Великие открытия орапских археологов №2.
ЖЗЛ
Шёл и болтался страшный и голодный 1948 год! Год Накбы. Хлеба не было, поэтому измождённые арабские дети вынуждены были, не щадя живота своего, макать в хумус нехилые ломти свежезажаренной баранины.
Арабы, те, кому не повезло, эвакуировались в соседние страны, где и по сей день, влачат своё нестерпимое существование среди братьев-единоверцев! Ежегодно, в День Накбы, 15 мая, взирают алчущими глазами в сторону Эль-Кудса, истово молятся и от всей души, желают себе, равно, как и друг другу: "В следующем году - в оккупации!"
Время было тяжёлое, все молодые и сильные ушли в Аль-джихад Джейш Аль-Мукаддас - личную армию семьи Хусейни и встали, горбом к горбу, на её защиту. Лучшие из лучших возглавляли группировку, мирные из мирных, такие, как Абд эль-Кадир эль-Хусейн и Хасан Салама, сложившие свои молодые буйны головы в непримиримой борьбе за оккупацию. Палестины.
Тот год был страшен, но именно этот год ознаменовался великим открытием, ставшим краеугольным камнем доказательства существования палестинского народа уже многие сотни тысяч лет. Но тогда, все они, были ещё арабами, тогда они ещё не знали, не ведали, кто они внатуре, ибо не придумали ещё.
Тяжкий детский труд, в те времена, впрочем, как и сейчас, был основным источником пропитания арабско-бедуинского сектора и вот, двенадцатилетний мальчик Махмуд, ещё до рассвета, собрал всех коз, которых только смог поймать и возглавив колонну, вывел её на выпас. Так всё начиналось.
Опираясь на собственную палку, мальчик Махмуд поднялся, вместе с козами, на вершину джабеля и с высоты полёта Эль-Бурака, окинул взором, распластавшуюся, внизу, арабскую билядь и "увидел, что это - хорошо"(с), лепота.., "Хорошо, но мало!" - шепнул чей-то голос, с орапским, губодрожащим, прононсом, в его голове. На миг ошалев, от внутреннего голоса, и ненароком, подумав, что сие есть глюки орапские, отмахнулся, как санэпидемстанция, от мухи.., но, в память, запало.
Солнце в зените вещало, полдень, желудок же, юный, вещал о том, что время обеда. Открыв свою холщёвую пастушью сумку и увидев, что, худо-бедно аллах послал на день насущный, глаза Ахмада наполнились слезами.., ибо вспомнил он, как мать, собирая его в горы, на пастбища, собирала сыну тормозок, жалобно, в сердцах приговаривая: "Прости сынок, сегодня, снова лепёшек не будет, да падут проклятья на агрессоров-оккупантов, отнявших у страждущих, самое повседневное и обыденное - хлеб!"
Немилостивой судьбою, но, руками любящей матери, послал аллах пищу, наполнив сумку, пастушью, опостылевшими продуктами - маслинами, кувшинчиком масла оливы, экстра вирджин, хумусом, сезамовой пастой, финиками, гроздьями лучезарной лозы, гранатовым и ананасовым плодами, парой бандор-помидор и цельным бедром бараньим с огня... Но не хлебом, ибо не было его вовсе! И воды, в источниках, становилось всё меньше, ибо приходили они и пили, пили...
С трудом запихав в себя сей горький, полуденный кусок, Махмуд переепас всё стадо и притомившись, прилёг в тени скалы, прикорнуть и пригрезилось ему такое, что ни в ЮНЕСКО сказать, ни в ООН написать... Виделись ему, одинаково одетые, палестинцы из России, Украины, Польши, Америки, Англии, Франции, Германии, Аргентины, Греции, Индии, Персии, Эфиопии, со всего мира... Каких только палестинцев там не было, всех мастей и пигментов, речей и акцентов, укрывались они за воротами самодвижущихся повозок и реяло над ними бело-голубое знамя Пророка Дауда.
А супротив них стояли неисчислимые толпы арабов, ненавистью были искажены лица их и страхом, который прятали они под куфиями клетастыми. И кричали толпы: "Итбах эль-ягуд!!!" Почему? Зачем? Ведь ягуд, старый рэб Гендальф Вайс Сафедский, обучил арабских детей грамоте и ни лиры не беря???
