"Указ о радикалах" 1972
Левые, прочь! Нацисты, обратно!
Nazis rein, Linke raus
Что действительно стояло за яростно оспариваемым "Указом о радикалах" 1972 года? Молодой историк ещё раз внимательно изучил все дебаты и пришёл к неожиданному выводу
Целое десятилетие не утихали взрывы возбуждения по поводу "Указа о радикалах" 1972 года. Он явно был направлен на то, чтобы отстранить и так исчезающе малую группу членов Компартии Германии от государственной службы. Однако задетыми чувствовали себя не только (коммунистическое) меньшинство, но и большая часть "бунтующего" поколения оказалась ограниченной (в правах). Таким образом неутихающие споры о "Запрете на профессию" (дисквалификации) бросили тень на период правления социал-либеральной коалиции вплоть до 1982 года. До конца 80-х 3,5 миллиона соискателей на работу в государственных структрах должны были подвергаться проверке на благонадёжность, при этом было выдано более 100.000 "запретов на профессии". Несмотря на заверения, что его правительство открыто для критически настроенной молодёжи, после долгих раздумий Вилли Брандт согласился с "Указом о радикалах". Это было большой ошибкой, как признался он позже.
[Spoiler (click to open)]
О "Указе о радикалах" писали много. Молодой историк Доминик Риголь решил пересмотреть его ещё раз, с нетрадиционных позиций. Его мало занимает, кто какую роль при этом играл, почему согласился Вилли Брандт или что вышло из практики "запретов на профессии" - Риголь ищет истоки "Указа о радикалах" в 50-х.
При этом его книга "Защита государства в Западной Германии", изданная недавно, была спланирована совсем по-другому. Сначала Риголь занимался поисками в федеральном архиве Кобленца, как конференция министров внутренних дел открыла дорогу указу и каким образом было достигнуто соглашение между Хайнцом Рунау (сенатор по внутренним делам Гамбурга, СДПГ), министром внутренних дел Гансом-Дитрихом Геншером (СвДП) и премьер-министром Майнца Гельмутом Колем (ХДС), ратифицированное затем канцлером. Однако, рассказал Риголь в беседе:"Я оказался перед лицом 70-х и просто ничего не понимал". Что, спрашивал он себя, стоит за этим консенсусом?
10 января 1972 года, Геншер сообщил, что (все) сошлись во мнении - "Коммунистическая партия Германии преследует однозначно ясные, враждебные конституции цели"; тоже самое касалось и НДПГ (Национал-Демократическая партия Германии, основанная в 1964 году ультраправая партия, некоторые считают её наследницей НСДАП, прим. перев.) Поскольку обе партии не были запрещены, юристы спорили, можно ли их считать враждебными конституции. 28 января доступ к государственной службе был, наконец, урегулирован по-новому. Компромисс: простое членство в партии "не считалось", необходимо было проийти "индивидуальную проверку". Однако отказ в приёме (на работу), так нужно было понимать "Указ о радикалах", должен был при этом стать нормой.
До сих пор эту тему рассматривали только на фоне Холодной войны и конфликта между ФРГ и ГДР. Риголь решился на, как он выражается, "ретроспективное прочтение" периода с 1945 по 1972. То есть он взял себе на заметку непосредственно послевоенные годы, вернее "дисквалификации", которые выдавались "в процессе денацификации против бывших служащих Третьего Рейха и других национал-социалистических функционеров", но вскоре уже при Аденауэре, указом от 19 сентября 1950 года, были упразднены. Приём, который искусно применил Риголь, состоит в том, чтобы переместиться в перспективу "45-х", когда непосредственно в послевоенные годы бывшие члены сопротивления или преследовавшиеся НСДАП, могли передвинуться на самые верхние посты. И вдруг они же оказались свидетелями, как всевозможные "партийные элиты, начиная с уровня рейсхфюрера" стали реабилитировать. И вот уже, легким движением руки эти "49-е" оттеснили "45-х".
