Война прогрессистов с монументами - и в ком же из них отсутствует жизнь?
Не раз уже заходила в журнале речь о ненависти к прошлому, которую испытывают в США борцы за светлое будущее. Одним из наглядных проявлений этого чувства является тотальная война с памятниками.
В прошлых моих заметках с пометкой "серые и синие" я упоминал о студентах Университета Миссисипи, которые в 1861 году почти в полном составе записались в армию Конфедерации, служили вместе 11ом Миссисипском полку, в роте А, которую в просторечии называли "университетские серые" (University Greys). Всего этих студентов было 135 и, кажется, ни один из них уже не вернулся в родной университет. В начале 20 века им поставили памятник в том самом месте, где они оставили на мостовой свои учебники. С конца 19 века и до совсем недавнего времени было открыто немало памятников солдатам и отдельным деятелям Конфедерации, а также монументов, посвященных примирению сторон и их объединению в единой стране. Недовольные тем или иным памятником бывают всегда, но в последние три года страсти накалились до крайности, и монументы начали сносить - одни власти переносят куда подальше, другие сваливают и разбивают толпой. Несколько недель тому назад было принято решение убрать и памятник "университетским серым", что вызвало бесполодный всплеск негодования.
Памятник "университетским серым" с постаментом уже покрытым брезентом
Верхняя его часть
Табличка с объяснениями и извинениями, установленная пару лет назад в надежде, что этого будет достаточно для сохранения памятника
Памятник в Геттисберге на месте, откуда 11 Миссисипский полк пошел в атаку на северян в составе колонны Пикетта
Табличка с перечислением рот. После этой атаки остатки роты А объединили с остатками роты G.
Памятник погибшим студентам Университета в Чепел-Хилл, Сев. Каролина; простояв на кампусе век с хвостиком был повержен и разбит
Я убежден, что люди боролись за снос памятников или просто поддерживают эти действия по очень разным причинам. Одни из них прагматично используют движение, одним из проявлений которого является и борьба с памятниками, в своих политических целях, которые обычно состоят в том, чтобы быть избранными, переизбранными или назначенными на какую-нибудь должность. Другие видят в этом движении фактор, приближающий деланное для них будущее, понимая, что за это будущее - если описать его в деталях - не станут бороться даже многие из тех, кто сегодня с радостью сваливают памятники. Иные поступают вполне искренне, по зову сердца, испытывая стыд и вину за все зло мира, олицетворяемое этими памятниками; многие из этих людей - потомки иммигрантов, приехавших в США не только после окончания Войны Штатов, но и после открытия памятника солдатам из Университета Миссисипи. Очень многие испытывают только неудобство перед их более активными друзьями и коллегами за то, что не испытывают таких же сильных чувств, и поэтому присоединяются к последним в борьбе с памятниками. Еще больше, наверное, тех, кто испытывает даже не такое неудобство, а обычный страх за карьеру и работу.
Несмотря на разницу в мотивации, все они получат в итоге одно и то же - общество, в котором не будет никаких напоминаний о прошлом, вожди которого будут в состоянии изменять коллективную память с той же скоростью, что и в Океании оруэлловской антиутопии. Тем более, что преимущественно электронное хранение информации сделает ненужным уничтожение старых и распечатку новых газет; тексты новостей и школьных учебников будут меняться в реальном времени в соответствии с последним решением политического руководства.
Допускаю, что есть немало людей, которые были бы довольны этим результатом. Те, кто правят, могут думать, что это прекрасное средство контроля над управляемыми. Так же могут думать и те, кто тянется к (непременно светлому) будущему; прошлое только связывает человека и загрязняет самим фактом своего существования прекрасный новый мир, который непременно грядет. Но мне кажется, что отсутствие прошлого окажется невыгодным даже для вождей и энтузиастов грядущего. Действительное, а не иллюзорное прошлое это материал, из которого построена культура, без которой вряд ли возможно общество вообще.
А вдруг возможно? Мне все же кажется, что нет.
В прошлых моих заметках с пометкой "серые и синие" я упоминал о студентах Университета Миссисипи, которые в 1861 году почти в полном составе записались в армию Конфедерации, служили вместе 11ом Миссисипском полку, в роте А, которую в просторечии называли "университетские серые" (University Greys). Всего этих студентов было 135 и, кажется, ни один из них уже не вернулся в родной университет. В начале 20 века им поставили памятник в том самом месте, где они оставили на мостовой свои учебники. С конца 19 века и до совсем недавнего времени было открыто немало памятников солдатам и отдельным деятелям Конфедерации, а также монументов, посвященных примирению сторон и их объединению в единой стране. Недовольные тем или иным памятником бывают всегда, но в последние три года страсти накалились до крайности, и монументы начали сносить - одни власти переносят куда подальше, другие сваливают и разбивают толпой. Несколько недель тому назад было принято решение убрать и памятник "университетским серым", что вызвало бесполодный всплеск негодования.
Памятник "университетским серым" с постаментом уже покрытым брезентом
Верхняя его часть
Табличка с объяснениями и извинениями, установленная пару лет назад в надежде, что этого будет достаточно для сохранения памятника
Памятник в Геттисберге на месте, откуда 11 Миссисипский полк пошел в атаку на северян в составе колонны Пикетта
Табличка с перечислением рот. После этой атаки остатки роты А объединили с остатками роты G.
Памятник погибшим студентам Университета в Чепел-Хилл, Сев. Каролина; простояв на кампусе век с хвостиком был повержен и разбит
Я убежден, что люди боролись за снос памятников или просто поддерживают эти действия по очень разным причинам. Одни из них прагматично используют движение, одним из проявлений которого является и борьба с памятниками, в своих политических целях, которые обычно состоят в том, чтобы быть избранными, переизбранными или назначенными на какую-нибудь должность. Другие видят в этом движении фактор, приближающий деланное для них будущее, понимая, что за это будущее - если описать его в деталях - не станут бороться даже многие из тех, кто сегодня с радостью сваливают памятники. Иные поступают вполне искренне, по зову сердца, испытывая стыд и вину за все зло мира, олицетворяемое этими памятниками; многие из этих людей - потомки иммигрантов, приехавших в США не только после окончания Войны Штатов, но и после открытия памятника солдатам из Университета Миссисипи. Очень многие испытывают только неудобство перед их более активными друзьями и коллегами за то, что не испытывают таких же сильных чувств, и поэтому присоединяются к последним в борьбе с памятниками. Еще больше, наверное, тех, кто испытывает даже не такое неудобство, а обычный страх за карьеру и работу.
Несмотря на разницу в мотивации, все они получат в итоге одно и то же - общество, в котором не будет никаких напоминаний о прошлом, вожди которого будут в состоянии изменять коллективную память с той же скоростью, что и в Океании оруэлловской антиутопии. Тем более, что преимущественно электронное хранение информации сделает ненужным уничтожение старых и распечатку новых газет; тексты новостей и школьных учебников будут меняться в реальном времени в соответствии с последним решением политического руководства.
Допускаю, что есть немало людей, которые были бы довольны этим результатом. Те, кто правят, могут думать, что это прекрасное средство контроля над управляемыми. Так же могут думать и те, кто тянется к (непременно светлому) будущему; прошлое только связывает человека и загрязняет самим фактом своего существования прекрасный новый мир, который непременно грядет. Но мне кажется, что отсутствие прошлого окажется невыгодным даже для вождей и энтузиастов грядущего. Действительное, а не иллюзорное прошлое это материал, из которого построена культура, без которой вряд ли возможно общество вообще.
А вдруг возможно? Мне все же кажется, что нет.