О том, существуют ли права человека, о Цицероне и о престидижитации (часть 2, окончание)
В первой части этого поста речь зашла о проблеме происхождения прав человека. Несмотря на наблюдающийся в т.н. цивилизованном мире консенсус об их существовании, источник этих прав, а следовательно и их существование в той форме, в которой о них принято думать, совершенно неясны. Если вы не видели первой части, то прошу вас хотя бы пробежать ее. Иначе вам не будет ясна ни аргументация, ни наличие слова «престидижитация» в заголовке. Итак…
Другим возможным основанием права может быть консенсус участников некоего писаного или неписаного договора. Мотивация его участников может быть совершенно прагматической. Им лично может нравиться обладать определенным набором прав. Они могут считать выгодным провозгласить эти права с целью получения политических дивидендов. Причины могут быть различными, но главное в этом случае то, что называемое правами человека представляет собой текущий договор. Как и все договоры, он полностью зависит от настроений, намерений, возможностей и выгоды контрагентов. Ни о какой неотъемлемости в этом случае не может быть и речи. Изменится жизнь, изменятся интересы государств, изменится человечество, изменятся и права. Не может быть неотъемлемости там, где нечто даровано изменчивой волей человека.
Вот пример неизбежной временности любого договора; Красная Армия переваливает хребет Большой Хинган после денонсации Советским Союзом договора о взаимном нейтралитете с Японией.
Однако же этот источник прав человека весьма активно используется для обоснования существования этих прав. Несмотря на все декларации о том, что люди должны относится друг к другу в духе братства *, документы и комментарии всегда упоминают о том, что права человека поддерживаются международным и национальным законодательством. Например, здесь.
«Каждое государство ратифицировало хотя бы один из основных договоров в области прав человека, а 80% государств ратифицировало четыре и более таких договоров, что отражает всеобщее согласие среди государств в соответствующей сфере, накладывающее на них правовые обязательства, и подтверждает принцип универсальности. Некоторые базовые нормы в области прав человека закреплены обычным международным правом.”
Или здесь.
“Право человека на жизнь зафиксировано в ст. 19 Конституции России, причем это сделано впервые в истории нашей страны. Наряду с правом на жизнь наиболее значимыми естественными правами являются право на свободу, право на достоинство личности, право наличную неприкосновенность, зафиксированные в международно-правовых документах по правам человека, а также в Конституции РФ (ст. 20, 21).”
Авторы могут считать эти факты подтверждением принципа универсальности, но в равной мере они является и признанием зависимость прав человека от его воли. Естественно считать, что источник прав человека может сколь угодно радикально изменять эти права, вплоть до полной их отмены. Попытка совместить это понимание с декларируем принципом неотъемлемости приводит нас к противоречию; люди оказываются не властны над тем, источником чего они сами являются. Избежать этого противоречия можно, если постулировать, что источником прав человека человек не явлется.
Но если человек не является источником прав человека (т.е. оно не является правом позитивным, дарованным государственной властью через принятые законы), то приходится вернуться к идее естественности этого права. Про естественное право мы уже знаем, то что оно вытекает из самой природы человека. Но мы так и не смогли установить, что в этой природе дарует человеку некоторые права. Если человек есть часть «великого круга жизни», о кототом любят говорить различные «натуралисты», защищающие китов в океане и белых медведей за границами России, то чем он отличается от тех, о ком так пронзительно пишет интереснейший поэт Николай Олейников?
...Страшно жить на этом свете,
В нем отсутствует уют, -
Ветер воет на рассвете,
Волки зайчика грызут,
Улетает птица с дуба,
Ищет мяса для детей,
Провидение же грубо
Преподносит ей червей.
Плачет маленький теленок
Под кинжалом мясника,
Рыба бедная спросонок
Лезет в сети рыбака...
Если человек в соответствии с воззрениями многомиллионного сообщества сторонников прогресса есть усовершенствованная обезъяна, то отчего он утратил право на, скажем, инфантицид, которым без зазрения совести занимаются его менее совершенные близкие родственники?
Фотографии процесса редки. Заметим, что инфантицидом занимаются и милые шимпанзе, и величественные гориллы.