Для Риголя это решающая зарубка (цезура). Указ Аденауэра 1950 года допускал, что старые нацистские функционеры политически и профессионально годны к службе при новой демократии. Вместо этого, теперь считалось необходимым держать подальше от государственных структур Компартию, Союз преследовавшихся нацистским режимом, а также две мелкие неонацистские партии. Однако как же могло исчезнуть из поля зрения обстоятельство, что эти "49-е" были теми, кто в 30-е годы активно помогал преобразовывать "Первую Республику в Третий Рейх"?
"Антитоталитарный нарратив" (нарратив - исторически и культурно обоснованная интерпретация некоторого аспекта мира с определенной позиции, прим. перев.) подменил собой "антифашистский нарратив", таков вывод Риголя. Роль этих двух "повествований-нарративов" в последующие годы и составляет ядро его исследований.
Переход от одного к другому ни в коем случае не происходил гладко и без шероховатостей. К меньшинству, которое возражало против внезапного поворота 1950, относились Густав Хайнеман (министр внутренних дел при Аденауэре), публицисты Вальтер Диркс и Евген Когон, как и депутат Бундестага Отто Хайнрих Греве (СДПГ). Хайнеман, рассерженный, вышел из состава кабинета, так как его тревога, что возвращение старых элит станет угрозой молодому государству, была оставлена без внимания.
Протягивать исторические параллели между 1950 и 1972, между Аденауэром и "Указом о радикалах", долгое время считалось недопустимым, говорит Риголь. Поскольку, согласно официальной версии (истории), члены Немецкой Компартии были "современным панданом" тех КПГ-совцев, которые в союзе с национал-социалистами нанесли смертельный удар по демократии Веймарской Республики (вот, похоже, откуда торчат уши "Последней Республики" Резуна-Суворова, прим. перев.) Таким образом и выглядел консенсус 1950-го. Реабилитация партийных элит функционеров, ответственных за восхождение Гитлера и образование нацистской Германии, стало невероятным "результатом замещения". С далеко идущими общественными последствиями. Соучастники и попутчики вскоре снова оказались во всех учереждениях, в полиции и юстиции вплоть до федеральной судебной палаты, и разумеется, у них были свои представления о том, что может представлять потенциальную опасность для государства, отличные от взглядов тех, кто пострадал от режима национал-социалистов. Преследование коммунистов в ФРГ ожесточилось не только из-за конфликта с ГДР, который был естественно острее, чем с другими странами, но и, главным образом потому, что большая часть новых ответственных лиц была в этом кровно заинтересована. Единственная политическая группа, которая по-прежнему протестовала, "публично требуя отвода в связи с профнепригодностью, тех или иных "замазанных" национал-социализмом служащих или судей", должна была наконец замолчать.
Это ощущалось и в Указе 1972 года. Между тем, в наиболее важные в отношении безопасности государства учереждения уже постепенно продвинулись члены "поколения Гитлерюгенд". У них хотя и не было личного интереса к тому, чтобы и далее теснить "антифашистский нарратив", однако они выросли в своём сообществе, где антикоммунизм и демократический образ мыслей стали пропагандироваться как "две стороны одной медали". Необходимо было "сопротивляться истокам" - то есть ставить заслон радикальным меньшинствам - левым меньшинствам! Это отвечало антитоталитарным убеждениям.
"68-е" имели наглость вновь открыть дискуссии. Они расспрашивали родителей о их национал-социалистическом прошлом и о том, что не были ли "45-е" оттеснены незаконно. "Указ о радикалах" Риголь понимает как ответ на эту критику, в конце концов протестующая молодёжь посмела подвергнуть сомнению "консенсус Аденауэра" 1950 года.
Истории, которые Риголь обрисовывает в своей книге, касаются безупречных юристов, таких как Адольф Арндт (отказался сотрудничать с нацистами, подвергался преследованиям, прим. перев.) или Фриц Бауер* , которые не желали "вытеснения", и отвратительных, таких как Эрнст Ашенбах (бывший член НСДАП, замешан в Холокосте, член СвДП, адвокат, депутат Бундестага и Европарламента, прим. перев.) или Вернер Бест **, которые выступали за амнистию нацистских преступников. Он рассказывает о возрождённых национал-социалистических политиках, таких как госсекретарь Аденауэра Ганс Глобке ***, о Людвиге Эрхарде и его идее "формированного общества" (если в двух словах - ориентировка всех социальных групп на “общее благо”, подчинение групповых интересов некоему единому “общенациональному” интересу, прим. перев.), о охотнице за нацистами Беате Кларсфельд и двух её пощёчинах бывшему нацисту Курту Георгу Кизингеру****, о Ульрике Майнхоф и её удивительных текстах... Но везде речь идёт, в первую очередь о том, какую роль они играли в конфликте за выбор "правильного нарратива". Так и скандал с изданием Spiegel 1962 ***** года представляется в новом свете, журналу указали его место не в последнюю очередь потому, что он слишком глубоко копнул биографии государственных деятелей, сделаших карьеры ещё до 1945 года.
