О пользе и вреде чтения вообще и отдельных книг в частности (часть 2, окончательная)
В первой части этого поста речь шла о том, что для отечественной общественной дискуссии типичны взаимные упреки в фашизме. При этом речь идет не столько о действительном фашизме как историческом явлении, сколько о его понимании, характерном для популярной в среде позднесоветской и постсоветской интеллигенции литературе. Более конкретно, речь шла о том, что "фашизм" в подобных случаях понимается как восстание серой массы против людей творчества. Именно такое определение мы можем реконструировать, обратившись к книгам А и Б Стругацких, чье влияние на представления интеллигенции о фашизме и самой себе невозможно отрицать.
Предвижу удивление некоторых френдов: «Нашел, что обсуждать. Это же книги, издававшиеся в Детгизе! Стоят ли они особого внимания?» Я совершенно согласен с этим, хотя не желаю умалять заслуг Детгиза, как известно, написавшего знаменитую книгу о подвигах аса Пушкина. Действительно, книги АБС не кажутся мне глыбами, знакомство с которыми необходимо для приобщения к сокровищнице мировой культуры. Однако я вполне признаю, что они являются частью «культурного кода» современной России, частью общего языка населяющих ее людей. Если бы так не было, сравнение нынешнего Президента России с министром охраны арканарского короля не могло бы быть использовано в дискуссии. А оно используется и нередко.
«Русский репортер» провел некогда интересный эксперимент, составив «обязательный» для освоения культурного кода России набор из ста книг. В него оказалось занесено ТРИ книги АБС, в том числе и «Трудно быть богом». Последняя находилась в списке под почетным номером 58 (выше чем, например, «Повести Белкина», «Белая гвардия», «Бесы» и даже «Москва-Петушки») с подзаголовком «Учебник миропонимания» и ключевой цитатой «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные». Разве же не стоит подумать о том, что и как залетело к нам в культурный код? (Материал для раздумий о судьбах Родины - сочинений звероименного графа в этом списке оказалось всего два.)
Повторяю, мне не кажется, что даже и занесенные в этот список книги являются обязательной частью культурного багажа человека (даже если он и россиянин). Более того, мне кажется, что вот это творение выражает гораздо более здравое отношение к обсуждаемым произведениям; прошу восхититься - «Обитаемый остров» за одну минуту.*
Тем не менее, книга может не быть непременной частью библиотеки культурного человека, но при этом может оказывать огромное влияние на то, как и о чем ругаются люди. В моей заметке речь идет исключительно о влиянии книг АБС на общественную дискуссию.
Итак, первая часть заметки закончилась утверждением, что книги АБС описывают мечту интеллигенции о самой себе. Они показывают ее такой, какой ей хотелось бы быть и какой она непременно будет, когда прогресс одержит победу над всеми его недругами. В чем же заключается это описание мечты?
Во-первых, в наглядной демонстрации/утверждении духовно-интеллектуального превосходства интеллигенции над безмолвствующей массой, которое делает отношения этих групп сходными с принципиальным разделение людей духовных (пневматиков) и плотских (соматиков) в гностической картине мира. В этом отношении нет ничего неожиданного; хотя это утверждение и не такого рода, чтобы быть открыто предъявленным на рекламных щитах вдоль дорог, оно вполне принято среди своих.
Другая сторона этой мечты тоже очевидна - это протест школьника-«ботаника» против невыносимости грубого окружения, в котором котируется лишь сила. Это особенность бросается в глаза при сравнении книг АБС и предшествующих авторов, тоже вполне уверенных в существовании великого раскола между творцами и серостью.
Но если авторы Серебряного века, вполне элитистские по своему мироощущению, услаждали свой мысленный взор видами объятого пламенем мира, в котором гибнут и сами авторы, и их творения, и табуны женщин в фиолетовых чулках, демиурги из книг Мастеров насаждают добро кулаками и всеми подручными средствами, широко применяя нано- и прочие технологии.
Сравните, например, мироощущение лирического героя «Грядущих гуннов» Брюсова и таковое штампованных на фабрике «Красный прогрессор» интеллигентов грядущего века. С одной стороны - сладость предвкушения боли, которая поможет еще лучше оттенить высоту, изящество и хрупкость брюсовского мира, но одновременно и надмирный статус автора (и отчасти его почитателей).
Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над миром!
Слышу ваш топот чугунный
По еще не открытым Памирам.
На нас ордой опьянелой
Рухните с темных становий -
Оживить одряхлевшее тело
Волной пылающей крови.
…
Сложите книги кострами,
Пляшите в их радостном свете,
Творите мерзость во храме,-
Вы во всем неповинны, как дети!
А мы, мудрецы и поэты,
Хранители тайны и веры,
Унесем зажженные светы,
В катакомбы, в пустыни, в пещеры.
…
Бесследно все сгибнет, быть может,
Что ведомо было одним нам,
Но вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном.
С другой стороны - вселенная АБС, в которой с демиургами лучше шуток не шутить. Вот так посланцы из Мира Победившего Творчества разбираются со своими гуннами (напоминаю, речь идет о бандитах, которые в «Обитаемом острове» попытались обидеть главного героя и его даму): “…Секунды стали длинными-длинными, и в течение каждой можно было сделать очень много разных движений, нанести много ударов и видеть всех сразу. Они были неповоротливы, эти обезьяны, они привыкли иметь дело с другой дичью… Максим хватал очередного зверя за нижнюю челюсть, рывком вздергивал податливую голову и бил ребром ладони по бледной пульсирующей шее, и сразу же поворачивался к следующему, хватал, вздергивал, рубил, и снова хватал…”
В этом эпизоде (и многих-многих других) видится одновременно и сладкая мечта обиженного на весь свет подростка о реванше и твердость убеждений прогрессивиста-позитивиста, а не какого-то там декадента-символиста. И то, и другое вполне соответствует происхождению творчества АБС из отечественного шестидесятничества, в результате чего это творчество несет отпечаток всех популярных мулек особенностей мировоззрения и эстетики этой субкультуры, в том числе интеллектуализма в грубоватом, мужественном хемингуэевском оформлении, приправленного изрядной порцией романтического коммунизма в стиле «комиссаров в пыльных шлемах».
Высказанная выше догадка о том, что книги АБС описывают не что иное, как мечту интеллигенции о самой себе, позволяет еще более упростить определение фашизма, реконструированное по этим книгам. Если фашизм есть восстание серости против творчества, а творчество (заключающееся, заметим, в основном в способности проявлять вольнодумство) персонифицировано группой, называемой интеллигенция, то в конечном итоге фашизм - это враждебное отношение к интеллигенции.
Все это может показаться недопустимым упрощением. В том, что это упрощение я не сомневаюсь, но в допустимости его вполне уверен. Если посмотреть на 33 и 1/3 упрека в фашизме, свидетелем которых каждый из нас бывал, то окажется, что в переводе на язык, в котором «да - да», а «нет - нет», понятие «фашизм» обозначает для большинства тех, кто ругательно использует его в отечественном российском дискурсе, оно означает всего лишь «наезд» на тех людей, у кого есть особая задача и особые полномочия в обществе, со стороны тех, кто никаких прав на такой «наезд» не имеет и иметь не может.
На это соображение легко возразить. Разве не может человек говорить так, как ему кажется удобнее? Может и имеет на то полное право. Но и мы оставим за собой право отметить, что в этом случае для обвинения в адрес личных недругов применяется гипербола настолько сильная и благодаря этому настолько неуместная, что использующие ее ставят себя в знакомое положение архетипичного российского интеллигента, некогда упрекавшего жену в потере чувства: «Волчица ты, тебя я презираю, к любовнику уходишь от меня».
Должен признаться, что я не отношусь к славному сообществу поклонников создателей образа Васисуалия Лоханкина, но все больше убеждаюсь в том, что этот образ настолько же жизненный, насколько и карикатурный. Поэтому каждый раз, когда в беседах об альтернативных молитвословиях, неортодоксальной иконописи или пожизненных членах Общества Плоской Земли, я слышу высказанный кем-то в чей-то адрес упрек в фашизме, мне чудится незримое присутствие нашего общего знакомого: «Добро пожаловать, Васисуалий Андреич! Экий же Вы легкий на помине."
