Плохое у меня сегодня настроение...
Статья не дописана, целыми днями сплю. Через неделю еду в Питер - не готово НИ-ЧЕ-ГО. В честь этого буду мучить окружающих графоманством трехлетней давности. Чтобы все не разбежались (надо же кому-то Иран пропагандировать), так и быть, спрячу под кат.
Бо-о-оже, неужели в этой дыре не найдется ни одной приличной тачки? За весь день проехала только пара полуразвалившихся грузовиков. А если какая машина и покажется, так ее, наверняка, собрали еще до Второй Мировой. Ну, Боженька, может прислушаешься к моей скромной молитве? Очень, очень советую Тебе не тормозить!
Посмотрим, что у нас видно с другой стороны. Все-таки, второй этаж. Конечно, не такие шикарные виды, как в Лос-Анджелесе, но тоже есть, на что посмотреть. Например, на великолепный серый проселок, который старательно притворяется будто он только прибыл сюда из ближайшего мегаполиса. Все-таки мне везет: нас поселили в единственном доме, стоящем на местной имитации шоссе. Ух ты! А этот парень, Иисус, определенно сегодня в настроении. Вот она - серебристая Вольво, новенькая, блестящая, рычит и несется вперед, как молодая пума, которую только выпустили на свободу.
Иди сюда, моя металлическая богиня! Сейчас я закрою глаза, но грациозные линии корпуса красотки по-прежнему будут стоять перед внутренним взором. Пора! Почти неощутимое столкновение, легкое эхо давнего воспоминания, спрятанного в глубинах памяти. Энергия мчащегося автомобиля становится моей энергией, и дорога разворачивается перед глазами, словно я смотрю через лобовое стекло, а дыхание пропитывается бензиновыми выхлопами. Выражаясь литературно, разумеется, потому как в таком состоянии у меня нет ни глаз, ни ушей, ни чего-либо еще. Если кто-нибудь войдет в комнату, подумает, что я просто решил вздремнуть. А все прекрасно знают, как я злюсь, когда меня будят. Думаю, теперь вам ясно, почему.
Сейчас я сам - эта Вольво. Я ощущаю малейший щелчок в глубинах механизма, жар разогретого мотора, мягкое прикосновение шин к дороге, чувствую, как безупречно покоряется легчайшим движениям водителя громада автомобиля. Машина под полным моим контролем, но вмешиваться не стоит, хотя иногда трудно бывает побороть искушение еще хоть чуточку увеличить скорость. Что, если этот осел за баранкой пьян или слишком устал? Никто никогда не узнает, что его убило, это - лишь вопрос моей совести. Соблазн велик... О да, я до дрожи завидую хозяину этой ч-у-д-е-с-н-о-й машины, но не стану заводиться, воображу, что он копил на нее деньги всю свою сознательную жизнь...
Быстрое движение уводит мои мысли в сторону от философии. Мы пересекаем солнечные поля Санта Фе. К счастью, осенью здесь не слишком жарко. Дорога свободна и водитель, наконец-то, врубает скорость на полную катушку. Быстрее, быстрее, быстрее, еще быстрее... В ту же секунду я забываю о красотах по сторонам. Всеми силами стараюсь слиться с машиной: не просто с рычащим железом, а с бесконечным потоком энергии, стремящимся вперед, все дальше и дальше, мимо разомлевших на солнце домов и деревьев, чахлых городков, через секунду исчезающих за поворотом. За нами поднимается стена желтой пыли. И плевать на все, что осталось позади! В моем дыхании - быстрота ветра, моя душа стала скоростью, мысли завертелись в головокружительном вихре, где гениальные идеи возникают за доли секунды. Автомобили - бедные, несчастные создания, и все-таки я им завидую. Будь они в состоянии размышлять, их жизнь превратилась бы в сплошное удовольствие... Мы въезжаем в большой город, и этот придурок, разыгрывающий из себя водителя, начинает снижать скорость. Нелегко сказать «прощай» моей серебристой лапочке, но пора двигаться дальше, а бак у нее уже почти пуст. То есть, можно и подождать, вот только в ту же минуту, как она остановится, я вновь окажусь в своей комнате, отчаянно жмурясь и кляня все, на чем свет стоит. Эта штука срабатывает только с движущимися предметами - и чем быстрее они двигаются, тем лучше. Я так делал с кораблями, когда мы, совсем недолго, на каникулах, жили в Дувре. И с самолетами, когда ездил к отцу: у него дом недалеко от Чикагского аэропорта.