После решений 1972, пишет Риголь, антитоталитарный консенсус получил ещё более мощную защиту от нападок "бунтующего поколения". Причем он не проводит этим прямую линию с 1950-го к 1972-му. Но, это было "неправовое действие, то, что произошло тогда". Общие преследования, горечь "отдельных случаев", отчуждение от общества - все это до сих пор не осознано.
И какой же "нарратив" господствует сегодня? По меньшей мере теперь можно без опаски говорить о закате "45-х", утверждает Риголь. В своё время авторы "Указа" противопоставляли своим критикам следующее: "никаких оснований для тревоги, правовое государство - это самоуправление!"
Эта предистория обращения с меньшинствами и слепая вера в правовое государство, подводит итоги Риголь, возможно тоже немного объясняет, как могло произойти, что убийства (группы) Национал-социалистическое подполье (неонацистская группа, действующая в рамках НДПГ, прим. перев.) так долго оставались незамеченными. Учереждения правового государства оказались бессильны "самих себя увидеть в качестве общественной угрозы".
Доминик Риголь не пишет заново историю Федеральной Республики, он просто по-новому прочитывает её. Он связывает вместе то, что составляет единое целое. Его исследование это именно радикально непредвзятый анализ первых послевоенных лет - впечатляющий вклад в историю формирования образа мыслей нашей Республики.
Доминик Риголь, 1975 г.р., историк в университете Йена. Его книга "Защита государства в Западной Германии" вышла в гёттингенском издательстве "Вальштайн" (Göttinger Wallstein Verlag)
Nazis rein, Linke raus
Что действительно стояло за яростно оспариваемым "Указом о радикалах" 1972 года? Молодой историк ещё раз внимательно изучил все дебаты и пришёл к неожиданному выводу
Целое десятилетие не утихали взрывы возбуждения по поводу "Указа о радикалах" 1972 года. Он явно был направлен на то, чтобы отстранить и так исчезающе малую группу членов Компартии Германии от государственной службы. Однако задетыми чувствовали себя не только (коммунистическое) меньшинство, но и большая часть "бунтующего" поколения оказалась ограниченной (в правах). Таким образом неутихающие споры о "Запрете на профессию" (дисквалификации) бросили тень на период правления социал-либеральной коалиции вплоть до 1982 года. До конца 80-х 3,5 миллиона соискателей на работу в государственных структрах должны были подвергаться проверке на благонадёжность, при этом было выдано более 100.000 "запретов на профессии". Несмотря на заверения, что его правительство открыто для критически настроенной молодёжи, после долгих раздумий Вилли Брандт согласился с "Указом о радикалах". Это было большой ошибкой, как признался он позже.
[Spoiler (click to open)]
О "Указе о радикалах" писали много. Молодой историк Доминик Риголь решил пересмотреть его ещё раз, с нетрадиционных позиций. Его мало занимает, кто какую роль при этом играл, почему согласился Вилли Брандт или что вышло из практики "запретов на профессии" - Риголь ищет истоки "Указа о радикалах" в 50-х.
При этом его книга "Защита государства в Западной Германии", изданная недавно, была спланирована совсем по-другому. Сначала Риголь занимался поисками в федеральном архиве Кобленца, как конференция министров внутренних дел открыла дорогу указу и каким образом было достигнуто соглашение между Хайнцом Рунау (сенатор по внутренним делам Гамбурга, СДПГ), министром внутренних дел Гансом-Дитрихом Геншером (СвДП) и премьер-министром Майнца Гельмутом Колем (ХДС), ратифицированное затем канцлером. Однако, рассказал Риголь в беседе:"Я оказался перед лицом 70-х и просто ничего не понимал". Что, спрашивал он себя, стоит за этим консенсусом?
