Коричневое болото ФРГ
wolf_kitses
Есть такой либеральный миф, что ФРГ провела полную денацификацию и целиком очистилась от нацистского прошлого и, переродившись, стала образцом демократии . Как и другие расхожие мнения о «свободном мире» (он же «цивилизованный»), это неправда целиком и полностью. А вот как оно было на самом деле.
Послевоенная ФРГ - страна с почти поголовным нацистским прошлым, с сорванной денацификацией, с политическим, военным и бизнес-руководством, пересевшим в свои высокие кресла непосредственно из аналогичных нацистских, конечно, не могла быть никаким «образцом» никакой «демократии». Послевоенное западногерманское общество - общество более чем консервативно настроенных мещан (бундесбюргеров) - было продуктом нацистского режима, который истребил оппозицию и «промыл мозги» оставшимся, выдрессировал их.
Восстановленная на американские деньги по «плану Маршалла», все более погружающаяся в омут потребительства, в большей или меньшей степени профашистски настроенная, ненавидящая все, что отличается от «предписанного стандарта», мещанская ФРГ эпохи Аденауэра была местом, где действовали ханжеские правила, предписывавшие на людях осуждать Гитлера, а дома, за обеденным столом восхвалять его. Впрочем, Гитлера восхваляли даже и публично (при условии, что не накажут): 40 % населения в социологических опросах 50-х гг. смело утверждало, что годы нацистской диктатуры были «лучшим временем в германской истории».
Уже с 1948-49 гг. проявилось основное отличие денацификации в советской и западной зонах. В первом случае бывшие нацисты, даже если их не сажали в тюрьму, всё равно лишались права занимать должности на государственной службе. Соответственно, все госслужащие с нацистским прошлым в ГДР были вычищены, от учителей и рядовых клерков, до ответственных сотрудников министерств. Этим во многом определялась и неопытность госаппарата ГДР, который в некоторых отраслях был создан практически с нуля (суды, система образования, аппарат центральных министерств и ведомств, где нацистов было практически 100%). В западных же зонах союзники, руководствуясь «прагматизмом» и «преемственностью управления», разрешили использование бывших членов НСДАП в соответствии с квалификацией и опытом, которую они приобрели во времена «третьего рейха», тем более что уже с 1946 года борцы с коммунизмом снова стали востребованы, а кто в этой области лучшие профи, как не наци?[Spoiler (click to open)]
Такой подход пользовался полной поддержкой ХДС/ХСС. Не случайно сразу же после образования ФРГ заговорили о реставрационных порядках. 4 января 1951 года американский Верховный комиссар Макклой подписал первый указ о помиловании нацистских преступников, осуждённых на 12 нюрнбергских процессах. Это было сделано по просьбе Аденауэра, который говорил о необходимости примирить различные слои общества (видимо, на коммунистов это примирение не распространялось). Почувствовав, что к власти приходят «свои» люди, бывшие члены НСДАП в массовом порядке потянулись на госслужбу. Из 26 кандадатур, рассматривавшихся в качестве претендентов на пост первого министра внутренних дел ФРГ, только один не имел своей биографии компрометирующих обстоятельств коричневого цвета.
Из этих 26 человек 15 служили в МВД нацистской Германии, а ещё восемь - в МВД Пруссии (премьером которой был Геринг и где впервые было создано гестапо). Наиболее известным случаем проникновения бывших нацистов в госаппарат ФРГ был Ханс Глобке, который в течение 10 лет занимал пост статс-секретаря (то есть заместителя министра) в ведомстве федерального канцлера. Фамилия Глобке также фигурировала в списке кандидатов на пост министра внутренних дел, но даже Аденауэр не решился на такое назначение, так как считал Глобке «непроходным» с точки зрения общественного мнения. Юрист Глобке был известен своими комментариями к пресловутым Нюрнбергским законам 1935 года, которые положили начало организованному преследованию евреев на территории Германии. В 1940 году Глобке подал прошение о вступлении в НДАП, но оно было отвергнуто Борманом на основании активного участия Глобке в католическом движении во времена Веймарской республики. Несмотря на то, что Глобке не стал министром, он был самым доверенным человеком канцлера, и без его ведома не решался ни один кадровый вопрос.
Но наиболее вопиющим случаем был, конечно, Теодор Оберлендер, занимавший в 1953-1960 годы пост федерального министра по делам изгнанных. Оберлендер был в годы войны командиром карательного батальона украинских националистов «Нахтигаль», совершившего во Львове в 1941 году массовые убийства мирных граждан. Аденауэр считал Оберлендера «глубоко коричневым», однако последний покинул свою должность только после того, как Верховный суд ГДР заочно приговорил его к смертной казни.
Когда в 1951 году союзники, наконец, разрешили ФРГ образовать свой собственный МИД, вскоре выяснилось, что 66% его руководящих сотрудников были членами НСДАП. СДПГ на этом примере забила тревогу по вопросу «реставрации» духа «третьего рейха», но Аденауэр хладнокровно ответил, что настало время положить конец «вынюхиванию нацистов». И это действительно вскоре было оформлено юридически. В мае 1951 года вступил в силу закон, возвращающий более 150 тысячам бывших нацистов, вынужденных до 1949 года покинуть государственную службу, все имущественные права, связанные с ней (например, пенсии).
Более того, работодатели по законы были обязаны выделять 20% средств на приём на работу именно этой категории лиц. Вскоре после принятия упомянутого закона вся юстиция ФРГ вновь запестрела знакомыми ещё с 30-х годов лицами. Естественно поэтому, что процессы против нацистских преступников после 1953 года приняли единичный характер (90% подобных процессов было проведено именно до этого года). Но и сразу после основания ФРГ западногерманские суды хотя и вынуждены были выполнять закон № 10 Союзного контрольного совета, осудили только 730 нацистов, из которых лишь шесть получили пожизненный срок, а 609 либо отделались денежными штрафами, либо отсидели в тюрьме символическое время.
Первый рейхсканцлер ФРГ вполне гармонировал с этой страною - Конрад Аденауэр был и вполне лояльным нацистам, и квислингом со стажем. Сразу после поражения Германии в первой мировой войне он хотел провозгласить сепаратную Рейнскую республику, чтобы отделиться от «революционной Пруссии» и перейти под французский протекторат. В 1936 г. Аденауэр получил от нацистов щедрую государственную пенсию, которая позволила ему выстроить собственный дом. Чтобы ещё приблизиться к режиму, Аденауэр вступил в нацистскую благотворительную организацию, а в 1940 году затребовал себе нескольких французских военнопленных для строительства этого самого дома, не забыв получить с государства деньги на их содержание.
Поэтому американцы выбрали Аденауэра и отвергли его главного конкурента - правого социалиста Шумахера. При всём своём антикоммунизме и зоологической русофобии (он был из Ульма в Восточной Пруссии и соответствующе воспитан; критикуя отца за жестокое обращение с семьёй, он называл его «русским правительством», да и потеря руки под Лодзью в первую мировую, куда он пошёл добровольцем, лишь обостряла ненависть к России) Шумахер был антинацистом. В 1930-1933 гг. он был депутатом рейхстага от СДПГ, и об этом депутате - заднескамеечнике узнала вся страна, когда в блестящей речи 23 февраля 1932 года он назвал нацистскую агитацию «постоянным призывом к сидящей внутри человека свинье». Потом он попал в Дахау, но там был библиотекарем, отказывался от любых контактов с возникающими группами Сопротивления, и в 44-м был освобожден по протекции родственника-нациста.