Может быть, эти права появились в силу того, что человек приобрел способность к мышлению? Но многие возразят, что это был не качественный, а чисто количественный переход, и что способность к мышлению характерна для многих высших животных. Более того, почему способность к мышлению вообще означает появление прав человека? Ведь это означает не что иное, как ограничение действительно естественного права сильного? Исторические штудии скажут нам без обиняков, что большую (и славнейшую?) часть своей истории люди прожили, не формализуя никаких прав человека и, более того, напрямую отвергая многие из тех прав, которые сейчас таковыми считаются. Означает ли это, что способность к мышлению люди приобрели только в 40х годах 20 века? Думаю, что эту смелую гипотезу можно отвергнуть еще более смело, чем выдвинуть.
Несмотря на все эти противоречия, человек упорно продолжает постулировать наличие у себя некиих особых неотъемлемых прав. Нельзя не согласиться с тем, о чем речь уже шла выше - без понятия о таких правах любое позитивное право будет выглядеть произволом, да и не только выглядеть, но и по сути будет им.
Однако почему бы и нет? Почему любое право, включая т.н. права человека, не может быть просто текущей модой, как например КСП в период развитого социализма, высокие прически в форме парусных кораблей во времена Короля-Солнца, гладиаторские бои в Древнем Риме или захоронение усопших в пирамидах/каменных усыпальницах Петры/кремлевской стене? Мы видим, как изменчиво позитивное право; позавчера оно было основано на идее легитимизма и выражало ее, вчера оно опиралось на идею диктатуры пролетариата и представляло волю авангарда этого класса, сегодня оно основано на идее прав человека, а завтра обопрется еще на что-нибудь. Все указанные моды прошли. Почему бы не быть преданной забвению и моде на права человека? Отчего этой идее, стоящей на зыбком основании оказывают такие знаки внимания?
Тут очень легко сбиться на обвинения в адрес авторов и популяризаторов этой концепции в попытке получить политические и экономические выгоды путем использования ее для идеологического прикрытия своих не вполне человеколюбивых целей. Все это так, но какую хорошую идею нельзя использовать подобным образом? Тем более, что есть много лично порядочных людей, которые вполне очарованы идеей прав человека и при этом очень недовольны лживостью тех, кто использует ее в неблаговидных целях.
Мне кажется, что главная причина возвышения идеи прав человека состоит не в политических расчетах, а в тяжелой, продолжительной болезни христианского мира. Вполне возможно, что она затянется еще на многие столетия и нас еще ждут периоды ремиссии, но она неизлечима. И усилия по фактическому обожествлению идеи прав человека являются проявлением этой смертельной болезни, как снижение числа Т-лимфоцитов и внезапная молочница во рту являются проявлениями СПИДа.
Права человека действительно существуют, но только в той степени, в которой они дарованы своему любимому творению Богом. Человек имеет особые права только потому, что создан по образу Бога. Именно потому они не могут быть у человека отобраны, как не бывает поругаем Бог.
Но поскольку исключение идеи Бога из общественного дискурса есть один из столпов прогресса, человек сегодня оказывается перед лицом противоречия - он знает из курса философии, что внутри него существует нравственный закон сохраняет память о различении добра и зла, интуитивно ощущая, что "хорошо" и "плохо" действительно существует, но он уже потерял эталон той меры, с помощью которой мог бы убедиться в этом. Более того, мудрость века, которую из любви к звонким словам можно было бы назвать постмодернистской, возражает против попыток иметь какой-либо целостный взгляд на мир. Согласно этой мудрости совершено различные взгляды на одно и то же явление не только допустимы и не считаются взаимоисключающими, но могут являться одновременно справедливыми в зависимости от природы и положения наблюдателя. Если есть желание сделать менее решительное заявление, можно сказать, что противоречивые взгляды признаются мудростью века не более противоречивыми, чем сами идеи и понятия, на которые люди эти взгляды бросают.
Естественно, что живая жизнь в мире, где каждый придает свой собственный, уникальный, но несмотря на это также и истинный смысл всему происходящему, становится невозможной. Выше шла речь о том, что в качестве обоснования (хотя и безосновательного) идеи существования неотъемлемых прав человека использовался аргумент, что без признания существования таких прав у нас не будет оснований обличать их нарушителя. При этом был оставлен без ответа вопрос: неужели без них нельзя обличать жестокость?