10 января 1972 года, Геншер сообщил, что (все) сошлись во мнении - "Коммунистическая партия Германии преследует однозначно ясные, враждебные конституции цели"; тоже самое касалось и НДПГ (Национал-Демократическая партия Германии, основанная в 1964 году ультраправая партия, некоторые считают её наследницей НСДАП, прим. перев.) Поскольку обе партии не были запрещены, юристы спорили, можно ли их считать враждебными конституции. 28 января доступ к государственной службе был, наконец, урегулирован по-новому. Компромисс: простое членство в партии "не считалось", необходимо было проийти "индивидуальную проверку". Однако отказ в приёме (на работу), так нужно было понимать "Указ о радикалах", должен был при этом стать нормой.
До сих пор эту тему рассматривали только на фоне Холодной войны и конфликта между ФРГ и ГДР. Риголь решился на, как он выражается, "ретроспективное прочтение" периода с 1945 по 1972. То есть он взял себе на заметку непосредственно послевоенные годы, вернее "дисквалификации", которые выдавались "в процессе денацификации против бывших служащих Третьего Рейха и других национал-социалистических функционеров", но вскоре уже при Аденауэре, указом от 19 сентября 1950 года, были упразднены. Приём, который искусно применил Риголь, состоит в том, чтобы переместиться в перспективу "45-х", когда непосредственно в послевоенные годы бывшие члены сопротивления или преследовавшиеся НСДАП, могли передвинуться на самые верхние посты. И вдруг они же оказались свидетелями, как всевозможные "партийные элиты, начиная с уровня рейсхфюрера" стали реабилитировать. И вот уже, легким движением руки эти "49-е" оттеснили "45-х".
Для Риголя это решающая зарубка (цезура). Указ Аденауэра 1950 года допускал, что старые нацистские функционеры политически и профессионально годны к службе при новой демократии. Вместо этого, теперь считалось необходимым держать подальше от государственных структур Компартию, Союз преследовавшихся нацистским режимом, а также две мелкие неонацистские партии. Однако как же могло исчезнуть из поля зрения обстоятельство, что эти "49-е" были теми, кто в 30-е годы активно помогал преобразовывать "Первую Республику в Третий Рейх"?
"Антитоталитарный нарратив" (нарратив - исторически и культурно обоснованная интерпретация некоторого аспекта мира с определенной позиции, прим. перев.) подменил собой "антифашистский нарратив", таков вывод Риголя. Роль этих двух "повествований-нарративов" в последующие годы и составляет ядро его исследований.
Переход от одного к другому ни в коем случае не происходил гладко и без шероховатостей. К меньшинству, которое возражало против внезапного поворота 1950, относились Густав Хайнеман (министр внутренних дел при Аденауэре), публицисты Вальтер Диркс и Евген Когон, как и депутат Бундестага Отто Хайнрих Греве (СДПГ). Хайнеман, рассерженный, вышел из состава кабинета, так как его тревога, что возвращение старых элит станет угрозой молодому государству, была оставлена без внимания.
Протягивать исторические параллели между 1950 и 1972, между Аденауэром и "Указом о радикалах", долгое время считалось недопустимым, говорит Риголь. Поскольку, согласно официальной версии (истории), члены Немецкой Компартии были "современным панданом" тех КПГ-совцев, которые в союзе с национал-социалистами нанесли смертельный удар по демократии Веймарской Республики (вот, похоже, откуда торчат уши "Последней Республики" Резуна-Суворова, прим. перев.) Таким образом и выглядел консенсус 1950-го. Реабилитация партийных элит функционеров, ответственных за восхождение Гитлера и образование нацистской Германии, стало невероятным "результатом замещения". С далеко идущими общественными последствиями. Соучастники и попутчики вскоре снова оказались во всех учереждениях, в полиции и юстиции вплоть до федеральной судебной палаты, и разумеется, у них были свои представления о том, что может представлять потенциальную опасность для государства, отличные от взглядов тех, кто пострадал от режима национал-социалистов. Преследование коммунистов в ФРГ ожесточилось не только из-за конфликта с ГДР, который был естественно острее, чем с другими странами, но и, главным образом потому, что большая часть новых ответственных лиц была в этом кровно заинтересована. Единственная политическая группа, которая по-прежнему протестовала, "публично требуя отвода в связи с профнепригодностью, тех или иных "замазанных" национал-социализмом служащих или судей", должна была наконец замолчать.