Дальше западногерманские власти уже осмелели до того, что заявили в 1951 году протест против планов американцев привести в исполнение смертный приговор в отношении некоторых эсэсовцев, осуждённых к высшей мере наказания ещё в 1949 году. Протест базировался, конечно, на соображения гуманности, и прав человека, ведь смертная казнь в ФРГ отменена!
Примечательно, что закон об амнистии бывшим нацистам 1951 года прошёл в бундестаге не только голосами ХДС/ХСС. За него проголосовала и СДПГ. Канули в прошлое времена, когда Шумахер в своей первой речи в качестве лидера оппозиции назвал членов фракции ХДС/ХСС «нацистами». Когда президент бундестага (тоже член ХДС) выразил возмущение такими словами Шумахера, один из депутатов-коммунистов просто посоветовал спикеру парламента ещё раз просмотреть анкеты членов его собственной фракции.
И всё же почему в ФРГ сложился такой широкий политический фронт, выступавший за фактическое забвение периода «третьего рейха»? Дело в том, что миллионы немцев чувствовали себя при Гитлере неплохо, и им надоело бесконечно извиняться перед державами-победительницами за своё прошлое. Истинных борцов Сопротивления в Германии было мало, да и большинство их них были членами компартии. Если ГДР была, используя определение западногерманской историографии, «диктатурой воспитания», где у власти действительно стояли непримиримые противники Гитлера, то в ФРГ государством управляли обыватели тихо и спокойно «пересидевшие» нацизм и пользовавшиеся его социальными благами. Зачем же миллионам этих людей было вспоминать о посылках с фронта, в которых мужья и сыновья присылали снятые с расстрелянных людей вещи или отобранные у русских или украинских «недочеловеков» продукты? Хотелось забыть об исчезновении соседей-евреев, тем более что оставленные ими рестораны или магазины переходили им, арийцам. Именно в силу этих обстоятельств (хотя были, конечно, и другие факторы) режим Аденауэра имел более широкую социальную базу (в 1954 году 42% опрошенных в ФРГ считали, что при Гитлере им жилось лучше всего), чем режим Ульбрихта.
Антифашисты в этой стране были изгоями не только в 1950-х, но и в 1960-1970-х гг. При этом они, как правило, не понимали, что формально демократическая и антифашистская конституция ФРГ (сколько хвалебных строк написала о ней в конце 50-х - начале 60-х Ульрика Майнхоф!) не может быть подспорьем в борьбе с фашизмом. Им казалось, что достаточно разоблачить бывших нацистов у власти - и в первую очередь военных преступников - и всё исправится. Поэтому они занимались такими разоблачениями. И не сразу увидели, что чем дальше, тем картина безрадостнее: к началу 70-х гг. они собрали доказательства вины 364 тысяч военных преступников (а это была заведомо незначительная часть от общего числа!), в то время как перед судом (к 1980 г.) предстало лишь 86 498 человек, из которых осудили лишь 6329, причем почти всех - на символические сроки. Нацистских судей-палачей вообще не судили никогда: ведь они «всего лишь действовали в соответствии с тогдашними законами»! Даже тех, кого за военные преступления осудили в других странах - в том числе и у союзников по НАТО (во Франции, Нидерландах, Дании), - западногерманская Фемида укрывала и защищала.
Офицерский корпус ФРГ (и в первую очередь высшее офицерство) практически сплошь состоял из военных преступников, которые чувствовали себя настолько уверенно, что даже создали (еще до официального провозглашения ФРГ, при оккупационных властях) первую неофашистскую организацию - «Братство» («Брудершафт»), которая пользовалась финансовой поддержкой банкира Р. Пфердменгеса, близкого друга К. Аденауэра.
В сентябре 1950 г. «Братство» обнаглело до такой степени, что официально потребовало от Аденауэра ремилитаризовать ФРГ и «смыть позор Нюрнберга». Среди руководителей «Братства» был генерал Ганс Шпейдель, которого Аденауэр вскоре назначил генеральным инспектором бундесвера. Судя по всему, членом «Братства» был и ставший в 1966 г. канцлером К.-Г. Кизингер. Во всяком случае, когда в ФРГ в 1950 г. внезапно объявился (и жил под своим собственным именем, не скрываясь!) статс-секретарь Геббельса и «легитимный» руководитель несуществующего рейха Вернер Науман, на поклон к нему среди прочих нацистских подпольщиков являлся и Кизингер. (Науман мог формально претендовать на роль наследника Гитлера: Гитлер назначил своим преемников Геббельса, а Геббельс перед самоубийством - Наумана; Науман в кратчайший срок организовал грандиозный заговор, в который вовлек верхушку бундесвера, ХДС и Свободной демократической партии (СвДПГ); арестованные английскими оккупационными властями в 1953 г. заговорщики были переданы юстиции ФРГ, а та их отпустила.)
Хотя уже для Нюрнбергского трибунала был подготовлен солидный список германских промышленников и банкиров - нацистских военных преступников, почти все они избежали наказания, а те немногие, кто предстал перед судом и был осужден, отделались символическими сроками, да и те вскоре сменились помилованием. Но самое страшное было даже не это, а то, что в военных преступлениях участвовали не одни руководители, участвовали миллионы (и это касалось не только вермахта; на заводах Круппа, например, рядовые мастера и инженеры вели себя с пленной «рабсилой» как садисты и типичные военные преступники).
Такая «безобидная» и «гуманная» организация, как Красный Крест ФРГ, снабжала нацистских преступников деньгами и предупреждала об опасности тех из них, кого разыскивали правоохранительные органы других стран. Оказывалось, что кого из высокопоставленных лиц ни тронь - за каждым числятся военные преступления и преступления против человечества (кстати, и расследовать это было совсем не безопасно). Даже тот, кто долгое время имел репутацию «незапятнанного», при ближайшем рассмотрении оказывался нацистом. Так, творец «немецкого экономического чуда» Людвиг Эрхард, когда копнули, оказался экономическим советником нацистского гауляйтера Бюркеля - и сначала устраивал «экономическое чудо» для фашистов, доводя до смерти сотни тысяч заключенных концлагерей. В конце концов, только в СА и СС, признанных, по Нюрнбергу, «преступными организациями», в концу войны состояло 4 млн 450 тыс. человек! По подсчетам знаменитого немецкого экзистенциалиста Карла Ясперса, в послевоенной ФРГ взрослых немцев, не запятнавших себя нацистскими преступлениями, было не более 500 тысяч - и, разумеется, их «оттеснили в сторону» и сделали «лишними».
Власти ФРГ в 1965 г. собирались даже - вопреки международному праву - ограничить срок давности военных преступлений 1969 годом. Бундестаг на это не пошел - и антифашисты ФРГ считали это своей большой победой (лишь У. Майнхоф подозревала подвох - и была права: даже ей не было известно, что бывшие нацистские крючкотворы уже разделили военные преступления на две категории: «Totschlag» и «Mord» - и на «Totschlag», куда записали уничтожение «партизан, подпольщиков, саботажников и т.п.» (а под это «и т.п.» можно повести что угодно!), втихую распространили срок давности!).
