но милиция, находившаяся в подчинении комитетов, пресекать крестьянское самоуправство не торопилась
В чем собственно выражалось "двоевластие" после Февральской революции?
А вот именно в этом, в Советах и их Власти.
В целом Временное правительство собиралось двигаться по капиталистическому пути, сохраняя крупные хозяйства за собственниками и требуя с крестьян выкуп за землю. Во всей этой схеме временщиков смущали только земельные комитеты, которые фактически были органами крестьянского самоуправления, а значит, вряд ли оценили бы замыслы правительства.
Февральское правительство не ошиблось: земельные комитеты действительно были всецело на стороне крестьян, а крестьяне, в свою очередь, начали проявлять активное недовольство деятельностью Временного правительства. С середины марта 1917 года в Министерство внутренних дел стали регулярно поступать жалобы о захватах земель, лесных порубках и грабежах в имениях. Дела передавались милиции, но милиция, находившаяся в подчинении комитетов, пресекать крестьянское самоуправство не торопилась.
Крестьяне очень внимательно следили за землями помещиков и немедленно засеивали всё, что, по их мнению, было пустующей территорией. Свои порядки они установили и на выплаты аренды: отменялись торги и натуральная оплата. Теперь все земли передавались крестьянам за ту цену, которую твёрдо устанавливали комитеты.
...самыми серьёзными противниками Временного правительства стали возродившаяся и окрепшая крестьянская община и крестьянские съезды. Община теперь регулировала не только хозяйственную, но и общественно-политическую жизнь деревни, а крестьянские съезды принимали принципиально важные политические решения, которые собравшиеся собирались претворять в жизнь.
Прямое столкновение крестьянского и центрального правительства произошло в период с 20 мая по 6 июня. Тогда на съезде в Самаре крестьяне решили, что все частновладельческие земли (включая арендуемые) переходят в общий фонд. Временное правительство пыталось вступить в переговоры с крестьянством, но своими неуклюжими попытками только уничтожило остатки собственного авторитета. Неуверенность Временного правительства в принципиально важном земельном вопросе привела к тому, что осенью 1917 года началась планомерная социализация всей земли.
[«ЧЕРНЫЙ ПЕРЕДЕЛ» НА ГОМЕЛЬЩИНЕ (1917-1921 гг.) Гомельское губземлеуправление]«ЧЕРНЫЙ ПЕРЕДЕЛ» НА ГОМЕЛЬЩИНЕ (1917-1921 гг.) Гомельское губземлеуправление
В 1917 г. большевики, взяв курс на захват власти, выступали последовательными борцами против частной собственности, в т. ч. земельной. В действительности противником частной (помещичьей) собственности было большинство крестьян, тяготевших к «черному переделу», всеобщему уравниванию земли. «... Своеобразный мужицкий большевизм, ничего не имеющий общего ни с каким коммунизмом, но тактически с ним совершенно совпавший», использовали большевики в своей программе решения аграрного вопроса [6, 135].
Известный «Крестьянский наказ о земле», вошедший в Декрет о земле от 26 октября 1917 г., по которому право пользования землей получали все граждане России, желающие обрабатывать ее своим трудом, соответствовал идеалу крестьянской справедливости, мечте о крестьянской «стране Муравии». Этот идеал социальной справедливости традиционно выводят из специфики отношения к собственности на главный источник существования крестьянина - на землю. Главный принцип этого отношения - земля либо Божья, либо государственная, что вытекает из традиции рассматривать единственным источником приобретения имущественных прав только личный труд. В связи с этим и
право пользования землей и ее плодами в крестьянской среде распространялось только на тех, кто непосредственно работал на земле.
Крестьян интересовали в первую очередь пахотно-сенокосные «нетрудовые» (помещичьи, церковные, государственные) земли как источник расширения своих хозяйств. В первый период после октября 1917 г. передел «нетрудовых» земель принял стихийно-уравнительный характер и зависел в основном от воли и решений крестьянского общества, поскольку советская власть тогда еще не имела мощных средств давления на процесс перераспределения земли. По признанию заведующего Гомельским губземотделом В. Арнаутова, работа по землеустройству «...протекала в обстановке заброшенности и бессилия ГЗО, с которым...не считались как с крупным, весьма важным
хозяйственным органом» [1, 2].