А и действительно, разве в рамках идеи об отсутствии целостного взгляда на мир и связанной с ней идеи о равноправии противоположных точек зрения так уж невозможно оправдать действия, которые нам кажутся жестокими? Ведь они могут казаться жестокими только нам, но не являться таковыми для того, кто их совершает. И хотя такое вполне можно услышать на школьном уроке по светской этике, философском семинаре в престижном университете или гламурном междусобойчике, который по странной случайности транслирует популярный телеканал, приняв такие взгляды в глубины своего сознания человек не может не потерять не только человечность, но и просто способность к выживанию.
Поэтому слова остаются словами, а действительность действительностью. Если коллега философа-постмодерниста украдет у него рукопись, выдаст ее за свою, пожнет заслуженные лавры и останется при этом безнаказанным, обиженный философ испытает не просто боль сродни той, что бывает при ожоге, а именно ощущение нарушенной справедливости. Он скорее всего будет считать, что коллега поступил недолжным образом, нехорошо. Но разве коллега не имеет полного права на собственную правду?
Понятно, что коллеге-негодяю можно отказать в праве на правду индивидуального пошива прибегнув к авторитету писаного закона, равно наказывающего за кражу рукописей и драповых пальто, однако всем известно, что писаный закон бывает несправедлив. Например, нацистские Нюрнбергские законы или право органов политического сыска диктатуры пролетариата на внесудебное преследование были частью правовой системы, что не делало их справедливыми. С другой стороны, существующая и поныне смертная казнь многим кажется бесчеловечной и несправедливой, хотя она надежно укоренена в писаном законе вполне рукопожатных стран.
Однако если позитивное право и есть наше все, то не может быть даже самого понятия о несправедливом законе; справедливость есть всего лишь то, что соответствует закону, и ничто иное. Человек сегодня не может принять эту точку зрения, потому что она лишает его самого понятия о справедливости, и отчаянно ищет внешний по отношению к себе эталон, который необходим для поверки существующего порядка и правил на предмет справедливости. Но поскольку внешнего эталона справедливости для человека, отрицающего Бога, быть не может, то место Бога приходится занимать рукотворной альтернативе, которую договариваются считать внешней, хотя на самом деле она таковой не явлется. Права человека подвергаются процедуре очистки от следов их божественного происхождения, а затем фактически обожествляются невзирая на их сомнительное с точки зрения идеи прогресса происхождение.
Этот процесс имеет существенное сходство с языческим богостроительством; язычник отвергает истинного Бога-Творца и обожествляет предметы своих умственных изысканий в области натурфилософии, обществоведения, этики и эстетики. Он сохраняет понимание того, что в окружащем его мире существует «свято место», которое без Бога оказывается «пусто», и поэтому стремится заполнить его продуктами своей деятельности в соответствии со своими вкусами.
Капище Геркулеса в Риме. Очень красиво, но не совсем то, что пытались воздвигнуть его строители.
Права Человека на пьедестале необходимы человеку, чтобы не остаться без опоры в мире, из которого Бог был выселен за недостаточное внимание к нуждам трудящихся, и где теперь обитают лишь люди, которым все позволено. В ужасе перед этой перспективой освобожденные граждане трепещут и спешат воздвигнуть кумир своих прав, на помощь которого надеются и который, как утверждают некоторые, оказывает охранные услуги лучшего качества, чем ни к чему не пригодный Бог. Но этот кумир, как и любой другой, не имеет жизни вне человеческого сознания и не может защитить ни самого себя, ни тех, кто его изготовил, несмотря на все усилия жрецов Ваала последних убедить друг друга в том, что их истукан всесилен и неподвластен никому и ничему.
Люди, вышедшие из христианского мира, отказавшиеся от попыток установить связь с Богом и отправившиеся в долгое, опасное и безнадежное путешествие к Новому Прекрасному миру, все еще чувствуют непреодолимую тягу к абсолюту, неосознанную в нем нужду. В настоящее время на его роль в общественной жизни более всего подходит идея прав человека по причине ее прямой, хотя и тщательно скрываемой от публики связи с Богом. Однако нет абсолюта в мире людей, особенно среди людей, страдающих неофилией - тягой к новизне, неотделимой от стремления к прогрессу. Поэтому время несомненно придет, когда и этот кумир будет повержен и заменен более популярным, более удаленным от Бога, и по всей вероятности еще более пустым, чем сегодняшний.