Стоит ли удивляться в таких условиях тому, что из 300 доказанных военных преступников, убивших тысячи людей в Освенциме, в 5 процессах с 1965 по 1974 г. западногерманские суды оправдали 285, а из оставшихся 15 лишь 6 были осуждены пожизненно, причем за исключением одного, умершего в тюрьме, все они вскоре вышли на свободу.
И если бы все это касалось только судей, военных и министров! Нет: левые разоблачали и разоблачали нацистских убийц - а бундесбюргеры избирали и избирали разоблаченных в бундестаг и в ландтаги. Фашист - это, перефразируя Ленина, озверевший от ужаса капитализма мелкий буржуа. Но даже в процветавшей ФРГ этот мелкий буржуа (не обязательно по формальному социальному статусу, но обязательно по психологии) испытывал симпатию именно к фашистам, а не к антифашистам. Обыватель - авторитарная личность, он не может обходиться без авторитета, твердой власти и стабильности, поэтому в равной степени одни и те же лица были опорой Гитлера при нацистской диктатуре и Аденауэра - Эрхарда - Кизингера - при «представительной демократии». Всё в точности так, как писала Франкфуртская школа.
Добавим к этому, что западногерманское государство, только возникнув, стало одну за другой запрещать именно антифашистские организации: вслед за Объединением лиц, преследовавшихся при нацизме, были запрещены Демократический женский союз, Союз свободной немецкой молодежи, Национальный фронт демократической Германии, Культурбунд, Комитет борцов за мир. После запрета КПГ застал черед ее «дочерних» организаций (как действительно дочерних, так и провозглашенных таковыми властями). В то же время, запретив в начале существования ФРГ Социалистическую партию Германии (прямо провозглашавшую себя преемником НСДАП), далее власти стали систематически отказывать в требованиях запрета неофашистских организаций: оказывается, запрет политической организации - чрезвычайная мера и злоупотреблять ею нельзя.
В 1970-е годы преследование инакомыслящих только усилилилось. «"28 января 1972 года были приняты новые поправки к Закону о служащих. Канцлером тогда был еще сегодня почитаемый некоторыми идеалистами премудрый Вилли Брандт. Причиной принятия "Закона о членстве служающих в экстремистских организациях" было усиление новых левых, как наследников студенческого движения. Так называемый "Указ о радикалах" должен был предотвратить влияние этих новых левых внутри правительственных организаций. "Указ о радикалах" распространялся также и на правых экстремистов, но правых, затронутых этим законом, было значительно меньше, чем левых.
Подобный закон уже принимался в 50е годы - так называемый "Указ Аденауэра".
"Принятие на общественную службу предполагает, согласно названным условиям, что кандидат гарантирует, что готов в любой момент выступить на защиту свободно-демократического общественного порядка в рамках Конституции. Если имеются обоснованные сомнения в этом, они оправдывают отказ в принятии на службу".
Всего было проведено 3,5 миллионов расследований по запросам в ведомства по охране Конституции. В 10 тысячах случаев - другие источники говорят о приблизительно 100 тысячах человеческих судеб - из-за "антиконституционной деятельности" или принадлежности к "антиконституционным организациям" дело привело к отказу в приеме на работу и таким образом, к запрету на профессию. В 130 случаях люди были уволены. Причины, по которым кандидат на работу считался подозрительным, сочинялись произвольным образом. Достаточно было активно работать в организации, в которой состояли также и коммунисты. Примеры таких организаций - Объединение жертв нацистского режима/Антифашистский Союз, Немецкое общество борьбы за мир/Объединение противников военной службы или Союз демократических юристов. Кстати, "Указ о радикалах" и сейчас действителен. Сегодня, как и ранее, его применяют против левых, но обосновывают вслух в основном тем, что якобы он перекрывает доступ к государственной службе неонацистам.
К празднованию 20-летия падения Берлинской стены и связанному с этим очернению ГДР как тоталитарного государства, террористического режима и не знаю чего еще, стоило бы понемножку восстановить порядок и реальный обзор событий. Хорошо бы, например, чтобы 3,5 миллиона затронутых "защитой Конституции" могли прочесть свои акты. Некоторые жертвы "Указа о радикалах" и сегодня не реабилитированы. Или вся бесконечная "Ария о страшном ГДР" инсценируется для того, чтобы отвлечь внимание от себя и от множества разрушенных жизней в ФРГ? О том, что давление созданное "Указом о радикалах" на кандидатов в служащие, было воспринято только самыми послушными или готовыми немедленно и с рвением подчиниться, мы лучше вообще помолчим. А то еще сегодня какое-нибудь государственное учреждение в этой республике может обидеться... " [отсюда]».
И всё это - на фоне чудовищной духовной провинциальности, затхлости, торжествующего мещанского убожества в культуре. Подобно тому, как у нас сталинский контрреволюционный мелкобуржуазно-бюрократический режим истребил почти все талантливое - так что наши довольно убогие в большинстве своем «шестидесятники» воспринимались на безрыбье чуть не гениями, - так и в ФРГ 50-х в культурной пустыне чуть ли не гениями казались писатели «Группы 47». Нелепое представление о ФРГ Аденауэра как о стране высокой культуры складывалось и в СССР: у нас переводили и печатали - по идеологическим соображениям - именно прогрессивных писателей (из той же «Группы 47» в частности), одновременно их восхваляя, так что у читателей складывалось впечатление, что в ФРГ вся литература - такая. По прошествии времени мы можем, однако, констатировать, что талантов, равных по масштабу братьям Манн или Фейхтвангеру, это поколение так и не дало. А кроме того, вовсе не оно определяло лицо литературного рынка ФРГ - как раз серьезная литература там была литературой маргинальной, основную массу составляла чудовищно убогая, ориентированная на обывателя и откровенно консервативная «массовая литература» (в ФРГ ее стыдливо называли «тривиальной литературой»).
Естественным следствием «мещанского болота коричневого цвета» в ФРГ была практически полная смерть западногерманской культуры. Сразу после войны в западных зонах появилось много театров, газет и журналов. Молодые и обладавшие обострённым чувством справедливости писатели, вроде Борхерта, казалось, стали властителями дум послевоенного поколения немцев, пытавшихся примириться с собственной совестью. Но денежная реформа расставила всё на свои места. Обыватели, охотно платившие рейхсмарками за газеты и билеты в театр или кино, экономили новые деньги. Их интересовали больше скидки и распродажи, чем надоевшие призывы интеллектуалов-болтунов помнить недавнее прошлое. Из 115 театров, существовавших в западных зонах в 1947 году, в 1950 году остался только 31, а число занятых в театральном деле сократилось за это время с 28 до 17 тысяч человек. В массовом порядке умирали литературные и общественно-политические журналы, большинству из которых так и не суждено было возродиться вновь.
