до сих пор не утратили актуальности), барахтающегося на границе официальной идеологии и понятий приватного существования. Однако, нынешние времена лишены общих, одних на всех, оснований.
В стране нет ни общей идеологии, но единого на всех языка.
Нынешние концептуальные игры просто не считываются (именно поэтому, так совпало, Кабакову важны советские реалии, по прежнему объединяющие «розовый гной» общим информационным полем).
Сам художественный концептуализм постоянно и поступательно утрачивает влияние и влиятельность: дело здесь не только в слабом художественном выхлопе этой доктрины (в конечном итоге гора родила мышь, похожую на зайца), но в повсеместной усталости от худосочных, колючих конструкций.
Людям, как говаривал покойный Д.А. Пригов, уже давным-давно «хочется тепла пососать».
Субъективные особенности нынешнего кабаковского проседания заключены в том, что художественная логика его деятельности уступила место менеджерской.
Из-за чего запас прочности зрительских ожиданий начал расходоваться по пустякам и, для публики, несущественным поводам.
Кажется, это началось тогда, когда Илья Иосифович решил разделить бремя славы со своей женой Эмилией, призвав её в мнимые соавторы.
И здесь произошло примерно то же самое, что и царствующим в России дуумвиратом: разделение полномочий понижает рейтинг примерно в двое.
Боливар способен выдержать (взять в будущее) лишь одного седока, харизма не развивается делением, но, напротив, половинится.
Тем более, если ты зовёшь в соавторы персонажа из не самого лучшего своего альбома.
Художники всех времён (даже уж на что циничные современные) скрывали и скрывают закулисную часть своего художественного театра.
Менеджмент и участие подмастерьев было всегда, однако, никто не догадывался выставлять его в качестве особенности проекта.
Следовательно, Илье Иосифовичу важна не эта, вылезающая в «зрительское фойе» публичность «вскрытия приёма», но что-то другое. Очень хочется, чтобы это «что-то другое» у него сложилось так, как он задумал.
Людей, однако, не обманешь: они же чувствуют, что целеполагание перпендикулярно «дозволенным речам», что у каждого художественного жеста есть прагматическая изнанка и двойное экономическое дно.
Можно долго и упорно ездить по сознанию одного, отдельно взятого Романа Аркадьевича, но логику арт-рынка не убаюкать и она всё равно возьмёт своё.
Олег Кулик в моей книжке «Скотомизация» очень точно говорит про то как важно художнику быть немного недооценённым.
Две Биеннале назад Кабаковы появились в Москве с таким безусловным результатом, что казалось будущее для этой семейной четы уже наступило.
«Красный вагон», соседствовавший» в «Гараже» с «Альтернативной историей искусств»; этапный «Туалет», реконструированный на Винзаводе вместе с «Жизнью мух» (на нынешней выставке в ММАМ показаны эскизы и фотографии двух этих объектов) оказывались сливками всего, что Илья Иосифович наработал до этого времени.
В своих лучших инвайроментах Кабаков выложился с такой степенью интенсивности, что казалось - все его труды обладают предельным суггестивным воздействием.
И даже проходные более поздние «Ворота», которые тогда же как бы нехотя принял ГМИИ (а так же «Игра в теннис» с Борисом Гройсом из Галерее Марата и Юлии Гельман), не сигнализировали о начале упадка.
То, что с восприятием Кабакова в Москве происходит нечто странное, я осознал во время показа «Памятника исчезнувшей цивилизации» на «Красном Октябре».
Уже она была подана суше и черствее чем это нужно для концептуального лакомства.
Удивляло, что менеджмент показа, столь важный для творческого тандема Кабаковых, проявил себя ниже привычного уровня.
Чего только стоили ксерокопии эскизов, коими заменили драгоценные кабаковские оригиналы и которые, таким или иным образом, отказывались воздействовать на воспринимательную машинку.
Этим сентябрем в «Парке Горького» выставили и вовсе нелепый «Корабль толерантности», кажущийся очевидной уступке каким-то совсем уже внехудожественным причинам.