* Не является ли этот термин сексистским и неполиткорректным? Пожалуй, что и является.
Другим возможным основанием права может быть консенсус участников некоего писаного или неписаного договора. Мотивация его участников может быть совершенно прагматической. Им лично может нравиться обладать определенным набором прав. Они могут считать выгодным провозгласить эти права с целью получения политических дивидендов. Причины могут быть различными, но главное в этом случае то, что называемое правами человека представляет собой текущий договор. Как и все договоры, он полностью зависит от настроений, намерений, возможностей и выгоды контрагентов. Ни о какой неотъемлемости в этом случае не может быть и речи. Изменится жизнь, изменятся интересы государств, изменится человечество, изменятся и права. Не может быть неотъемлемости там, где нечто даровано изменчивой волей человека.
Вот пример неизбежной временности любого договора; Красная Армия переваливает хребет Большой Хинган после денонсации Советским Союзом договора о взаимном нейтралитете с Японией.
Однако же этот источник прав человека весьма активно используется для обоснования существования этих прав. Несмотря на все декларации о том, что люди должны относится друг к другу в духе братства *, документы и комментарии всегда упоминают о том, что права человека поддерживаются международным и национальным законодательством. Например, здесь.
«Каждое государство ратифицировало хотя бы один из основных договоров в области прав человека, а 80% государств ратифицировало четыре и более таких договоров, что отражает всеобщее согласие среди государств в соответствующей сфере, накладывающее на них правовые обязательства, и подтверждает принцип универсальности. Некоторые базовые нормы в области прав человека закреплены обычным международным правом.”
Или здесь.
“Право человека на жизнь зафиксировано в ст. 19 Конституции России, причем это сделано впервые в истории нашей страны. Наряду с правом на жизнь наиболее значимыми естественными правами являются право на свободу, право на достоинство личности, право наличную неприкосновенность, зафиксированные в международно-правовых документах по правам человека, а также в Конституции РФ (ст. 20, 21).”
Авторы могут считать эти факты подтверждением принципа универсальности, но в равной мере они является и признанием зависимость прав человека от его воли. Естественно считать, что источник прав человека может сколь угодно радикально изменять эти права, вплоть до полной их отмены. Попытка совместить это понимание с декларируем принципом неотъемлемости приводит нас к противоречию; люди оказываются не властны над тем, источником чего они сами являются. Избежать этого противоречия можно, если постулировать, что источником прав человека человек не явлется.
Но если человек не является источником прав человека (т.е. оно не является правом позитивным, дарованным государственной властью через принятые законы), то приходится вернуться к идее естественности этого права. Про естественное право мы уже знаем, то что оно вытекает из самой природы человека. Но мы так и не смогли установить, что в этой природе дарует человеку некоторые права. Если человек есть часть «великого круга жизни», о кототом любят говорить различные «натуралисты», защищающие китов в океане и белых медведей за границами России, то чем он отличается от тех, о ком так пронзительно пишет интереснейший поэт Николай Олейников?
...Страшно жить на этом свете,
В нем отсутствует уют, -
Ветер воет на рассвете,
Волки зайчика грызут,
Улетает птица с дуба,
Ищет мяса для детей,
Провидение же грубо
Преподносит ей червей.
Плачет маленький теленок
Под кинжалом мясника,
Рыба бедная спросонок
Лезет в сети рыбака...
Если человек в соответствии с воззрениями многомиллионного сообщества сторонников прогресса есть усовершенствованная обезъяна, то отчего он утратил право на, скажем, инфантицид, которым без зазрения совести занимаются его менее совершенные близкие родственники?
Фотографии процесса редки. Заметим, что инфантицидом занимаются и милые шимпанзе, и величественные гориллы.