Даже ежедневные газеты, претендовавшие на серьёзность, боролись за выживание. Известная и по сей день газета «Вельт», являвшаяся первое время рупором британской военной администрации, вынуждена была сократить тираж с 2 млн экземпляров в апреле 1948 года до 300 тысяч в июле 1949 года. Новым лицом западногерманской прессы стал яркий представитель племени таблоидов - «Бильд» («Картинка»), практически и состоявший из одних фотографий. Первый номер этой и поныне самой многотиражной газеты ФРГ вышел в свет 26 июня 1952 года. Место слишком морализирующих театров заняло ненавязчивое радио (7,5 млн аппаратов в 1949 году и 12,8 млн - в 1955) и начиная с 1953 года - телевидения (тогда было ещё только 12 тысяч телевизоров). Досуг западного немца стал гораздо проще и состоял из кино (в основном американские комедии и вестерны), встреч с друзьями в пивной за «своим» столом и футбола по воскресеньям (хотя в него не столько играли, сколько болели или пытали счастье на тотализаторе, появившемся в 1948 году).
Не менее безобразным было положение на TV. Западногерманского кинематографа как искусства не существовало до начала 70-х. Собственно, пока в 60-70-е в культурное пространство не стало вторгаться поколение бунтарей, поколение У. Майнхоф, культурная ситуация ФРГ повторяла культурную ситуацию нацистской Германии: очень высокое исполнительское искусство в области классической музыки и оперного театра - и удручающая посредственность во всем остальном.
ФРГ превратилась в общество среднего класса, который ничего не хотел знать о «третьем рейхе», концлагерях и газовых камерах. Положение отягощалось бегством прогрессивно настроенной интеллигенции в ГДР. Нам любят рассказывать о том, как бежали из ГДР в ФРГ, но наши продажные пропагандисты молчат, что существовал и обратный поток (в начале 50-х они были сравнимыми, в 60-е на каждые 10 перебежчиков из ГДР приходился 1 из ФРГ) - причем в ГДР бежали даже солдаты бундесвера и пограничники с оружием в руках. В большинстве представители левой интеллигенции, бежавшие в ГДР, не смогли себя реализовать на «новой родине», но и культурное пространство ФРГ тоже их лишилось.
Профессора в университетах - с почти поголовно нацистским прошлым - были такими, что лучше бы их не было вовсе (кто учился в СССР в «период застоя», меня поймет). Позже многие титулованные «ученые» возмущались бунтующими студентами 60-х и клеймили их как «хулиганов»: дескать, какое безобразие, освистывали профессоров, оскорбляли их, не пускали на трибуну!
А ведь студенты вели себя неприлично умеренно: эту академическую фашистскую сволочь надо было не освистывать, а расстреливать. Известный западногерманский историк Эрнст Нольте так был оскорблен свободомыслием и неуважительностью студентов, что даже утверждал, будто именно на базе «сформированного марксизмом» студенческого движения в ФРГ «возникает фашизм»! Это тот самый Нольте, который в 1986 г. спровоцирует «спор историков» в попытке (небезуспешной) реабилитировать нацизм. Теперь, когда книги Нольте изданы по-русски, каждый имеет возможность прочитать, каким хорошим (правовым и т.д.) государством была нацистская Германия, а также что нацизм был единственным способом защитить западную цивилизацию от совсем уже ужасного, дикого, азиатского большевизма (а заодно прочитать и хитро спрятанные в примечания пассажи, оправдывающие «ревизионистов», отрицающих факт гитлеровского геноцида, и утверждающие, что в газовых камерах нацисты никого не истребляли, а «уничтожали паразитов»). Так даже сегодня выглядит в ФРГ «респектабельная наука». Что уж говорить о 50-х!
Бундесбюргер в 50-60-е ненавидел всех, кто напоминал ему о его фашистском прошлом - тем более что у бундесбюргера теперь было новое любимое занятие: потребительство. Даже в конце 60-х - начале 70-х средний бундесбюргер не испытывал никакого интереса к культуре, был занят только своей семьей и работой и стремился к самоизоляции: ходить в гости было не принято, обращаться к соседям за помощью - тоже. Основное времяпрепровождение: в молодости - немного спорта, в зрелом возрасте - TV, свой дом, участок, работа и экономия. Самым популярным напитком оставался «напиток фюрера» - пиво (147 л на человека в год, в то время как чая - 32 л, молока - 94), каждый 20-й житель ФРГ был алкоголиком.
Десятилетия левые и еврейские организации вели борьбу за то, чтобы дать Дюссельдорфскому университету имя Г. Гейне - безуспешно (понятное дело: Гейне - еврей и друг Маркса). Гейне в ФРГ не издавали (и не издают) большими тиражами, так и не вышло в свет полное собрание его сочинений. В доме, где он родился, десятилетиями не удавалось создать музей. «Фонд Гейне» (его личная библиотека и книги о нем - всего свыше 5 тысяч томов) не мог найти помещения. К 175-летию со дня рождения Гейне власти Дюссельдорфа были вынуждены закупить 20 тысяч экземпляров его книг в ГДР.
Как и следовало ожидать, подавление и издевательства в постфашистском обществе ФРГ не ограничились левыми-антифашистами-инакомыслящими, а распространились на всех слабых и зависимых членов общества. Лишь на днях земельная евангелическая церковь Нижней Саксонии извинилась за истязания детей в приютах, принадлежащих данной церкви. Ранее были выдвинуты требования со стороны бывших воспитанников как данных приютов так и приютов католической церкви о возмещении морального ущерба в размере 25 миллиардов евро. В расчете на пострадавшего (а их кол-во в организованном для этого сообществе http://veh-ev.info/ ок. 500 тыс.) это составило бы 50 000 евро. Общее количество пострадавших оценивают по Западнoй Германии до одного миллиона. Prof. Manfred Kappeler обозначает данный феномен как "постфашисткую традицию" бытовавшую в тогдашней ФРГ до 70х годов. „Postfaschistische Tradition bedeutet, dass die Erziehungs- auffassungen der Nationalsozialisten in der Jugendhilfe und ihren Einrichtungen weitergelebt haben nach 1945 und zwar bis in die 70er Jahre hinein. “ [постфашистская традиция означает, что нацистские представления о работе с безнадзорными/трудновоспитуемыми детьми, и соответствующие им учреждения и нравы дожили с 1945 года до 1970-х гг. - wsf1917]. В качестве истязаний были принужденный труд воспитанников приютов церковных заведений, избиения их кожаными ремнями, резиновыми шлангами прямо по лицу. Принуждение есть только что вырванное. Как сообщалось несколько лет назад, в 90 процентов случаев монашки, пасторы и воспитатели истязали детей: например, при первой менструации воспитанниц "ввиду их якобы греховности" приковывали к постели цепями, вкалывали успокоительное. За малейшую мелочь воспитанники и воспитанницы подвергались избиениям до крови.
Требующие однако отметили, что компенсации не должны "лечь на плечи" налогоплательщиков, а быть выплачены как церковными учреждениями так и теми предприятиями/хозяйствами, кто получил прибыль от принуждительного труда детей из приютов. [Отсюда]
Трудно в такой обстановке не догадаться рано или поздно, что ты все еще живешь в глубоко фашистской стране. Ульрика Мария Майнхоф и ее единомышленники в конце концов догадались.
Источники
Николай Платошкин. Жаркое лето 1953 года в Германии. М.: Олма-пресс. 380 с.
Александр Тарасов. Капитализм ведёт к фашизму - долой капитализм!