«Черный передел» проходил по-разному: в одних случаях распределялась только «нетрудовая» земля, в других - вся земля в пределах хозяйства объединялась в общий фонд, подлежащий дальнейшему уравнительному распределению. Формально в 1918-1920 гг. главной заботой земельных органов был учет реальной земельной площади и сельхозинвентаря, а землеустройство сводилось к отводу земли волостям и отдельнымхозяйствам.
Всего из 520 тыс. десятин «нетрудовой» земли, учтенной Гомельским губземлеуправлением, до конца 1920 г. свыше 420 тыс. перешло в пользование крестьян-единоличников, 35 тыс. - к коллективным хозяйствам, около 40 тыс. - совхозам, 26 тыс. - госфонду. В результате площадь пахотно-сенокосных земель в пользовании крестьян-единоличников возросла до 3145 тыс. десятин (до революции - 2724 тыс.), увеличилась на 15 %, в среднем по 1,25 десятин на каждое дореволюционное хозяйство [5, 112]. Однако рост населения (массмассовая демобилизация, возвращение беженцев) и дробление крестьянских хозяйств не только быстро «съели» прибавку от «нетрудовой» земли, но еще более обострили земельный голод в деревне. Если в 1916 г. на одно крестьянское хозяйство на Гомельщине приходилось 5,98 десятин пашни, то к концу 1921 г. - только 5,1 [4, 53].
Отношение крестьянства к «нетрудовой» земле до конца 1920 г. можно без преувеличения назвать «варварским». Связано это было, во-первых, с опасением, что пан вернется, и опасения эти подкреплялись многочисленными эвакуациями советских органов по мере приближения фронтов. Во-вторых, перешедшие к крестьянам «нетрудовые» земли по советским законам считались во временном пользовании и подлежали дальнейшему социалистическому землеустройству. Крестьянин не знал,
останется ли эта земля в его пользовании на следующий год, а поэтому не заботился о ней. Средняя урожайность ржи с 1 десятины составляла в губернии всего до 28 пудов, ячменя - 34 и картофеля - 429 пудов [1, 156]. Земельные органы признавали, что «до сих пор в губернии господствует трехполье, постепенно, но верно ведущее русское сельское хозяйство к упадку» [1, 157].
На рубеже 1920-1921 гг., когда стало ясно, что помещик не вернется, активность крестьян по использованию «нетрудовых» земель резко возросла. Сыграло свою роль и принятое в конце 1920 г. постановление СНК РСФСР о закреплении за крестьянами перешедшей к ним помещичьей земли на три года, до полного социалистического землеустройства.
Признавая полное право индивидуального пользования «нетрудовой» землей,крестьянство в большинстве случаев враждебно относилось к колхозам и совхозам, видя в них своих конкурентов. Только в Чериковском уезде в 1919 г. крестьяне разогнали 20 коммун и артелей [2, 90]. Губернские земельные органы констатировали, что крестьянство «определенно стремится под себя взять всю землю, не исключая совхозы» [3, 30]. «Черный передел» не решил проблемы малоземелья и бедности, но на практике дал возможность крестьянам реализовать собственный идеал справедливости в земельном вопросе, основанный на трудовом принципе землепользования.
[Состоятельные крестьяне, особенно после столыпинской реформы, интенсивно скупали помещичьи земли]Состоятельные крестьяне, особенно после столыпинской реформы, интенсивно скупали помещичьи земли. И площадь дворянских владений стремительно сокращалась. Этому способствовала и правительственная политика, и деятельность Крестьянского банка.
Крупный аграрник Н. Чаянов, говоря о периоде революции 1917 года отмечал: «За последнее десятилетие наше крестьянство купило у лиц других сословий около 27 миллионов десятин земли». И далее: «Сельскохозяйственная перепись 1916 года указывает нам, что в 44 губерниях Европейской России из каждых 100 десятин посева 89 десятин было крестьянских и только 11 помещичьих, из каждых 100 лошадей, работавших в сельском хозяйстве, 93 было крестьянских и только 7 помещичьих»
Таким образом, тот притягательный для крестьян лозунг раздела помещичьих земель в 1917 году был уже наполнен другим содержанием: разгромив помещичьи имения и разделив дворянские земли крестьяне могли получить прибавку всего в 9-12% размеров своих наделов. Это совсем не решало проблему крестьянского малоземелья
- крестьянство России получило в свое непосредственное пользование помещичьих земель до 60000000 десятин, церковных - около 3500000 десятин и казенных - 138000000 десятин. Крестьянство России освобождалось от арендной платы за землю, которую они платили до тех пор в размере от 400 до 450 миллионов рублей в год.