Может быть, эти права появились в силу того, что человек приобрел способность к мышлению? Но многие возразят, что это был не качественный, а чисто количественный переход, и что способность к мышлению характерна для многих высших животных. Более того, почему способность к мышлению вообще означает появление прав человека? Ведь это означает не что иное, как ограничение действительно естественного права сильного? Исторические штудии скажут нам без обиняков, что большую (и славнейшую?) часть своей истории люди прожили, не формализуя никаких прав человека и, более того, напрямую отвергая многие из тех прав, которые сейчас таковыми считаются. Означает ли это, что способность к мышлению люди приобрели только в 40х годах 20 века? Думаю, что эту смелую гипотезу можно отвергнуть еще более смело, чем выдвинуть.
Несмотря на все эти противоречия, человек упорно продолжает постулировать наличие у себя некиих особых неотъемлемых прав. Нельзя не согласиться с тем, о чем речь уже шла выше - без понятия о таких правах любое позитивное право будет выглядеть произволом, да и не только выглядеть, но и по сути будет им.
Однако почему бы и нет? Почему любое право, включая т.н. права человека, не может быть просто текущей модой, как например КСП в период развитого социализма, высокие прически в форме парусных кораблей во времена Короля-Солнца, гладиаторские бои в Древнем Риме или захоронение усопших в пирамидах/каменных усыпальницах Петры/кремлевской стене? Мы видим, как изменчиво позитивное право; позавчера оно было основано на идее легитимизма и выражало ее, вчера оно опиралось на идею диктатуры пролетариата и представляло волю авангарда этого класса, сегодня оно основано на идее прав человека, а завтра обопрется еще на что-нибудь. Все указанные моды прошли. Почему бы не быть преданной забвению и моде на права человека? Отчего этой идее, стоящей на зыбком основании оказывают такие знаки внимания?
Тут очень легко сбиться на обвинения в адрес авторов и популяризаторов этой концепции в попытке получить политические и экономические выгоды путем использования ее для идеологического прикрытия своих не вполне человеколюбивых целей. Все это так, но какую хорошую идею нельзя использовать подобным образом? Тем более, что есть много лично порядочных людей, которые вполне очарованы идеей прав человека и при этом очень недовольны лживостью тех, кто использует ее в неблаговидных целях.
Мне кажется, что главная причина возвышения идеи прав человека состоит не в политических расчетах, а в тяжелой, продолжительной болезни христианского мира. Вполне возможно, что она затянется еще на многие столетия и нас еще ждут периоды ремиссии, но она неизлечима. И усилия по фактическому обожествлению идеи прав человека являются проявлением этой смертельной болезни, как снижение числа Т-лимфоцитов и внезапная молочница во рту являются проявлениями СПИДа.
Права человека действительно существуют, но только в той степени, в которой они дарованы своему любимому творению Богом. Человек имеет особые права только потому, что создан по образу Бога. Именно потому они не могут быть у человека отобраны, как не бывает поругаем Бог.
Но поскольку исключение идеи Бога из общественного дискурса есть один из столпов прогресса, человек сегодня оказывается перед лицом противоречия - он знает из курса философии, что внутри него существует нравственный закон сохраняет память о различении добра и зла, интуитивно ощущая, что "хорошо" и "плохо" действительно существует, но он уже потерял эталон той меры, с помощью которой мог бы убедиться в этом. Более того, мудрость века, которую из любви к звонким словам можно было бы назвать постмодернистской, возражает против попыток иметь какой-либо целостный взгляд на мир. Согласно этой мудрости совершено различные взгляды на одно и то же явление не только допустимы и не считаются взаимоисключающими, но могут являться одновременно справедливыми в зависимости от природы и положения наблюдателя. Если есть желание сделать менее решительное заявление, можно сказать, что противоречивые взгляды признаются мудростью века не более противоречивыми, чем сами идеи и понятия, на которые люди эти взгляды бросают.
Естественно, что живая жизнь в мире, где каждый придает свой собственный, уникальный, но несмотря на это также и истинный смысл всему происходящему, становится невозможной. Выше шла речь о том, что в качестве обоснования (хотя и безосновательного) идеи существования неотъемлемых прав человека использовался аргумент, что без признания существования таких прав у нас не будет оснований обличать их нарушителя. При этом был оставлен без ответа вопрос: неужели без них нельзя обличать жестокость?