* Увы, этот чудесный одноминутный клип не основан на оригинальной идее. Вот использованный в этом случае образец; хотя «Звездные войны» не имеют прямого отношения к нашему разговору, в немом одноминутном варианте они уж очень хороши.
Предвижу удивление некоторых френдов: «Нашел, что обсуждать. Это же книги, издававшиеся в Детгизе! Стоят ли они особого внимания?» Я совершенно согласен с этим, хотя не желаю умалять заслуг Детгиза, как известно, написавшего знаменитую книгу о подвигах аса Пушкина. Действительно, книги АБС не кажутся мне глыбами, знакомство с которыми необходимо для приобщения к сокровищнице мировой культуры. Однако я вполне признаю, что они являются частью «культурного кода» современной России, частью общего языка населяющих ее людей. Если бы так не было, сравнение нынешнего Президента России с министром охраны арканарского короля не могло бы быть использовано в дискуссии. А оно используется и нередко.
«Русский репортер» провел некогда интересный эксперимент, составив «обязательный» для освоения культурного кода России набор из ста книг. В него оказалось занесено ТРИ книги АБС, в том числе и «Трудно быть богом». Последняя находилась в списке под почетным номером 58 (выше чем, например, «Повести Белкина», «Белая гвардия», «Бесы» и даже «Москва-Петушки») с подзаголовком «Учебник миропонимания» и ключевой цитатой «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные». Разве же не стоит подумать о том, что и как залетело к нам в культурный код? (Материал для раздумий о судьбах Родины - сочинений звероименного графа в этом списке оказалось всего два.)
Повторяю, мне не кажется, что даже и занесенные в этот список книги являются обязательной частью культурного багажа человека (даже если он и россиянин). Более того, мне кажется, что вот это творение выражает гораздо более здравое отношение к обсуждаемым произведениям; прошу восхититься - «Обитаемый остров» за одну минуту.*
Click to viewТем не менее, книга может не быть непременной частью библиотеки культурного человека, но при этом может оказывать огромное влияние на то, как и о чем ругаются люди. В моей заметке речь идет исключительно о влиянии книг АБС на общественную дискуссию.
Итак, первая часть заметки закончилась утверждением, что книги АБС описывают мечту интеллигенции о самой себе. Они показывают ее такой, какой ей хотелось бы быть и какой она непременно будет, когда прогресс одержит победу над всеми его недругами. В чем же заключается это описание мечты?
Во-первых, в наглядной демонстрации/утверждении духовно-интеллектуального превосходства интеллигенции над безмолвствующей массой, которое делает отношения этих групп сходными с принципиальным разделение людей духовных (пневматиков) и плотских (соматиков) в гностической картине мира. В этом отношении нет ничего неожиданного; хотя это утверждение и не такого рода, чтобы быть открыто предъявленным на рекламных щитах вдоль дорог, оно вполне принято среди своих.
Другая сторона этой мечты тоже очевидна - это протест школьника-«ботаника» против невыносимости грубого окружения, в котором котируется лишь сила. Это особенность бросается в глаза при сравнении книг АБС и предшествующих авторов, тоже вполне уверенных в существовании великого раскола между творцами и серостью.
Но если авторы Серебряного века, вполне элитистские по своему мироощущению, услаждали свой мысленный взор видами объятого пламенем мира, в котором гибнут и сами авторы, и их творения, и табуны женщин в фиолетовых чулках, демиурги из книг Мастеров насаждают добро кулаками и всеми подручными средствами, широко применяя нано- и прочие технологии.
Сравните, например, мироощущение лирического героя «Грядущих гуннов» Брюсова и таковое штампованных на фабрике «Красный прогрессор» интеллигентов грядущего века. С одной стороны - сладость предвкушения боли, которая поможет еще лучше оттенить высоту, изящество и хрупкость брюсовского мира, но одновременно и надмирный статус автора (и отчасти его почитателей).
Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над миром!
Слышу ваш топот чугунный
По еще не открытым Памирам.