Есть такой либеральный миф, что ФРГ провела полную денацификацию и целиком очистилась от нацистского прошлого и, переродившись, стала образцом демократии . Как и другие расхожие мнения о «свободном мире» (он же «цивилизованный»), это неправда целиком и полностью. А вот как оно было на самом деле.
Послевоенная ФРГ - страна с почти поголовным нацистским прошлым, с сорванной денацификацией, с политическим, военным и бизнес-руководством, пересевшим в свои высокие кресла непосредственно из аналогичных нацистских, конечно, не могла быть никаким «образцом» никакой «демократии». Послевоенное западногерманское общество - общество более чем консервативно настроенных мещан (бундесбюргеров) - было продуктом нацистского режима, который истребил оппозицию и «промыл мозги» оставшимся, выдрессировал их.
Восстановленная на американские деньги по «плану Маршалла», все более погружающаяся в омут потребительства, в большей или меньшей степени профашистски настроенная, ненавидящая все, что отличается от «предписанного стандарта», мещанская ФРГ эпохи Аденауэра была местом, где действовали ханжеские правила, предписывавшие на людях осуждать Гитлера, а дома, за обеденным столом восхвалять его. Впрочем, Гитлера восхваляли даже и публично (при условии, что не накажут): 40 % населения в социологических опросах 50-х гг. смело утверждало, что годы нацистской диктатуры были «лучшим временем в германской истории».
Уже с 1948-49 гг. проявилось основное отличие денацификации в советской и западной зонах. В первом случае бывшие нацисты, даже если их не сажали в тюрьму, всё равно лишались права занимать должности на государственной службе. Соответственно, все госслужащие с нацистским прошлым в ГДР были вычищены, от учителей и рядовых клерков, до ответственных сотрудников министерств. Этим во многом определялась и неопытность госаппарата ГДР, который в некоторых отраслях был создан практически с нуля (суды, система образования, аппарат центральных министерств и ведомств, где нацистов было практически 100%). В западных же зонах союзники, руководствуясь «прагматизмом» и «преемственностью управления», разрешили использование бывших членов НСДАП в соответствии с квалификацией и опытом, которую они приобрели во времена «третьего рейха», тем более что уже с 1946 года борцы с коммунизмом снова стали востребованы, а кто в этой области лучшие профи, как не наци?[Spoiler (click to open)]
Такой подход пользовался полной поддержкой ХДС/ХСС. Не случайно сразу же после образования ФРГ заговорили о реставрационных порядках. 4 января 1951 года американский Верховный комиссар Макклой подписал первый указ о помиловании нацистских преступников, осуждённых на 12 нюрнбергских процессах. Это было сделано по просьбе Аденауэра, который говорил о необходимости примирить различные слои общества (видимо, на коммунистов это примирение не распространялось). Почувствовав, что к власти приходят «свои» люди, бывшие члены НСДАП в массовом порядке потянулись на госслужбу. Из 26 кандадатур, рассматривавшихся в качестве претендентов на пост первого министра внутренних дел ФРГ, только один не имел своей биографии компрометирующих обстоятельств коричневого цвета.
Из этих 26 человек 15 служили в МВД нацистской Германии, а ещё восемь - в МВД Пруссии (премьером которой был Геринг и где впервые было создано гестапо). Наиболее известным случаем проникновения бывших нацистов в госаппарат ФРГ был Ханс Глобке, который в течение 10 лет занимал пост статс-секретаря (то есть заместителя министра) в ведомстве федерального канцлера. Фамилия Глобке также фигурировала в списке кандидатов на пост министра внутренних дел, но даже Аденауэр не решился на такое назначение, так как считал Глобке «непроходным» с точки зрения общественного мнения. Юрист Глобке был известен своими комментариями к пресловутым Нюрнбергским законам 1935 года, которые положили начало организованному преследованию евреев на территории Германии. В 1940 году Глобке подал прошение о вступлении в НДАП, но оно было отвергнуто Борманом на основании активного участия Глобке в католическом движении во времена Веймарской республики. Несмотря на то, что Глобке не стал министром, он был самым доверенным человеком канцлера, и без его ведома не решался ни один кадровый вопрос.
Но наиболее вопиющим случаем был, конечно, Теодор Оберлендер, занимавший в 1953-1960 годы пост федерального министра по делам изгнанных. Оберлендер был в годы войны командиром карательного батальона украинских националистов «Нахтигаль», совершившего во Львове в 1941 году массовые убийства мирных граждан. Аденауэр считал Оберлендера «глубоко коричневым», однако последний покинул свою должность только после того, как Верховный суд ГДР заочно приговорил его к смертной казни.
Когда в 1951 году союзники, наконец, разрешили ФРГ образовать свой собственный МИД, вскоре выяснилось, что 66% его руководящих сотрудников были членами НСДАП. СДПГ на этом примере забила тревогу по вопросу «реставрации» духа «третьего рейха», но Аденауэр хладнокровно ответил, что настало время положить конец «вынюхиванию нацистов». И это действительно вскоре было оформлено юридически. В мае 1951 года вступил в силу закон, возвращающий более 150 тысячам бывших нацистов, вынужденных до 1949 года покинуть государственную службу, все имущественные права, связанные с ней (например, пенсии).
Более того, работодатели по законы были обязаны выделять 20% средств на приём на работу именно этой категории лиц. Вскоре после принятия упомянутого закона вся юстиция ФРГ вновь запестрела знакомыми ещё с 30-х годов лицами. Естественно поэтому, что процессы против нацистских преступников после 1953 года приняли единичный характер (90% подобных процессов было проведено именно до этого года). Но и сразу после основания ФРГ западногерманские суды хотя и вынуждены были выполнять закон № 10 Союзного контрольного совета, осудили только 730 нацистов, из которых лишь шесть получили пожизненный срок, а 609 либо отделались денежными штрафами, либо отсидели в тюрьме символическое время.
Первый рейхсканцлер ФРГ вполне гармонировал с этой страною - Конрад Аденауэр был и вполне лояльным нацистам, и квислингом со стажем. Сразу после поражения Германии в первой мировой войне он хотел провозгласить сепаратную Рейнскую республику, чтобы отделиться от «революционной Пруссии» и перейти под французский протекторат. В 1936 г. Аденауэр получил от нацистов щедрую государственную пенсию, которая позволила ему выстроить собственный дом. Чтобы ещё приблизиться к режиму, Аденауэр вступил в нацистскую благотворительную организацию, а в 1940 году затребовал себе нескольких французских военнопленных для строительства этого самого дома, не забыв получить с государства деньги на их содержание.
Поэтому американцы выбрали Аденауэра и отвергли его главного конкурента - правого социалиста Шумахера. При всём своём антикоммунизме и зоологической русофобии (он был из Ульма в Восточной Пруссии и соответствующе воспитан; критикуя отца за жестокое обращение с семьёй, он называл его «русским правительством», да и потеря руки под Лодзью в первую мировую, куда он пошёл добровольцем, лишь обостряла ненависть к России) Шумахер был антинацистом. В 1930-1933 гг. он был депутатом рейхстага от СДПГ, и об этом депутате - заднескамеечнике узнала вся страна, когда в блестящей речи 23 февраля 1932 года он назвал нацистскую агитацию «постоянным призывом к сидящей внутри человека свинье». Потом он попал в Дахау, но там был библиотекарем, отказывался от любых контактов с возникающими группами Сопротивления, и в 44-м был освобожден по протекции родственника-нациста.