Это ощущалось и в Указе 1972 года. Между тем, в наиболее важные в отношении безопасности государства учереждения уже постепенно продвинулись члены "поколения Гитлерюгенд". У них хотя и не было личного интереса к тому, чтобы и далее теснить "антифашистский нарратив", однако они выросли в своём сообществе, где антикоммунизм и демократический образ мыслей стали пропагандироваться как "две стороны одной медали". Необходимо было "сопротивляться истокам" - то есть ставить заслон радикальным меньшинствам - левым меньшинствам! Это отвечало антитоталитарным убеждениям.
"68-е" имели наглость вновь открыть дискуссии. Они расспрашивали родителей о их национал-социалистическом прошлом и о том, что не были ли "45-е" оттеснены незаконно. "Указ о радикалах" Риголь понимает как ответ на эту критику, в конце концов протестующая молодёжь посмела подвергнуть сомнению "консенсус Аденауэра" 1950 года.
Истории, которые Риголь обрисовывает в своей книге, касаются безупречных юристов, таких как Адольф Арндт (отказался сотрудничать с нацистами, подвергался преследованиям, прим. перев.) или Фриц Бауер* , которые не желали "вытеснения", и отвратительных, таких как Эрнст Ашенбах (бывший член НСДАП, замешан в Холокосте, член СвДП, адвокат, депутат Бундестага и Европарламента, прим. перев.) или Вернер Бест **, которые выступали за амнистию нацистских преступников. Он рассказывает о возрождённых национал-социалистических политиках, таких как госсекретарь Аденауэра Ганс Глобке ***, о Людвиге Эрхарде и его идее "формированного общества" (если в двух словах - ориентировка всех социальных групп на “общее благо”, подчинение групповых интересов некоему единому “общенациональному” интересу, прим. перев.), о охотнице за нацистами Беате Кларсфельд и двух её пощёчинах бывшему нацисту Курту Георгу Кизингеру****, о Ульрике Майнхоф и её удивительных текстах... Но везде речь идёт, в первую очередь о том, какую роль они играли в конфликте за выбор "правильного нарратива". Так и скандал с изданием Spiegel 1962 ***** года представляется в новом свете, журналу указали его место не в последнюю очередь потому, что он слишком глубоко копнул биографии государственных деятелей, сделаших карьеры ещё до 1945 года.
После решений 1972, пишет Риголь, антитоталитарный консенсус получил ещё более мощную защиту от нападок "бунтующего поколения". Причем он не проводит этим прямую линию с 1950-го к 1972-му. Но, это было "неправовое действие, то, что произошло тогда". Общие преследования, горечь "отдельных случаев", отчуждение от общества - все это до сих пор не осознано.
И какой же "нарратив" господствует сегодня? По меньшей мере теперь можно без опаски говорить о закате "45-х", утверждает Риголь. В своё время авторы "Указа" противопоставляли своим критикам следующее: "никаких оснований для тревоги, правовое государство - это самоуправление!"
Эта предистория обращения с меньшинствами и слепая вера в правовое государство, подводит итоги Риголь, возможно тоже немного объясняет, как могло произойти, что убийства (группы) Национал-социалистическое подполье (неонацистская группа, действующая в рамках НДПГ, прим. перев.) так долго оставались незамеченными. Учереждения правового государства оказались бессильны "самих себя увидеть в качестве общественной угрозы".
Доминик Риголь не пишет заново историю Федеральной Республики, он просто по-новому прочитывает её. Он связывает вместе то, что составляет единое целое. Его исследование это именно радикально непредвзятый анализ первых послевоенных лет - впечатляющий вклад в историю формирования образа мыслей нашей Республики.
Доминик Риголь, 1975 г.р., историк в университете Йена. Его книга "Защита государства в Западной Германии" вышла в гёттингенском издательстве "Вальштайн" (Göttinger Wallstein Verlag)