Пост для директоров отечественных музеев
Тут внезапно задумался о том, почему в одних музея можно фотографировать, а в других нельзя.
В Лувре тебя никто не спросит об этом, хоть уфоткайся, но только чтобы без фотовспышки, в Эрмитаже нужно для своих непотребств купить фотобилетик (у меня его, правда, никто не спросил и на следующий день я уже не стал изображать из себя интуриста и фотографировал бесплатно), а в Третьяковке как повезет - какое настроение у смотрительницы будет.
В музея московского Кремля фотографировать тоже нельзя, похитишь часть харизмы России, в ГМИИ непонятно можно или нет (когда как), но, чтобы не рисковать стараюсь осуществлять свои потребности на вернисажах (благо у меня есть такая возможность. А вот у тех кого такой возможности нет, как быть?)
Я сейчас не то, что все эти фотографии, в основном, дублирующие альбомы и открытки, как правило, оказываются невостребованными - люди делают их неосознанно, дабы зафиксировать сам момент фиксации, продублировать собственное восприятие, которому, вероятно, мы больше не доверяем.
Не доверяю.
И не о том, что главный музейный запрет фотографировать на временных выставках, будто нарушающих то ли тайну искусствоведческой исповеди, то ли вторгающийся на территорию чужой интеллектуальной собственности (глаз способен унести с собой больше чем может поймать камера), имеет иррациональный характер педсоцзапущенности, но, собственно о том, какие тонкие, порой, дефиниции отличают цивилизованное пространство от нецивилизованного.
Я это понял не в музеях, но в метро, когда пристрастился фотографировать пассажиров.
Живые люди гораздо интереснее живых, но картин; кроме того, захлёстывает опасность, будто нарушаешь чужую территорию, отлично осознавая, что делаешь что-то не то.
Точнее, ведёшь себя не так, как принято.
Автоматически превращаясь в шпиона.
В партизана.
В больного синдромом Ромео и Джульетты, страсть которых, как известно, подпитывает ощущение опасности.
Описывая силу воздействия столичного метро Михаил Рыклин вводит понятие «пространство ликования».
Мне же, схожим образом, хочется ввести обозначение «территория цивилизационного».
Её первый признак - лёгкость и бесстрашие, с каким внутри территории цивилизационного (она представляется мне сейчас чем-то вроде ЦПКиО им. Горького) можно фотографировать.
Легко и просто, так как всем понятно, что ты делаешь, так как у каждого второго в кармане Инстаграм или что-то на него похожее.
Просто и легко, так как никто не ждёт от тебя подвоха - все прекрасно осознают добронравие твоего намерения.
Между прочим, крайне тонкий момент: понимание, снимающее напряжение.
Есть места, где фотографирование как бы автоматически подразумевается - в музее, в парке, возле туристических объектов. На вечеринке.
На свадьбе. На параде и на демонстрации.
Есть целые города, в которых фотографирование является имманентным свойством гения местности - Питер, Венеция. Барселона. Париж.
У нас же как придумали в Перестройку понятие «евроремонт», так и продолжают (продолжаем) мыслить категориями локальных зон цивилизационности и комфорта (возможно, это одно и то же).
Локальные, огороженные территории, внутри которых можно положить ровный асфальт и ввести ненапряжные для всех правила, лишённые какого бы то ни было пафоса неестественности.
Ну-ну.
Пусть снаружи деревню Гадюкино смывает гнилой дождик, превращающий чернозём в непролазную грязь, у нас внутри будет как на веранде модного ресторана: тепло, светло и мухи не кусают.
Фотографировать в нашем метро выходит примерно так же, как в общественном туалете; чувствуешь себя немножечко гадким и липким извращенцем, вуайером и, одновременно, эксбиционистом, только того и желающим, чтобы его накрыли. Обнаружили и задали какой-нибудь неприятный вопросец.
То, что у нас распространяется на резко очерченных (огороженных, маркированных) пространствах культурных институций [особенно доставляют запреты не снимать во время спектаклей, ну, скажем, в Большом театре - когда сразу становится понятно, что, собственно, из себя БТ представляет] может, между прочим, распространяться и на все прочие явления и проявления обыденной жизни.
Надеюсь, что распространяются.
Что, кстати, косвенно, объясняет, может объяснить чем для нас (для них, для всех) цивилизованность и является.