Дальше западногерманские власти уже осмелели до того, что заявили в 1951 году протест против планов американцев привести в исполнение смертный приговор в отношении некоторых эсэсовцев, осуждённых к высшей мере наказания ещё в 1949 году. Протест базировался, конечно, на соображения гуманности, и прав человека, ведь смертная казнь в ФРГ отменена!
Примечательно, что закон об амнистии бывшим нацистам 1951 года прошёл в бундестаге не только голосами ХДС/ХСС. За него проголосовала и СДПГ. Канули в прошлое времена, когда Шумахер в своей первой речи в качестве лидера оппозиции назвал членов фракции ХДС/ХСС «нацистами». Когда президент бундестага (тоже член ХДС) выразил возмущение такими словами Шумахера, один из депутатов-коммунистов просто посоветовал спикеру парламента ещё раз просмотреть анкеты членов его собственной фракции.
И всё же почему в ФРГ сложился такой широкий политический фронт, выступавший за фактическое забвение периода «третьего рейха»? Дело в том, что миллионы немцев чувствовали себя при Гитлере неплохо, и им надоело бесконечно извиняться перед державами-победительницами за своё прошлое. Истинных борцов Сопротивления в Германии было мало, да и большинство их них были членами компартии. Если ГДР была, используя определение западногерманской историографии, «диктатурой воспитания», где у власти действительно стояли непримиримые противники Гитлера, то в ФРГ государством управляли обыватели тихо и спокойно «пересидевшие» нацизм и пользовавшиеся его социальными благами. Зачем же миллионам этих людей было вспоминать о посылках с фронта, в которых мужья и сыновья присылали снятые с расстрелянных людей вещи или отобранные у русских или украинских «недочеловеков» продукты? Хотелось забыть об исчезновении соседей-евреев, тем более что оставленные ими рестораны или магазины переходили им, арийцам. Именно в силу этих обстоятельств (хотя были, конечно, и другие факторы) режим Аденауэра имел более широкую социальную базу (в 1954 году 42% опрошенных в ФРГ считали, что при Гитлере им жилось лучше всего), чем режим Ульбрихта.
Антифашисты в этой стране были изгоями не только в 1950-х, но и в 1960-1970-х гг. При этом они, как правило, не понимали, что формально демократическая и антифашистская конституция ФРГ (сколько хвалебных строк написала о ней в конце 50-х - начале 60-х Ульрика Майнхоф!) не может быть подспорьем в борьбе с фашизмом. Им казалось, что достаточно разоблачить бывших нацистов у власти - и в первую очередь военных преступников - и всё исправится. Поэтому они занимались такими разоблачениями. И не сразу увидели, что чем дальше, тем картина безрадостнее: к началу 70-х гг. они собрали доказательства вины 364 тысяч военных преступников (а это была заведомо незначительная часть от общего числа!), в то время как перед судом (к 1980 г.) предстало лишь 86 498 человек, из которых осудили лишь 6329, причем почти всех - на символические сроки. Нацистских судей-палачей вообще не судили никогда: ведь они «всего лишь действовали в соответствии с тогдашними законами»! Даже тех, кого за военные преступления осудили в других странах - в том числе и у союзников по НАТО (во Франции, Нидерландах, Дании), - западногерманская Фемида укрывала и защищала.
Офицерский корпус ФРГ (и в первую очередь высшее офицерство) практически сплошь состоял из военных преступников, которые чувствовали себя настолько уверенно, что даже создали (еще до официального провозглашения ФРГ, при оккупационных властях) первую неофашистскую организацию - «Братство» («Брудершафт»), которая пользовалась финансовой поддержкой банкира Р. Пфердменгеса, близкого друга К. Аденауэра.
В сентябре 1950 г. «Братство» обнаглело до такой степени, что официально потребовало от Аденауэра ремилитаризовать ФРГ и «смыть позор Нюрнберга». Среди руководителей «Братства» был генерал Ганс Шпейдель, которого Аденауэр вскоре назначил генеральным инспектором бундесвера. Судя по всему, членом «Братства» был и ставший в 1966 г. канцлером К.-Г. Кизингер. Во всяком случае, когда в ФРГ в 1950 г. внезапно объявился (и жил под своим собственным именем, не скрываясь!) статс-секретарь Геббельса и «легитимный» руководитель несуществующего рейха Вернер Науман, на поклон к нему среди прочих нацистских подпольщиков являлся и Кизингер. (Науман мог формально претендовать на роль наследника Гитлера: Гитлер назначил своим преемников Геббельса, а Геббельс перед самоубийством - Наумана; Науман в кратчайший срок организовал грандиозный заговор, в который вовлек верхушку бундесвера, ХДС и Свободной демократической партии (СвДПГ); арестованные английскими оккупационными властями в 1953 г. заговорщики были переданы юстиции ФРГ, а та их отпустила.)
Хотя уже для Нюрнбергского трибунала был подготовлен солидный список германских промышленников и банкиров - нацистских военных преступников, почти все они избежали наказания, а те немногие, кто предстал перед судом и был осужден, отделались символическими сроками, да и те вскоре сменились помилованием. Но самое страшное было даже не это, а то, что в военных преступлениях участвовали не одни руководители, участвовали миллионы (и это касалось не только вермахта; на заводах Круппа, например, рядовые мастера и инженеры вели себя с пленной «рабсилой» как садисты и типичные военные преступники).
Такая «безобидная» и «гуманная» организация, как Красный Крест ФРГ, снабжала нацистских преступников деньгами и предупреждала об опасности тех из них, кого разыскивали правоохранительные органы других стран. Оказывалось, что кого из высокопоставленных лиц ни тронь - за каждым числятся военные преступления и преступления против человечества (кстати, и расследовать это было совсем не безопасно). Даже тот, кто долгое время имел репутацию «незапятнанного», при ближайшем рассмотрении оказывался нацистом. Так, творец «немецкого экономического чуда» Людвиг Эрхард, когда копнули, оказался экономическим советником нацистского гауляйтера Бюркеля - и сначала устраивал «экономическое чудо» для фашистов, доводя до смерти сотни тысяч заключенных концлагерей. В конце концов, только в СА и СС, признанных, по Нюрнбергу, «преступными организациями», в концу войны состояло 4 млн 450 тыс. человек! По подсчетам знаменитого немецкого экзистенциалиста Карла Ясперса, в послевоенной ФРГ взрослых немцев, не запятнавших себя нацистскими преступлениями, было не более 500 тысяч - и, разумеется, их «оттеснили в сторону» и сделали «лишними».
Власти ФРГ в 1965 г. собирались даже - вопреки международному праву - ограничить срок давности военных преступлений 1969 годом. Бундестаг на это не пошел - и антифашисты ФРГ считали это своей большой победой (лишь У. Майнхоф подозревала подвох - и была права: даже ей не было известно, что бывшие нацистские крючкотворы уже разделили военные преступления на две категории: «Totschlag» и «Mord» - и на «Totschlag», куда записали уничтожение «партизан, подпольщиков, саботажников и т.п.» (а под это «и т.п.» можно повести что угодно!), втихую распространили срок давности!).