На нас ордой опьянелой
Рухните с темных становий -
Оживить одряхлевшее тело
Волной пылающей крови.
…
Сложите книги кострами,
Пляшите в их радостном свете,
Творите мерзость во храме,-
Вы во всем неповинны, как дети!
А мы, мудрецы и поэты,
Хранители тайны и веры,
Унесем зажженные светы,
В катакомбы, в пустыни, в пещеры.
…
Бесследно все сгибнет, быть может,
Что ведомо было одним нам,
Но вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном.
С другой стороны - вселенная АБС, в которой с демиургами лучше шуток не шутить. Вот так посланцы из Мира Победившего Творчества разбираются со своими гуннами (напоминаю, речь идет о бандитах, которые в «Обитаемом острове» попытались обидеть главного героя и его даму): “…Секунды стали длинными-длинными, и в течение каждой можно было сделать очень много разных движений, нанести много ударов и видеть всех сразу. Они были неповоротливы, эти обезьяны, они привыкли иметь дело с другой дичью… Максим хватал очередного зверя за нижнюю челюсть, рывком вздергивал податливую голову и бил ребром ладони по бледной пульсирующей шее, и сразу же поворачивался к следующему, хватал, вздергивал, рубил, и снова хватал…”
В этом эпизоде (и многих-многих других) видится одновременно и сладкая мечта обиженного на весь свет подростка о реванше и твердость убеждений прогрессивиста-позитивиста, а не какого-то там декадента-символиста. И то, и другое вполне соответствует происхождению творчества АБС из отечественного шестидесятничества, в результате чего это творчество несет отпечаток всех популярных мулек особенностей мировоззрения и эстетики этой субкультуры, в том числе интеллектуализма в грубоватом, мужественном хемингуэевском оформлении, приправленного изрядной порцией романтического коммунизма в стиле «комиссаров в пыльных шлемах».
Высказанная выше догадка о том, что книги АБС описывают не что иное, как мечту интеллигенции о самой себе, позволяет еще более упростить определение фашизма, реконструированное по этим книгам. Если фашизм есть восстание серости против творчества, а творчество (заключающееся, заметим, в основном в способности проявлять вольнодумство) персонифицировано группой, называемой интеллигенция, то в конечном итоге фашизм - это враждебное отношение к интеллигенции.
Все это может показаться недопустимым упрощением. В том, что это упрощение я не сомневаюсь, но в допустимости его вполне уверен. Если посмотреть на 33 и 1/3 упрека в фашизме, свидетелем которых каждый из нас бывал, то окажется, что в переводе на язык, в котором «да - да», а «нет - нет», понятие «фашизм» обозначает для большинства тех, кто ругательно использует его в отечественном российском дискурсе, оно означает всего лишь «наезд» на тех людей, у кого есть особая задача и особые полномочия в обществе, со стороны тех, кто никаких прав на такой «наезд» не имеет и иметь не может.
На это соображение легко возразить. Разве не может человек говорить так, как ему кажется удобнее? Может и имеет на то полное право. Но и мы оставим за собой право отметить, что в этом случае для обвинения в адрес личных недругов применяется гипербола настолько сильная и благодаря этому настолько неуместная, что использующие ее ставят себя в знакомое положение архетипичного российского интеллигента, некогда упрекавшего жену в потере чувства: «Волчица ты, тебя я презираю, к любовнику уходишь от меня».
Должен признаться, что я не отношусь к славному сообществу поклонников создателей образа Васисуалия Лоханкина, но все больше убеждаюсь в том, что этот образ настолько же жизненный, насколько и карикатурный. Поэтому каждый раз, когда в беседах об альтернативных молитвословиях, неортодоксальной иконописи или пожизненных членах Общества Плоской Земли, я слышу высказанный кем-то в чей-то адрес упрек в фашизме, мне чудится незримое присутствие нашего общего знакомого: «Добро пожаловать, Васисуалий Андреич! Экий же Вы легкий на помине."
* Увы, этот чудесный одноминутный клип не основан на оригинальной идее. Вот использованный в этом случае образец; хотя «Звездные войны» не имеют прямого отношения к нашему разговору, в немом одноминутном варианте они уж очень хороши.