Увы, моя милая серебристая принцесса уже въезжает на стоянку. Еще одно столкновение и я касаюсь кроваво-красного Ягуара новой модели. Похоже, водитель - прирожденный лихач, и хоть он и едет назад, в направлении моей деревни, я не могу отказать себе в удовольствии. Снова ветер бьет в лицо, пыль танцует в воздухе, а солнце все сильнее греет бока моего металлического зверя. Скорость уносит меня вдаль, сводит с ума, заставляет Землю казаться крошечной, а Вселенную - громадной, превращает каждый километр расстояния в бесконечную радость. Она уничтожает время и пространство, даря мне взамен новую жизнь, по сравнению с которой мое старое, «нормальное» существование кажется пустяковым и смешным. Спасибо Тебе, Боже. Хоть я и законченный богохульник, друг мой Иисус, я за это безумно благодарен.
Как обычно, все заканчивается на самом интересном месте: через час автомобиль пролетает по шоссе мимо моего дома, и я поневоле вынужден вернуться в комнату. Ладно, для такого богом забытого местечка мне сегодня здорово повезло. Две машины и на полной скорости! Хотя иногда мне нравится ездить медленно. Именно таким образом я увидел кучу интересных мест в старушке Америке. Этот идиот, Монти, вчера прислал мне открытку с видом Нью-Йорка. Как будто я в свое время не прокатился по всем улицам этого дурацкого Нью-Йорка! Ха!
Сами понимаете, возможности-то мои все равно ограничены, и не только бензином, ведь я в любой момент могу сменить машину. Но предки с ума сойдут, если я буду «дрыхнуть» целыми днями, да и поесть иногда не мешает. А, отпустив железного коня, я не смогу вскочить на нового, пока его не увижу. То есть, пока он не появится где-нибудь поблизости...
С кораблями все по другому. Двигаешься медленнее, зато прикосновение волн (когда не штормит) наполняют сердце чем-то невыразимым. Мне поначалу на море было неуютно - все-таки приличное судно раз в десять больше любого автомобиля. Потом я привык чувствовать себя гигантом. Обожаю корабли, ведь они никогда не останавливаются, также как, впрочем, и самолеты. Можете себе представить самолет, зависший в воздухе?
Аэробусы, эти летающие титаны, верх человеческой мысли - круче всех! Что еще способно перемещаться с такой скоростью? Среди облаков нет ни пешеходов, ни светофоров, ни хитрых поворотов или изгибов шоссе. Только свобода ледяных пространств и мягкие белоснежные хребты густого тумана. Лучше всего по ночам: звезды поражают и, честно говоря, немного пугают.
Иногда я так горжусь этой своей штукой, что начинаю мечтать: а что если?.. Правда, что если?... Даже самый быстрый истребитель не может тягаться со скоростями, возможными в космосе. Я же чокнутый: неважно, как велик очередной скоростной порог, который удается преодолеть, мне этого хватает ненадолго, хочется еще и еще... Лучше выбросить такие мысли из головы. Боже, Ты знаешь, мне вполне хватает самолетов. А когда погода ясная, можно даже разглядеть города, к которым подлетаешь: так я увидел Париж, Рим, Токио, Лондон и... Уверен, посадка пилотам всегда дается нелегко, но какое же чудесное ощущение: тяжелая железная птица элегантно скользит вниз, к земле, аккуратно касаясь ее, словно приветствуя, прежде чем твердо встать на ноги и прервать свой разбег... Я чувствую колебания каждой стрелки на приборах, ощущаю, как воздушные потоки обтекают крылья, как при спуске медленно умирает энергия моторов. Всегда ужасно жалко покидать мой самолет. Впрочем, я неплохо натренировался, пока жил в Чикаго: теперь достаточно пристально посмотреть на крохотную точку в небе, за которой тянется белый след, и происходит нужное мне столкновение. Порой кажется, что сей дар (или проклятие?) воистину не имеет границ.