И вот теперь, в ММАМ показывают «диалог» живущего художника с умершим и омузеенным, тянущим кабаковские инвайроменты в сторону законченного, окончательно закончившегося (захлебнувшегося в собственном соку) прошлого. Это подстава, которую виртуозный шахматист не просчитал.
А, может быть, и просчитал, да только теперь ему всё равно и всё едино - возраст, знаете ли, тяжесть шапки Мономаха и всё такое.
Нельзя десятилетиями выставлять пустоту и поклоняться мусору без того, чтобы, в конечном счёте, приём не пожрал автора.
Тот редкий случай, когда преклонный возраст спасает <способен спасти> от переживания собственного широкоформатного заката, оборачиваясь безусловным благом.
"Памятник исчезнувшей цивилизации": http://paslen.livejournal.com/1538254.html, http://paslen.livejournal.com/1539781.html
"Альтернативная история искусств": http://paslen.livejournal.com/634162.html
"Игра в теннис": http://paslen.livejournal.com/634879.html
"Жизнь мух": http://paslen.livejournal.com/635026.html
"Красный вагон": http://paslen.livejournal.com/634469.html
"Туалет": http://paslen.livejournal.com/635378.html
Но не только: любое выставочное пространство перегруппировывает акценты выставки уже даже вне зависимости от стен - так показ «Утопии и реальность?» в Москве совпал с 80-летием самого Кабакова и веером вернисажей 5-ой Международной биеннале.
То есть, Кабаков как бы «задавил» Лисицкого в зрительском внимании ещё до перехода непосредственно к объектам (тем более, что в фойе всех встречает огромный рухнувший с небес ангел, задавая именно кабаковскую кочку отсчёта: утопия прогорела, остался только мусор). Тем более, что Кабакова в Москве любят и почитают как нигде ещё.
К тому же само оформление выставки, занявшей практически все объёмы ММАМа, выдержано в стиле кабаковских инвайроментов, к оформлению которых, как мы знаем, Илья Иосифович подходит с особым тщанием, самолично выбирая не только материалы и колор краски, в который красятся стены, но и даже уровень разделительной линии между цветным масляным слоем и белой штукатуркой - так покрашены не только залы, но и переходы между ними.
Всё это, во-первых, должно отсылать к архитектуре советских публичных пространств (от коммунальных кухонь до не менее коммунальных подъездов), а, во-вторых, превращать всё экспозиционное пространство в тотальный кабаковский проект, сквозь который зрителей, точно розовых колобков (сам мастер называет публику «розовым гноем») ведёт бордовая ковровая дорожка.
Архивная часть выставки принадлежит в основном Лисицкому - голландцы привезли массу скромных (особенно в сравнении с размашистыми кабаковскими конструкциями) рисунков, эскизов и набросков. То есть, помещая Лисицкого в заведомо невыгодную, с точки зрения зрелищности, позицию.
И, тем не менее, представитель первого русского авангарда выигрывает у классика второго русского авангарда с разгромным счётом, не оставляя от вакханалии кабаковских «тотальных инсталляций» практически ничего.
Убирая его одним мизинцем, несколькими росчерками своего утопического пера. Крайне интересно проанализировать отчего так получилось.
«Кабаков/Лисицкий в ММАМ» на Яндекс.Фотках
При том, что кураторы (грандиозного профессионализма, вкуса и выучки) люди сделали всё, чтобы расчистить дорогу именно Кабакову и его нескольким избитым метафорам, представив в Москве только то, что местные ещё не видели и знают только по фотографиям.
Полноценную реконструкцию коммунальной кухни (в Музее Маркина стоит как бы усечённый её, light-вариант), многочисленные альбомы и мусор, эффектно развешенный на веревочках, массу картин и эскизов в натуральную величину.
В общем, постарались и оформлением, вышедшим на высоком европейском уровне и содержанием, раскладывающим столкновение утопии построения бесклассового «общества будущего» (за него, разумеется, отвечает Лисицкий) с осуществлением этой утопии, превращенной в унылую реальность (тут, конечно же, во всей своей красе выступает Илья Иосифович) по самым разным разделам.