А и действительно, разве в рамках идеи об отсутствии целостного взгляда на мир и связанной с ней идеи о равноправии противоположных точек зрения так уж невозможно оправдать действия, которые нам кажутся жестокими? Ведь они могут казаться жестокими только нам, но не являться таковыми для того, кто их совершает. И хотя такое вполне можно услышать на школьном уроке по светской этике, философском семинаре в престижном университете или гламурном междусобойчике, который по странной случайности транслирует популярный телеканал, приняв такие взгляды в глубины своего сознания человек не может не потерять не только человечность, но и просто способность к выживанию.
Поэтому слова остаются словами, а действительность действительностью. Если коллега философа-постмодерниста украдет у него рукопись, выдаст ее за свою, пожнет заслуженные лавры и останется при этом безнаказанным, обиженный философ испытает не просто боль сродни той, что бывает при ожоге, а именно ощущение нарушенной справедливости. Он скорее всего будет считать, что коллега поступил недолжным образом, нехорошо. Но разве коллега не имеет полного права на собственную правду?
Понятно, что коллеге-негодяю можно отказать в праве на правду индивидуального пошива прибегнув к авторитету писаного закона, равно наказывающего за кражу рукописей и драповых пальто, однако всем известно, что писаный закон бывает несправедлив. Например, нацистские Нюрнбергские законы или право органов политического сыска диктатуры пролетариата на внесудебное преследование были частью правовой системы, что не делало их справедливыми. С другой стороны, существующая и поныне смертная казнь многим кажется бесчеловечной и несправедливой, хотя она надежно укоренена в писаном законе вполне рукопожатных стран.
Однако если позитивное право и есть наше все, то не может быть даже самого понятия о несправедливом законе; справедливость есть всего лишь то, что соответствует закону, и ничто иное. Человек сегодня не может принять эту точку зрения, потому что она лишает его самого понятия о справедливости, и отчаянно ищет внешний по отношению к себе эталон, который необходим для поверки существующего порядка и правил на предмет справедливости. Но поскольку внешнего эталона справедливости для человека, отрицающего Бога, быть не может, то место Бога приходится занимать рукотворной альтернативе, которую договариваются считать внешней, хотя на самом деле она таковой не явлется. Права человека подвергаются процедуре очистки от следов их божественного происхождения, а затем фактически обожествляются невзирая на их сомнительное с точки зрения идеи прогресса происхождение.
Этот процесс имеет существенное сходство с языческим богостроительством; язычник отвергает истинного Бога-Творца и обожествляет предметы своих умственных изысканий в области натурфилософии, обществоведения, этики и эстетики. Он сохраняет понимание того, что в окружащем его мире существует «свято место», которое без Бога оказывается «пусто», и поэтому стремится заполнить его продуктами своей деятельности в соответствии со своими вкусами.
Капище Геркулеса в Риме. Очень красиво, но не совсем то, что пытались воздвигнуть его строители.
Права Человека на пьедестале необходимы человеку, чтобы не остаться без опоры в мире, из которого Бог был выселен за недостаточное внимание к нуждам трудящихся, и где теперь обитают лишь люди, которым все позволено. В ужасе перед этой перспективой освобожденные граждане трепещут и спешат воздвигнуть кумир своих прав, на помощь которого надеются и который, как утверждают некоторые, оказывает охранные услуги лучшего качества, чем ни к чему не пригодный Бог. Но этот кумир, как и любой другой, не имеет жизни вне человеческого сознания и не может защитить ни самого себя, ни тех, кто его изготовил, несмотря на все усилия жрецов Ваала последних убедить друг друга в том, что их истукан всесилен и неподвластен никому и ничему.
Люди, вышедшие из христианского мира, отказавшиеся от попыток установить связь с Богом и отправившиеся в долгое, опасное и безнадежное путешествие к Новому Прекрасному миру, все еще чувствуют непреодолимую тягу к абсолюту, неосознанную в нем нужду. В настоящее время на его роль в общественной жизни более всего подходит идея прав человека по причине ее прямой, хотя и тщательно скрываемой от публики связи с Богом. Однако нет абсолюта в мире людей, особенно среди людей, страдающих неофилией - тягой к новизне, неотделимой от стремления к прогрессу. Поэтому время несомненно придет, когда и этот кумир будет повержен и заменен более популярным, более удаленным от Бога, и по всей вероятности еще более пустым, чем сегодняшний.
* Не является ли этот термин сексистским и неполиткорректным? Пожалуй, что и является.