Стоит ли удивляться в таких условиях тому, что из 300 доказанных военных преступников, убивших тысячи людей в Освенциме, в 5 процессах с 1965 по 1974 г. западногерманские суды оправдали 285, а из оставшихся 15 лишь 6 были осуждены пожизненно, причем за исключением одного, умершего в тюрьме, все они вскоре вышли на свободу.
И если бы все это касалось только судей, военных и министров! Нет: левые разоблачали и разоблачали нацистских убийц - а бундесбюргеры избирали и избирали разоблаченных в бундестаг и в ландтаги. Фашист - это, перефразируя Ленина, озверевший от ужаса капитализма мелкий буржуа. Но даже в процветавшей ФРГ этот мелкий буржуа (не обязательно по формальному социальному статусу, но обязательно по психологии) испытывал симпатию именно к фашистам, а не к антифашистам. Обыватель - авторитарная личность, он не может обходиться без авторитета, твердой власти и стабильности, поэтому в равной степени одни и те же лица были опорой Гитлера при нацистской диктатуре и Аденауэра - Эрхарда - Кизингера - при «представительной демократии». Всё в точности так, как писала Франкфуртская школа.
Добавим к этому, что западногерманское государство, только возникнув, стало одну за другой запрещать именно антифашистские организации: вслед за Объединением лиц, преследовавшихся при нацизме, были запрещены Демократический женский союз, Союз свободной немецкой молодежи, Национальный фронт демократической Германии, Культурбунд, Комитет борцов за мир. После запрета КПГ застал черед ее «дочерних» организаций (как действительно дочерних, так и провозглашенных таковыми властями). В то же время, запретив в начале существования ФРГ Социалистическую партию Германии (прямо провозглашавшую себя преемником НСДАП), далее власти стали систематически отказывать в требованиях запрета неофашистских организаций: оказывается, запрет политической организации - чрезвычайная мера и злоупотреблять ею нельзя.
В 1970-е годы преследование инакомыслящих только усилилилось. «"28 января 1972 года были приняты новые поправки к Закону о служащих. Канцлером тогда был еще сегодня почитаемый некоторыми идеалистами премудрый Вилли Брандт. Причиной принятия "Закона о членстве служающих в экстремистских организациях" было усиление новых левых, как наследников студенческого движения. Так называемый "Указ о радикалах" должен был предотвратить влияние этих новых левых внутри правительственных организаций. "Указ о радикалах" распространялся также и на правых экстремистов, но правых, затронутых этим законом, было значительно меньше, чем левых.
Подобный закон уже принимался в 50е годы - так называемый "Указ Аденауэра".
"Принятие на общественную службу предполагает, согласно названным условиям, что кандидат гарантирует, что готов в любой момент выступить на защиту свободно-демократического общественного порядка в рамках Конституции. Если имеются обоснованные сомнения в этом, они оправдывают отказ в принятии на службу".
Всего было проведено 3,5 миллионов расследований по запросам в ведомства по охране Конституции. В 10 тысячах случаев - другие источники говорят о приблизительно 100 тысячах человеческих судеб - из-за "антиконституционной деятельности" или принадлежности к "антиконституционным организациям" дело привело к отказу в приеме на работу и таким образом, к запрету на профессию. В 130 случаях люди были уволены. Причины, по которым кандидат на работу считался подозрительным, сочинялись произвольным образом. Достаточно было активно работать в организации, в которой состояли также и коммунисты. Примеры таких организаций - Объединение жертв нацистского режима/Антифашистский Союз, Немецкое общество борьбы за мир/Объединение противников военной службы или Союз демократических юристов. Кстати, "Указ о радикалах" и сейчас действителен. Сегодня, как и ранее, его применяют против левых, но обосновывают вслух в основном тем, что якобы он перекрывает доступ к государственной службе неонацистам.
К празднованию 20-летия падения Берлинской стены и связанному с этим очернению ГДР как тоталитарного государства, террористического режима и не знаю чего еще, стоило бы понемножку восстановить порядок и реальный обзор событий. Хорошо бы, например, чтобы 3,5 миллиона затронутых "защитой Конституции" могли прочесть свои акты. Некоторые жертвы "Указа о радикалах" и сегодня не реабилитированы. Или вся бесконечная "Ария о страшном ГДР" инсценируется для того, чтобы отвлечь внимание от себя и от множества разрушенных жизней в ФРГ? О том, что давление созданное "Указом о радикалах" на кандидатов в служащие, было воспринято только самыми послушными или готовыми немедленно и с рвением подчиниться, мы лучше вообще помолчим. А то еще сегодня какое-нибудь государственное учреждение в этой республике может обидеться... " [отсюда]».
И всё это - на фоне чудовищной духовной провинциальности, затхлости, торжествующего мещанского убожества в культуре. Подобно тому, как у нас сталинский контрреволюционный мелкобуржуазно-бюрократический режим истребил почти все талантливое - так что наши довольно убогие в большинстве своем «шестидесятники» воспринимались на безрыбье чуть не гениями, - так и в ФРГ 50-х в культурной пустыне чуть ли не гениями казались писатели «Группы 47». Нелепое представление о ФРГ Аденауэра как о стране высокой культуры складывалось и в СССР: у нас переводили и печатали - по идеологическим соображениям - именно прогрессивных писателей (из той же «Группы 47» в частности), одновременно их восхваляя, так что у читателей складывалось впечатление, что в ФРГ вся литература - такая. По прошествии времени мы можем, однако, констатировать, что талантов, равных по масштабу братьям Манн или Фейхтвангеру, это поколение так и не дало. А кроме того, вовсе не оно определяло лицо литературного рынка ФРГ - как раз серьезная литература там была литературой маргинальной, основную массу составляла чудовищно убогая, ориентированная на обывателя и откровенно консервативная «массовая литература» (в ФРГ ее стыдливо называли «тривиальной литературой»).
Естественным следствием «мещанского болота коричневого цвета» в ФРГ была практически полная смерть западногерманской культуры. Сразу после войны в западных зонах появилось много театров, газет и журналов. Молодые и обладавшие обострённым чувством справедливости писатели, вроде Борхерта, казалось, стали властителями дум послевоенного поколения немцев, пытавшихся примириться с собственной совестью. Но денежная реформа расставила всё на свои места. Обыватели, охотно платившие рейхсмарками за газеты и билеты в театр или кино, экономили новые деньги. Их интересовали больше скидки и распродажи, чем надоевшие призывы интеллектуалов-болтунов помнить недавнее прошлое. Из 115 театров, существовавших в западных зонах в 1947 году, в 1950 году остался только 31, а число занятых в театральном деле сократилось за это время с 28 до 17 тысяч человек. В массовом порядке умирали литературные и общественно-политические журналы, большинству из которых так и не суждено было возродиться вновь.