Я не устаю пробовать что-нибудь новенькое: автомобили, вертолеты, поезда, самолеты, катера... Апофеозом моих попыток стала Формула-1, но то было давно, когда родители как-то взяли меня посмотреть на гонки. Боже милостивый, не могу пожаловаться на маму с папой! Бедняги делают все возможное... И в каком-то смысле гордятся мной: думают, я собираюсь выучиться на инженера. А что им еще остается, когда моя комната завалена книжками по технике, а по подписке приходит дюжина научных журналов - в основном, о машинах и прочей механической дребедени. Жду каждый новый номер, словно любовного письма. Эти дураки-конструкторы способны лишь придумывать, моделировать и строить, в то время, как я чувствую всякую деталь их изобретения, как часть своего тела. Узнав об очередном рекорде скорости, я радуюсь целый день. Пусть шажки пока невелики, однажды...
Кстати, а где очередной выпуск «Нэшнл Сайнс», интересно? Сегодня, вроде, понедельник? Ага, вот и он! Все приходит быстро и вовремя, даже в этой деревне... Что у нас тут? «Биология - химия»: бравые парни из лабораторий почти расшифровали премиленькую генетическую схему, которая содержится в каждой нашей клетке. Подумаешь, кому есть дело до плоти, которая не способна двигаться быстрее пары десятков километров в час? «Автомобили»: новая спортивная модель БМВ. Ура! Ребята, так держать! Пробегаю взглядом математический раздел, перелистываю страницы рубрик «Космических исследований». И замираю:
“В связи с серьезностью ситуации, сложившейся на борту Международной Космической Станции, запуск шаттла «Криптио» будет осуществлен раньше запланированного срока. Новая дата запуска: 6 сентября. Столь значительные изменения в расписании полетов связаны с необходимостью срочного ремонта одной из секций станции, которая была повреждена в результате...». Далее говорится о несчастных космонавтах, вынужденных ютиться в двух оставшихся «обитаемых» отсеках, о том, как им повезло остаться в живых и так далее, и тому подобное. Но мне наплевать.
Боже, я, конечно, сочувствую космонавтам, но теперь у меня появились заботы поважнее. Кстати говоря, шестого сентября у меня День рождения. Мне исполнится восемнадцать. Не правда ли, хороший знак?
- Мама?
- Да, милый?
- Я говорил, что мне на День рождения ничего не надо. Ну, на самом деле, есть одна вещь...
- Все, что пожелаешь, сынок. Увидишь, получать подарки куда приятнее, чем спать целыми днями. Я за тебя волнуюсь.
- Да нет, дергаться незачем. Представляешь, аккурат на мой День рождения назначен запуск ракеты. Здорово было бы поехать туда и посмотреть.
- Ох... мальчик мой, я бы с удовольствием, но вряд ли туда пускают зевак.
- Конечно. Я только хотел хоть одним глазком взглянуть. Не по телевизору, понимаешь? Я читал, во время прошлого запуска в гостиницах городков возле Канаверала резко взлетели цены. Оттуда наблюдали запуск, хотя до самой площадки там - десятки километров. Мне, знаешь ли, не светит сгореть в первые секунды старта, хотелось бы досмотреть все представление до конца.
(это я так пытаюсь пошутить).
Похоже, она согласилась. Какое удачное совпадение. Развлечение для бедного сыночка, ха-ха! Спасибо Тебе, Боже, сегодня я и впрямь не могут отбиться от везения. Пора паковать вещи!