Отдельно про космос. Отдельно про коммуналку. Отдельно про общественные пространства и архитектурные проекты (с превосходно исполненными макетами театров и театральных декораций).
Отдельно про «пустоту» и «голос из хора». Отдельно про книги. Отдельно кино про то, как работает Кабаков. Отдельно биографический фильм про Лисицкого.
«Утопия или реальность?» как выставка, как технологический продукт - выше всяких похвал, ибо всё это забирает тебя целиком, унося из стылой Москвы в особое межморфемное пространство.
С одной стороны, до мелочей продуманное, с другой - неразрывно (синкретически) работающее на общее, неделимое на составляющие послевкусие.
Различие (и соревнование) выходит в содержательной части и фундаментальной причиной впечатления оказывается «величие замысла».
Лисицкий увлечён переделкой мира и созиданием небывалой эстетической (этической, социальной) платформы, в самом конце выставки воплощающемся в огромной, чёрно-белой (!) состоящей из фотографий реконструкции очередного выставочного павильона, которому отдан отдельный полузал.
Искусство Кабакова не столько про жизнь, сколько про само искусство (на то и концептуалист), главная задача его - попасть в музей (помните лозунг - «в будущее возьмут не всех?»), войти в историю искусства и там, по возможности остаться.
Кабаковские метафоры с мусором и навязчивой коммунальностью вторичны для этого целеполагания, поскольку нужны как вспомогательные конструкции или гаджеты для осуществления генерального плана.
Об этом, кстати, была самая мощная из московских кабаковская инсталляция, показанная в старом «Гараже» («Альтернативная история искусств»), да, впрочем, и все творческие усилия этого человека, освободившегося на Западе от «травмы совка», всё про ту же принудительную музеефикацию.
Будущее Лисицкого принадлежит всем, кто выживет во времена строительства коммунизма; выживший Кабаков самовольно приватизирует будущее, пытаясь его узурпировать.
Собственно, этим его нынешние стратегии практически исчерпываются. Из-за чего мессидж «сдувается».
Впрочем, в нынешнем проседании кабаковского искусства есть, как сказали бы классики советского марксизма, как объективные, так и субъективные причины.
Сначала об объективной стороне, сигнализирующей об общем упадке концептуализма (Кабаков зависит от отношения к концептуализму напрямую), переставшего быть в условиях постиндустриальной эпистемы чем-то эксклюзивным.
Мышление нынешнего общества (особенно российское) предельно концептуализировано - работа с языком, разгадывание медийных ребусов оказывается выматывающей ежедневной работой, букварем современного существования.
Это, кстати, во многом похоже на шизофреническую раздвоенность сознания советского человека (из-за чего кабаковские работы до сих пор не утратили актуальности), барахтающегося на границе официальной идеологии и понятий приватного существования. Однако, нынешние времена лишены общих, одних на всех, оснований.
В стране нет ни общей идеологии, но единого на всех языка.
Нынешние концептуальные игры просто не считываются (именно поэтому, так совпало, Кабакову важны советские реалии, по прежнему объединяющие «розовый гной» общим информационным полем).
Сам художественный концептуализм постоянно и поступательно утрачивает влияние и влиятельность: дело здесь не только в слабом художественном выхлопе этой доктрины (в конечном итоге гора родила мышь, похожую на зайца), но в повсеместной усталости от худосочных, колючих конструкций.
Людям, как говаривал покойный Д.А. Пригов, уже давным-давно «хочется тепла пососать».
Субъективные особенности нынешнего кабаковского проседания заключены в том, что художественная логика его деятельности уступила место менеджерской.
Из-за чего запас прочности зрительских ожиданий начал расходоваться по пустякам и, для публики, несущественным поводам.
Кажется, это началось тогда, когда Илья Иосифович решил разделить бремя славы со своей женой Эмилией, призвав её в мнимые соавторы.