А вот именно в этом, в Советах и их Власти.
В целом Временное правительство собиралось двигаться по капиталистическому пути, сохраняя крупные хозяйства за собственниками и требуя с крестьян выкуп за землю. Во всей этой схеме временщиков смущали только земельные комитеты, которые фактически были органами крестьянского самоуправления, а значит, вряд ли оценили бы замыслы правительства.
Февральское правительство не ошиблось: земельные комитеты действительно были всецело на стороне крестьян, а крестьяне, в свою очередь, начали проявлять активное недовольство деятельностью Временного правительства. С середины марта 1917 года в Министерство внутренних дел стали регулярно поступать жалобы о захватах земель, лесных порубках и грабежах в имениях. Дела передавались милиции, но милиция, находившаяся в подчинении комитетов, пресекать крестьянское самоуправство не торопилась.
Крестьяне очень внимательно следили за землями помещиков и немедленно засеивали всё, что, по их мнению, было пустующей территорией. Свои порядки они установили и на выплаты аренды: отменялись торги и натуральная оплата. Теперь все земли передавались крестьянам за ту цену, которую твёрдо устанавливали комитеты.
...самыми серьёзными противниками Временного правительства стали возродившаяся и окрепшая крестьянская община и крестьянские съезды. Община теперь регулировала не только хозяйственную, но и общественно-политическую жизнь деревни, а крестьянские съезды принимали принципиально важные политические решения, которые собравшиеся собирались претворять в жизнь.
Прямое столкновение крестьянского и центрального правительства произошло в период с 20 мая по 6 июня. Тогда на съезде в Самаре крестьяне решили, что все частновладельческие земли (включая арендуемые) переходят в общий фонд. Временное правительство пыталось вступить в переговоры с крестьянством, но своими неуклюжими попытками только уничтожило остатки собственного авторитета. Неуверенность Временного правительства в принципиально важном земельном вопросе привела к тому, что осенью 1917 года началась планомерная социализация всей земли.
[«ЧЕРНЫЙ ПЕРЕДЕЛ» НА ГОМЕЛЬЩИНЕ (1917-1921 гг.) Гомельское губземлеуправление]«ЧЕРНЫЙ ПЕРЕДЕЛ» НА ГОМЕЛЬЩИНЕ (1917-1921 гг.) Гомельское губземлеуправление
В 1917 г. большевики, взяв курс на захват власти, выступали последовательными борцами против частной собственности, в т. ч. земельной. В действительности противником частной (помещичьей) собственности было большинство крестьян, тяготевших к «черному переделу», всеобщему уравниванию земли. «... Своеобразный мужицкий большевизм, ничего не имеющий общего ни с каким коммунизмом, но тактически с ним совершенно совпавший», использовали большевики в своей программе решения аграрного вопроса [6, 135].
Известный «Крестьянский наказ о земле», вошедший в Декрет о земле от 26 октября 1917 г., по которому право пользования землей получали все граждане России, желающие обрабатывать ее своим трудом, соответствовал идеалу крестьянской справедливости, мечте о крестьянской «стране Муравии». Этот идеал социальной справедливости традиционно выводят из специфики отношения к собственности на главный источник существования крестьянина - на землю. Главный принцип этого отношения - земля либо Божья, либо государственная, что вытекает из традиции рассматривать единственным источником приобретения имущественных прав только личный труд. В связи с этим и
право пользования землей и ее плодами в крестьянской среде распространялось только на тех, кто непосредственно работал на земле.
Крестьян интересовали в первую очередь пахотно-сенокосные «нетрудовые» (помещичьи, церковные, государственные) земли как источник расширения своих хозяйств. В первый период после октября 1917 г. передел «нетрудовых» земель принял стихийно-уравнительный характер и зависел в основном от воли и решений крестьянского общества, поскольку советская власть тогда еще не имела мощных средств давления на процесс перераспределения земли. По признанию заведующего Гомельским губземотделом В. Арнаутова, работа по землеустройству «...протекала в обстановке заброшенности и бессилия ГЗО, с которым...не считались как с крупным, весьма важным
хозяйственным органом» [1, 2].
«Черный передел» проходил по-разному: в одних случаях распределялась только «нетрудовая» земля, в других - вся земля в пределах хозяйства объединялась в общий фонд, подлежащий дальнейшему уравнительному распределению. Формально в 1918-1920 гг. главной заботой земельных органов был учет реальной земельной площади и сельхозинвентаря, а землеустройство сводилось к отводу земли волостям и отдельнымхозяйствам.