Итак, мне уже восемнадцать. Здорово, здорово, а сегодняшний подарок будет... будет... просто словами не выразить. Последние несколько дней я специально не устраивал себе автомобильных прогулок. Просто сидел здесь и смотрел на ракету, которая должна вывести шаттл на орбиту, на пути к станции. Честно говоря, сам шаттл меня мало волнует. Все мое внимание приковано к изящной обтекаемой конструкции на стартовой площадке, обреченной погибнуть на своем пути к звездам. Никаких украшений, ничего лишнего, каждая деталь служит одной-единственной цели: увеличить скорость до такой степени, при которой ослабнет даже стальная хватка всесильной земной гравитации. Благородная ракета, словно одетая с иголочки невеста, выглядит счастливой и грустной одновременно. Счастлива она потому, что всего через несколько часов отдаст себя бесконечным звездным пространствам космоса - жениха, ради которого она была рождена. И немного грустна потому, что знает: еще до первого прикосновения ледяных губ мужа, ей предстоит сгореть в горячих объятиях атмосферных слоев. Заложница космоса и жертва скорости, как и все ее сестры, она никогда не познает счастья любви, но с восторгом погибнет ради единой попытки.
Я попросил родителей не заходить в комнату во время запуска, сказав что это «очень личное». Они улыбнулись. Думаю, таким счастливым они меня не видели уже давно. Удивляются, что я смогу разглядеть с такого расстояния: крошечный серебристый конус и, возможно, клубы дыма и пламя перед самым взлетом.
Смотрю на часы - время старта почти пришло. Я жду, пока легкая дрожь не пробегает по корпусу ракеты, а затем - иду на столкновение...
...Сначала становится безумно страшно, кажется, что вибрация разорвет меня на куски. Пусть мое тело на самом деле далеко отсюда, человеческий мозг не в состоянии выдержать такое... Боже милостивый, это будет что-то! Внезапно накатывает волна непереносимого жара, появляется огонь, звучат взрывы... и плоть ракеты наполняется невероятной силой, сдержать которую не может ничто.
Кажется, что-то еще держит всю конструкцию на месте, не пускает меня... Но в долю секунды последние слабые ниточки (которые на деле оказываются огромными металлическими опорами весом в десятки тонн) рвутся, и больше ничто не держит на Земле. Остались лишь волны вибрации, жар, огонь, дым и невыносимый гул. Шум способен уничтожить человеческий слух в несколько секунд, но, став единым целым с металлическим силуэтом ракеты, я все еще способен слышать, одновременно чувствуя работу тысяч приборов, деталей внутри и снаружи корпуса. Все они действуют, соблюдая идеальный порядок, для достижения поставленной цели.
Вот оно! Лишь несколько минут прошло с момента старта до выхода за пределы земной атмосферы, но мне они показались часами. Время остановилось. «Скорость» - не то слово для подобного ощущения. Резкий свист воздуха, которого становится вокруг все меньше, меньше и меньше... Температура все выше, я весь в огне, но едва замечаю это. Огонь смешивается с болью, да, оказывается металл тоже способен чувствовать боль... Могут ли ракеты молиться? Жаль, мне уже не успеть это сделать, ведь через мгновение меня охватит безумная ярость движения и я обо всем позабуду. Здесь и сейчас: триумф скорости, победа души и разума над законами природы...
Но у меня нет времени, чтобы насладиться им полностью, ведь я внезапно начинаю терять части собственного тела. Да, разумеется, все идет по плану: пришло время ракете завершить свое существование. Я почти ненавижу этих людишек в шаттле, ради которых моей красавице придется распасться на части. Не стоит возвращаться, я никогда еще не падал с такой высоты и не горю желанием. Только не сейчас, когда я, наконец, понял, что такое настоящая скорость!