И здесь произошло примерно то же самое, что и царствующим в России дуумвиратом: разделение полномочий понижает рейтинг примерно в двое.
Боливар способен выдержать (взять в будущее) лишь одного седока, харизма не развивается делением, но, напротив, половинится.
Тем более, если ты зовёшь в соавторы персонажа из не самого лучшего своего альбома.
Художники всех времён (даже уж на что циничные современные) скрывали и скрывают закулисную часть своего художественного театра.
Менеджмент и участие подмастерьев было всегда, однако, никто не догадывался выставлять его в качестве особенности проекта.
Следовательно, Илье Иосифовичу важна не эта, вылезающая в «зрительское фойе» публичность «вскрытия приёма», но что-то другое. Очень хочется, чтобы это «что-то другое» у него сложилось так, как он задумал.
Людей, однако, не обманешь: они же чувствуют, что целеполагание перпендикулярно «дозволенным речам», что у каждого художественного жеста есть прагматическая изнанка и двойное экономическое дно.
Можно долго и упорно ездить по сознанию одного, отдельно взятого Романа Аркадьевича, но логику арт-рынка не убаюкать и она всё равно возьмёт своё.
Олег Кулик в моей книжке «Скотомизация» очень точно говорит про то как важно художнику быть немного недооценённым.
Две Биеннале назад Кабаковы появились в Москве с таким безусловным результатом, что казалось будущее для этой семейной четы уже наступило.
«Красный вагон», соседствовавший» в «Гараже» с «Альтернативной историей искусств»; этапный «Туалет», реконструированный на Винзаводе вместе с «Жизнью мух» (на нынешней выставке в ММАМ показаны эскизы и фотографии двух этих объектов) оказывались сливками всего, что Илья Иосифович наработал до этого времени.
В своих лучших инвайроментах Кабаков выложился с такой степенью интенсивности, что казалось - все его труды обладают предельным суггестивным воздействием.
И даже проходные более поздние «Ворота», которые тогда же как бы нехотя принял ГМИИ (а так же «Игра в теннис» с Борисом Гройсом из Галерее Марата и Юлии Гельман), не сигнализировали о начале упадка.
То, что с восприятием Кабакова в Москве происходит нечто странное, я осознал во время показа «Памятника исчезнувшей цивилизации» на «Красном Октябре».
Уже она была подана суше и черствее чем это нужно для концептуального лакомства.
Удивляло, что менеджмент показа, столь важный для творческого тандема Кабаковых, проявил себя ниже привычного уровня.
Чего только стоили ксерокопии эскизов, коими заменили драгоценные кабаковские оригиналы и которые, таким или иным образом, отказывались воздействовать на воспринимательную машинку.
Этим сентябрем в «Парке Горького» выставили и вовсе нелепый «Корабль толерантности», кажущийся очевидной уступке каким-то совсем уже внехудожественным причинам.
И вот теперь, в ММАМ показывают «диалог» живущего художника с умершим и омузеенным, тянущим кабаковские инвайроменты в сторону законченного, окончательно закончившегося (захлебнувшегося в собственном соку) прошлого. Это подстава, которую виртуозный шахматист не просчитал.
А, может быть, и просчитал, да только теперь ему всё равно и всё едино - возраст, знаете ли, тяжесть шапки Мономаха и всё такое.
Нельзя десятилетиями выставлять пустоту и поклоняться мусору без того, чтобы, в конечном счёте, приём не пожрал автора.
Тот редкий случай, когда преклонный возраст спасает <способен спасти> от переживания собственного широкоформатного заката, оборачиваясь безусловным благом.
"Памятник исчезнувшей цивилизации": http://paslen.livejournal.com/1538254.html, http://paslen.livejournal.com/1539781.html
"Альтернативная история искусств": http://paslen.livejournal.com/634162.html
"Игра в теннис": http://paslen.livejournal.com/634879.html
"Жизнь мух": http://paslen.livejournal.com/635026.html
"Красный вагон": http://paslen.livejournal.com/634469.html
"Туалет": http://paslen.livejournal.com/635378.html