Соломоново решение

Mar 19, 2017 22:39


вот, прошу любить, зафрендил удиветельного человека:
Оригинал взят у a_lukyanovskij в Майсы от Абраши: 22. "ПАХАН НА ЧАС"



Если вы думаете, что со всеми скелетами в моих шкафах вы выпили на брудершафт и со всеми тараканами в моей голове вы забили косячок, - то это большая ошибка.

Расскажу вам майсу, которую долго не хотел рассказывать. Дело было в Ивановской тюрьме. Я шел этапом ИТК16-Полтава-Харьков-Рязань-Ярославль-Иваново-неизвестнокуда уже четвёртый месяц. В тюремной робе, прохарях и с подорванным здоровьем. И неожиданно меня кидают в хату не к этапным каторжанам на пересылку, а в «осужденку», куда попадают из зала суда, причём большинство тут были до суда на воле, под подпиской. Зелень-фраера, короче. И оказываюсь я в этой хате паханом. Хотя по масти я в паханы совсем не гожусь, ведь я «мужик», ни с блатным миром, ни с администрацией контактов не имеющий.

Но на тюрьме блюдётся каторжанское старшинство. Здесь даже кружку чифиря пускают по кругу начиная с того, «кто больше страдал», то есть срок больший тянул или прошёл через БУР, ШИЗО или ментовские избиения. И если до этого дня я был всегда последний на пути чифирной замутки, то тут оказался первым... Пробыл я в Ивановской тюрьме две с небольшим недели и оставался всё это время паханом. Номинальным...

Публика здесь была безобидная: первоходы со свободы. Алкаш за кражу из магазина, чеченец за гоп-стоп, пара наркош, несколько бакланов (ст.206-хулиганка), фармазонщик-кидала и так далее, рыл двадцать пять. С чеченцем мы кентовались как два нацмена - он зверь, я жид. А был ещё Виталик, единственный на камеру интеллигент, с ним мы общались. Студент-медик, четверокурсник, ст. 153 «Частнопредпринимательская деятельность» и ст. 228 «Порнография». Его отец-моряк привёз из плавания редкий по тем временам видеомагнитофон и кассеты с фильмами. Виталик приглашал друзей на видеопросмотры. Иногда брал деньги, как в кинотеатре. Видимо, с кем-то не поделился. 153-я за денежные сборы. 228-я за фильм «Греческая смоковница». Ему ещё пытались впаять 74-ю «Пропаганда национальной розни» за фильм «Приключения раввина Якова» с Луи де Фюнесом... Виталик был начитанным мальчиком и очень неплохо рисовал, чем большую часть времени и занимался.

В хате практиковался обычай полного общака. То есть в общий котёл отдавалась не часть личной бациллы (съестного), а всё. Так здесь было заведено ещё до нас. Мне это было очень на руку: ведь я был голодранцем этапным, а «осужденным, приговор в отношении которых вступил в законную силу», полагалась килограммовая дачка из дома. И всё это богатство шло на общак! Правда, перечень продуктов, разрешённых к передаче, был невелик. Махорка (она не подпадала под общак), сахар, репчатый лук, копчёная колбаса, сало, масло, сухари и чай. Но зато каждый день одному-двоим приносили дачку. Цельный килограмм! Поделенный на двадцать пять рыл...

Целый час ежедневно внимание всей хаты было приковано к дубку (столу посередине камеры), где происходила аптекарски точная делёжка продуктов. Остро заточенным черенком ложки резались сало, колбаса, лук. Ниткой нарезалось масло. Сахар и чай раскладывались ровными кучками. Сидельцы с обоих ярусов шконок наблюдали за делёжкой каждого продукта в отдельности, и когда дербанщик говорил «готово!», кидались расхватывать этот продукт, клали его в свои кружки или пакетики, а потом ждали следущего.

Но вот незадача: каждый раз, когда зеки бросались за порциями и расбирали их, кому-то одному не хватало! Это было очень обидно и тому, кто оставался без доли, и тому, кто делил, ведь дербанил-то он правильно, и всем в камере было обидно, ведь, значит, в хате - крыса, зек, крадущий у своих!