Всего из 520 тыс. десятин «нетрудовой» земли, учтенной Гомельским губземлеуправлением, до конца 1920 г. свыше 420 тыс. перешло в пользование крестьян-единоличников, 35 тыс. - к коллективным хозяйствам, около 40 тыс. - совхозам, 26 тыс. - госфонду. В результате площадь пахотно-сенокосных земель в пользовании крестьян-единоличников возросла до 3145 тыс. десятин (до революции - 2724 тыс.), увеличилась на 15 %, в среднем по 1,25 десятин на каждое дореволюционное хозяйство [5, 112]. Однако рост населения (массмассовая демобилизация, возвращение беженцев) и дробление крестьянских хозяйств не только быстро «съели» прибавку от «нетрудовой» земли, но еще более обострили земельный голод в деревне. Если в 1916 г. на одно крестьянское хозяйство на Гомельщине приходилось 5,98 десятин пашни, то к концу 1921 г. - только 5,1 [4, 53].
Отношение крестьянства к «нетрудовой» земле до конца 1920 г. можно без преувеличения назвать «варварским». Связано это было, во-первых, с опасением, что пан вернется, и опасения эти подкреплялись многочисленными эвакуациями советских органов по мере приближения фронтов. Во-вторых, перешедшие к крестьянам «нетрудовые» земли по советским законам считались во временном пользовании и подлежали дальнейшему социалистическому землеустройству. Крестьянин не знал,
останется ли эта земля в его пользовании на следующий год, а поэтому не заботился о ней. Средняя урожайность ржи с 1 десятины составляла в губернии всего до 28 пудов, ячменя - 34 и картофеля - 429 пудов [1, 156]. Земельные органы признавали, что «до сих пор в губернии господствует трехполье, постепенно, но верно ведущее русское сельское хозяйство к упадку» [1, 157].
На рубеже 1920-1921 гг., когда стало ясно, что помещик не вернется, активность крестьян по использованию «нетрудовых» земель резко возросла. Сыграло свою роль и принятое в конце 1920 г. постановление СНК РСФСР о закреплении за крестьянами перешедшей к ним помещичьей земли на три года, до полного социалистического землеустройства.
Признавая полное право индивидуального пользования «нетрудовой» землей,крестьянство в большинстве случаев враждебно относилось к колхозам и совхозам, видя в них своих конкурентов. Только в Чериковском уезде в 1919 г. крестьяне разогнали 20 коммун и артелей [2, 90]. Губернские земельные органы констатировали, что крестьянство «определенно стремится под себя взять всю землю, не исключая совхозы» [3, 30]. «Черный передел» не решил проблемы малоземелья и бедности, но на практике дал возможность крестьянам реализовать собственный идеал справедливости в земельном вопросе, основанный на трудовом принципе землепользования.
[Состоятельные крестьяне, особенно после столыпинской реформы, интенсивно скупали помещичьи земли]Состоятельные крестьяне, особенно после столыпинской реформы, интенсивно скупали помещичьи земли. И площадь дворянских владений стремительно сокращалась. Этому способствовала и правительственная политика, и деятельность Крестьянского банка.
Крупный аграрник Н. Чаянов, говоря о периоде революции 1917 года отмечал: «За последнее десятилетие наше крестьянство купило у лиц других сословий около 27 миллионов десятин земли». И далее: «Сельскохозяйственная перепись 1916 года указывает нам, что в 44 губерниях Европейской России из каждых 100 десятин посева 89 десятин было крестьянских и только 11 помещичьих, из каждых 100 лошадей, работавших в сельском хозяйстве, 93 было крестьянских и только 7 помещичьих»
Таким образом, тот притягательный для крестьян лозунг раздела помещичьих земель в 1917 году был уже наполнен другим содержанием: разгромив помещичьи имения и разделив дворянские земли крестьяне могли получить прибавку всего в 9-12% размеров своих наделов. Это совсем не решало проблему крестьянского малоземелья
- крестьянство России получило в свое непосредственное пользование помещичьих земель до 60000000 десятин, церковных - около 3500000 десятин и казенных - 138000000 десятин. Крестьянство России освобождалось от арендной платы за землю, которую они платили до тех пор в размере от 400 до 450 миллионов рублей в год.