Даже ежедневные газеты, претендовавшие на серьёзность, боролись за выживание. Известная и по сей день газета «Вельт», являвшаяся первое время рупором британской военной администрации, вынуждена была сократить тираж с 2 млн экземпляров в апреле 1948 года до 300 тысяч в июле 1949 года. Новым лицом западногерманской прессы стал яркий представитель племени таблоидов - «Бильд» («Картинка»), практически и состоявший из одних фотографий. Первый номер этой и поныне самой многотиражной газеты ФРГ вышел в свет 26 июня 1952 года. Место слишком морализирующих театров заняло ненавязчивое радио (7,5 млн аппаратов в 1949 году и 12,8 млн - в 1955) и начиная с 1953 года - телевидения (тогда было ещё только 12 тысяч телевизоров). Досуг западного немца стал гораздо проще и состоял из кино (в основном американские комедии и вестерны), встреч с друзьями в пивной за «своим» столом и футбола по воскресеньям (хотя в него не столько играли, сколько болели или пытали счастье на тотализаторе, появившемся в 1948 году).
Не менее безобразным было положение на TV. Западногерманского кинематографа как искусства не существовало до начала 70-х. Собственно, пока в 60-70-е в культурное пространство не стало вторгаться поколение бунтарей, поколение У. Майнхоф, культурная ситуация ФРГ повторяла культурную ситуацию нацистской Германии: очень высокое исполнительское искусство в области классической музыки и оперного театра - и удручающая посредственность во всем остальном.
ФРГ превратилась в общество среднего класса, который ничего не хотел знать о «третьем рейхе», концлагерях и газовых камерах. Положение отягощалось бегством прогрессивно настроенной интеллигенции в ГДР. Нам любят рассказывать о том, как бежали из ГДР в ФРГ, но наши продажные пропагандисты молчат, что существовал и обратный поток (в начале 50-х они были сравнимыми, в 60-е на каждые 10 перебежчиков из ГДР приходился 1 из ФРГ) - причем в ГДР бежали даже солдаты бундесвера и пограничники с оружием в руках. В большинстве представители левой интеллигенции, бежавшие в ГДР, не смогли себя реализовать на «новой родине», но и культурное пространство ФРГ тоже их лишилось.
Профессора в университетах - с почти поголовно нацистским прошлым - были такими, что лучше бы их не было вовсе (кто учился в СССР в «период застоя», меня поймет). Позже многие титулованные «ученые» возмущались бунтующими студентами 60-х и клеймили их как «хулиганов»: дескать, какое безобразие, освистывали профессоров, оскорбляли их, не пускали на трибуну!
А ведь студенты вели себя неприлично умеренно: эту академическую фашистскую сволочь надо было не освистывать, а расстреливать. Известный западногерманский историк Эрнст Нольте так был оскорблен свободомыслием и неуважительностью студентов, что даже утверждал, будто именно на базе «сформированного марксизмом» студенческого движения в ФРГ «возникает фашизм»! Это тот самый Нольте, который в 1986 г. спровоцирует «спор историков» в попытке (небезуспешной) реабилитировать нацизм. Теперь, когда книги Нольте изданы по-русски, каждый имеет возможность прочитать, каким хорошим (правовым и т.д.) государством была нацистская Германия, а также что нацизм был единственным способом защитить западную цивилизацию от совсем уже ужасного, дикого, азиатского большевизма (а заодно прочитать и хитро спрятанные в примечания пассажи, оправдывающие «ревизионистов», отрицающих факт гитлеровского геноцида, и утверждающие, что в газовых камерах нацисты никого не истребляли, а «уничтожали паразитов»). Так даже сегодня выглядит в ФРГ «респектабельная наука». Что уж говорить о 50-х!
Бундесбюргер в 50-60-е ненавидел всех, кто напоминал ему о его фашистском прошлом - тем более что у бундесбюргера теперь было новое любимое занятие: потребительство. Даже в конце 60-х - начале 70-х средний бундесбюргер не испытывал никакого интереса к культуре, был занят только своей семьей и работой и стремился к самоизоляции: ходить в гости было не принято, обращаться к соседям за помощью - тоже. Основное времяпрепровождение: в молодости - немного спорта, в зрелом возрасте - TV, свой дом, участок, работа и экономия. Самым популярным напитком оставался «напиток фюрера» - пиво (147 л на человека в год, в то время как чая - 32 л, молока - 94), каждый 20-й житель ФРГ был алкоголиком.
Десятилетия левые и еврейские организации вели борьбу за то, чтобы дать Дюссельдорфскому университету имя Г. Гейне - безуспешно (понятное дело: Гейне - еврей и друг Маркса). Гейне в ФРГ не издавали (и не издают) большими тиражами, так и не вышло в свет полное собрание его сочинений. В доме, где он родился, десятилетиями не удавалось создать музей. «Фонд Гейне» (его личная библиотека и книги о нем - всего свыше 5 тысяч томов) не мог найти помещения. К 175-летию со дня рождения Гейне власти Дюссельдорфа были вынуждены закупить 20 тысяч экземпляров его книг в ГДР.
Как и следовало ожидать, подавление и издевательства в постфашистском обществе ФРГ не ограничились левыми-антифашистами-инакомыслящими, а распространились на всех слабых и зависимых членов общества. Лишь на днях земельная евангелическая церковь Нижней Саксонии извинилась за истязания детей в приютах, принадлежащих данной церкви. Ранее были выдвинуты требования со стороны бывших воспитанников как данных приютов так и приютов католической церкви о возмещении морального ущерба в размере 25 миллиардов евро. В расчете на пострадавшего (а их кол-во в организованном для этого сообществе http://veh-ev.info/ ок. 500 тыс.) это составило бы 50 000 евро. Общее количество пострадавших оценивают по Западнoй Германии до одного миллиона. Prof. Manfred Kappeler обозначает данный феномен как "постфашисткую традицию" бытовавшую в тогдашней ФРГ до 70х годов. „Postfaschistische Tradition bedeutet, dass die Erziehungs- auffassungen der Nationalsozialisten in der Jugendhilfe und ihren Einrichtungen weitergelebt haben nach 1945 und zwar bis in die 70er Jahre hinein. “ [постфашистская традиция означает, что нацистские представления о работе с безнадзорными/трудновоспитуемыми детьми, и соответствующие им учреждения и нравы дожили с 1945 года до 1970-х гг. - wsf1917]. В качестве истязаний были принужденный труд воспитанников приютов церковных заведений, избиения их кожаными ремнями, резиновыми шлангами прямо по лицу. Принуждение есть только что вырванное. Как сообщалось несколько лет назад, в 90 процентов случаев монашки, пасторы и воспитатели истязали детей: например, при первой менструации воспитанниц "ввиду их якобы греховности" приковывали к постели цепями, вкалывали успокоительное. За малейшую мелочь воспитанники и воспитанницы подвергались избиениям до крови.
Требующие однако отметили, что компенсации не должны "лечь на плечи" налогоплательщиков, а быть выплачены как церковными учреждениями так и теми предприятиями/хозяйствами, кто получил прибыль от принуждительного труда детей из приютов. [Отсюда]
Трудно в такой обстановке не догадаться рано или поздно, что ты все еще живешь в глубоко фашистской стране. Ульрика Мария Майнхоф и ее единомышленники в конце концов догадались.
Источники
Николай Платошкин. Жаркое лето 1953 года в Германии. М.: Олма-пресс. 380 с.
Александр Тарасов. Капитализм ведёт к фашизму - долой капитализм!