В ажиотаже никто не мог заметить, кто же мухлюет и успевает цапнуть две. И так раз за разом.

Однажды приносится в камеру очередная дачка. Копчёная колбаса, сало, сахар-рафинад и барабульки (карамельные конфеты без обёртки). Делят барабульки - один в пролёте. Делят сахар - опять одному не хватило. А надо вам сказать, что дербанят в нашей хате так. Двадцать пять сидельцев. Сахар делится на двадцать семь порций, барабульки на двадцать шесть, колбаса на двадцать четыре и сало на двадцать три. Догоняете интегральное исчисление, ботаники?

Правильно - всё по-чесноку! Абраша не ест ни сала, ни колбасы и берёт за это лишний кусок рафинада и лишнюю барабульку. Чеченец не ест сала, но ест колбасу. Лишний сахар. В большой семье не щёлкай клювом!

Дальше режут сало - кому-то опять облом. И тут зверь, стоящий у нычки, тихонько манит меня пальцем. Я спрыгиваю с пальмы и подхожу к Зауру. Он, оказывается, пока гяуры разбирали сало, успел засечь того, кто схватил две порции. А теперь будут дербанить колбасу, и он просит меня занять его наблюдательный пост и быть вторым свидетелем.

Когда весь хипеш стих, Заур выходит в центр и кидает предъяву. Я подтверждаю. Два сидельца берут подозреваемого и выводят его к дубку. Два других кладут на дубок его кешер и матрасовку. Она набита жратвой. Всё краденное за целую неделю: барабульки вперемешку с луком, сахаром и маслом...

Опа! До сих пор моё паханство было чисто номинальным, а теперь вся хата поворачивается ко мне. Я должен вынести приговор...

*             *             *
                    Мне тут же представляется страшная сцена в нашем бараке на шестнадцатой зоне. Свидетелем её я не был, работая в тот день вторую смену подряд, но слышал столько описаний очевидцев, видел столько ещё не отмытой крови в соседнем с моим «купэ», что экзекуция стояла перед моими глазами.

У зека в тумбочке осталось полбанки джема с отоварки. Другой бедолага этот джем стырил и съел, даже не весь, а половину. Когда его поймали, то посадили на табурет, держа за руки, собрали все табуреты по бараку и раскалывали их по одному у него на голове, пока он не потерял сознание. А случилось это не скоро. Двадцать семь штук разбили... Потом его отнесли на больничку, где он и умер от обширного кровоизлияния в мозг. В отряде несколько человек посадили в ШИЗО, но на срок никого не раскрутили.

Крыс зеки ненавидят больше, чем верблюдов (стукачей), чушек (опустившихся) и козлов (активистов) вместе взятых. И не важно, что у меня в хате - зелень. Они уже терпят лишения, уже голодные, уже - сидельцы. А крыса украла у них у всех. Из общего. И эта крыса поймана. Накал страстей такой, что кончать её хотят прямо сейчас, а авторитет у меня здесь не такой, чтобы всей хате сказать «ша!» Я не вынесу приговор - тот же Заур его вынесет. Или все ударят по разу по очереди, вложив в удар всю свою любовь к крысе, - инвалидом останется, если выживет. Или шмякнут с размаху задницей на бетонный пол, - умрёт в страшных мучениях от смещения и разрывов внутренних органов. Или опустят, коллективно изнасиловав. Какой вариант вам бы на моём месте больше понравился? А ещё допросы в абвере, раскрутки, раскидки.

Я думаю несколько минут и зову к себе Виталика-«лепилу». Бери, говорю, тетрадный листок и рисуй крысу: шесть сантиметров высотой и тринадцать длиной. Дальше все всё поняли: стали жечь каблук ботинка, смешали сажу с сахаром и мочой, привязали иголку к карандашу. Виновник торжества не дёргался, был рад, что легко отделался. Накололи ему симпатичную крысу на правую руку: мордочкой она залезала на большой палец, а хвостиком - на мизинец. В камере ему больше ничего не сделали, даже ворованное оставили, только спать ему пришлось под шконкой. Ну а на этапе - другая жизнь... И ни разу я не сердобольный, я себя спасал. И хату.

מעשהלעך, judaism, via fb

Previous post Next post
Up