Шаттл уже двигается самостоятельно, мне остается лишь коснуться его и слиться с кораблем. Теперь можно осмотреться. Здесь нет земли, нет веса, нет душной тесноты атмосферы. Умом я понимаю, что шаттл движется с быстротой, невозможной на Земле. Но как можно воспринять скорость здесь, в центре пустого пространства? Звезды повсюду: вверху, внизу, спереди, сзади. Кажется, мы медленно и плавно скользим в окружении их сияния. Я преодолел предел всякой возможной быстроты, дошел до точки, в которой высочайшая скорость обращается в ничто... Или нет? Я, наконец, привык к ничем не заполненной темноте, хотя движения шаттла кажутся странными. Космос не так уж пуст: в нем сходятся, расходятся и пересекаются миллионы лучей, иногда видимые, иногда нет - живые воплощения движения и головокружительных скоростей. Хотел бы я сейчас обратиться к Богу, как делал столько раз, но что-то меня останавливает. Мой путь еще не кончен, грань не преодолена. Я просто не могу теперь вернуться назад, к этим черепахам на Земле. Что же еще случится со мной?
Ответ приходит сам собой, когда «Криптио» пересекает невидимую границу и покидает теневую сторону родной планеты. Солнечные лучи касаются шаттла. Здесь, где воздух не затыкает пространство между предметами, в полной тишине, где не плещутся волны, не пролетают мимо облака, не встречаются на пути дорожные знаки, изменяется сама сущность света. Я почти вижу движение фотонов, и с глубокими удивлением прикасаюсь к ним, как когда-то, в первый раз мысленно дотрагивался до автомобиля. Я не могу устоять перед их зовом. Боже, храни меня! Но и этих слов я не успеваю прошептать, когда происходит столкновение, странно-легкое, ведь луч почти нематериален. Невозможно понять, слился ли я с одним фотоном или с миллиардами их, или застыл в пространстве луча, да это и не важно. Моя скорость еще не сравнялась полностью с его скоростью, но она растет с каждой долей секунды. Вот то, чего я ждал так долго! Здесь звезды вытягиваются в яркие сияющие линии, планеты меняют свой размер, а время замирает окончательно. Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Исчез космос, исчезло пространство, начало и конец перестали существовать. А ведь я едва прикоснулся к скорости света, которая выталкивает меня вон, вон, вон из Солнечной системы, вон с просторов Млечного пути, и, быть может - прочь из известной мне Вселенной. Но я почти не замечаю, как меняется все вокруг. Я наконец-то сам стал скоростью, потеряв душу и тело, потеряв дом, потеряв точку возврата, отрезок времени, в котором мог бы остановиться. И одновременно, словно яркая кинопленка, с болью передо мной проносится то, что осталось позади. Холмы и рощи, пролетающие мимо по сторонам бегущего шоссе, величественная поверхность океана и приближающийся берег... Я вижу улыбающиеся лица, руки, машущие летящему самолету, цветные фонарики магазинчика на углу дороги, слышу веселую мелодию дорожного радио, в то же время теряясь в яростном гуле морского шторма...
Истекает последняя секунда, благословенная скорость света забирает меня к себе, и я прощаюсь с Богом. Мысли растворяются, чувства превращаются в частицы света, я сам становлюсь мириадами атомов, несущих сияние, которое через миллионы лет заметят на другом конце нашей галактики. Знаю, еще чуть-чуть - и все будет кончено. Я сделал это. Благодарю...
Что можно сказать матери, потерявшей единственного сына? Мэри неловко коснулась руки Софи:
- Если тебе что-нибудь понадобится... что-то устроить... или поговорить...
- Спасибо, - Софи стояла у окна, выходившего на далекий Канаверал. Посеревшее лицо, потухшие глаза. - Какая злая шутка, что это случилось как раз в его День рождения. Но я хотя бы смогла сделать ему подарок. Знаешь... после той аварии три года назад, это было только вопросом времени. Он... он сломался... Представляешь, быть прикованным к инвалидной коляске на всю жизнь. Конечно, он очень старался справиться. Но в последний год почти все время спал у себя в комнате. Толком не учился, друзей у него не было, девушки тоже. Бог призывает к себе тех, кому ничего не осталось в земной жизни...
Она повернулась к окну. Всходило солнце. Первый луч, коснувшись щеки Софи, отразился в застывшей слезе, но лицо матери, купавшееся в сиянии, казалось почти счастливым.