А в небеси летали камни и бутылки, числом которым тьма и не было над ними знамён Пророков никаких, лишь лохмотья, какие-то, сшитые из четырёх разноколеровых лоскутов - чёрного, белого, красного и зелёного. Что означали лохмотья сии Махмуд не знал, равно, как и не понимал, как могут летать камни и бутылки, ведь нет у них крыльев...
И услышал он голос, неприятный, квакающий, смертным холодом отдающий и вещал голос сей:
"Встань, отрок и иди к яме выгребной, что неподалёку, под ней ход в пещеру, а там найдёшь то, что покроет народ, который примет имя - "палестинский", славой, во имя Аллаха ибо удел твой - по-праву руку от меня, Махмуд и поведём мы с тобой, названных палестинцами, дорогою трудною к Мадриду и Осло, а когда не станет меня, так место моё твоим станет! А когда и тебя не станет, так и тогда место твоё - подле меня!"
В смятении спросил Махмуд голос сей:
"Как же, станем палестинцами мы? Мы же арабы, мы же бедуины! А палестинцы-то - вот они и в Галилее, и в Шомроне, и в Иудее, и в Шароне! Вот и соседи наши, рэб Гендальф Вайс Сафедский, с семейством, все палестинцы они, род ведущие свой с незапамятных времён?! Не, на это я пайтить не могу!!!"
Потемнело всё кругом и гоблиновым гласом заики, проскакало:
"З-знакомый б-базар, где-то я т-такое уже с-лышал, в этот раз р-разозлил ты м-меня, Махмуд, по-настоящему! Г-гляди, как бы, ч-чего не вышло! Глядишь, сам к-козой станешь или камень летящий какой, в голову, случиться! Не з-зли меня, к-крысёныш, иди, к выгребной яме, по-хорошему! От греха п-подальше! Не к-кривляйся, давай уже, билядь т-требует! А сосед твой, как его там, не есть палестинец, а есть он и семя его собаки и нечестивые ягУдим!!!"
А отрок ему:
Да хто ты такой, вааще, глас невнятный???"
И кудахтал глас:
"Я есьм Наби Ясир, пацан, посему, встань и иди!!!"
Махмуд гласу:
"Так, ведь, нету никакого Наби Ясира, читал я Коран! Нету там никакого такого Ясира, ни Наби, ни Факми!"
"Зато в Уставе буду!!! ООП-па-а!!!" -- тявкнул глас и пропал!!!
Очнувшись, мальчик не сразу понял, явь то была или морок какой, то ли травка, что Саид-бедуин, принёс, не впрок пошла, то ли беслхлебие сие, то ли от с козами, на полный желудок, переусердствовал! Оглянулся кругом. Ни тебе палестинцев с повозками, ни тебе арабов с лохмотьями и в небесах, ни камня, ни бутылки, только птицы щебечут, да мухи, облепившие недоеденную баранину, жужжат.
Но, убоявшись, что глас возвратится вещать, всё же, встал и пошёл к яме выгребной, на которую глас указывал. С часок в ней, по уши в нечистом, поковырявшись, нашёл, таки, Махмуд, щель меж валунами и расчистив её, протиснулся внутрь и обомлел. Пещерка, вся, снизу и до верху, заполнена была папками, плотно, одна на другой, новенькие, все, как одна. А на папках тех - буквами аглицкими, золотом, тиснено слово странное - UNESCO, а под нею, вязью арабской - "Папки мёртвого мозга", редакция - Наби Ясир, ООП (1962)!
Взял Махмуд первую, что ближе к руке, сел на камень, открыл папку и медленно, водя загаженным козьим помётом пальцем, стал читать:
"Кумар, пришедший с Белого Среднего моря, накрыл ненавидимый наместником Большого Сотоны в Палестине, сэром Понтом Платтом, город. Исчезли висячие мосты, соединяющие аль-Харам аль-Кудс аш-Шариф с Мукатой, опустились с неба джинны и залили крылатых кафирских богов над гипподромом, Дворец Царей Сотоны Малого, с бойницами, базары, отели, касбу, лужи... Пропал Эль-Кудс - великий палестинский город, как будто не существовал на свете. Всё пожрала тьма, напугавшая всех правоверных в Эль-Кудсе и его окрестностях. Странный смрад принесло с моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца абрила. И увидев такое непотребство, возбесившись, велел сэр Понт Платт Наби Иссе поставить крест на своих пасхальных каникулах..."
Абу-Мазен. Палестинская история. Королевский банк Швеции.