...но какой ценой?
Встретившееся в ленте 'собственность - это то, что удалось удержать' хорошо ложится на рассказ о вселении семьи поэта в кооператив в Нащокинском:
«В новую кооперативную двухкомнатную квартиру Мандельштамы переселились в октябре 1933 года. "По действующим тогда законам жильца нельзя было выселить, если на спорной площади стоит его кровать, - вспоминала Эмма Герштейн. - Надя прекрасно это знала, и как только был назначен день всеобщего вселения, она с ночи дежурила у подъезда, поставив рядом с собой пружинный матрац. Утром, как только дверь подъезда открыли, она ринулась со своим матрацем на пятый этаж (дом без лифта) и первая ворвалась в квартиру"». (цит. по ЖЗЛ-овской биографии Мандельштама О. Лекманова)
Но сознание определяется бытием, подсознание - битием. В перевернутой иерархии вторая пара куда сильней, и вместо писавшейся незадолго до осени 33 г. пименовской Москвы
Там, где купальни-бумагопрядильни
И широчайшие зеленые сады,
На реке Москве есть светоговорильня
С гребешками отдыха, культуры и воды.
Эта слабогрудая речная волокита,
Скучные-нескучные, как халва, холмы,
Эти судоходные марки и открытки,
На которых носимся и несемся мы.
...
На Москве-реке почтовым пахнет клеем,
Там играют Шуберта в раструбы рупоров.
Вода на булавках и воздух нежнее
Лягушиной кожи воздушных шаров.
получилась квартира тиха, как бумага
«В новую кооперативную двухкомнатную квартиру Мандельштамы переселились в октябре 1933 года. "По действующим тогда законам жильца нельзя было выселить, если на спорной площади стоит его кровать, - вспоминала Эмма Герштейн. - Надя прекрасно это знала, и как только был назначен день всеобщего вселения, она с ночи дежурила у подъезда, поставив рядом с собой пружинный матрац. Утром, как только дверь подъезда открыли, она ринулась со своим матрацем на пятый этаж (дом без лифта) и первая ворвалась в квартиру"». (цит. по ЖЗЛ-овской биографии Мандельштама О. Лекманова)
Но сознание определяется бытием, подсознание - битием. В перевернутой иерархии вторая пара куда сильней, и вместо писавшейся незадолго до осени 33 г. пименовской Москвы
Там, где купальни-бумагопрядильни
И широчайшие зеленые сады,
На реке Москве есть светоговорильня
С гребешками отдыха, культуры и воды.
Эта слабогрудая речная волокита,
Скучные-нескучные, как халва, холмы,
Эти судоходные марки и открытки,
На которых носимся и несемся мы.
...
На Москве-реке почтовым пахнет клеем,
Там играют Шуберта в раструбы рупоров.
Вода на булавках и воздух нежнее
Лягушиной кожи воздушных шаров.
получилась квартира тиха, как бумага