ГГМ за работой над романом «Осень патриарха». Барселона, 1970-е гг. Снимок сделан его сыном Родриго.
«Самой долгой и деятельной жизни хватит лишь на то, чтобы научится жить - в самом конце!».
«Не жизнь, а фигня какая-то».
Рекомендуя мне эту книгу, мой парикмахер сказал: «Это как дорогое блюдо среди фастфуда».
И к концу книжки я стал склоняться к тому, что столь изысканное лакомство, хоть выглядит оно не совсем лицеприятно, но вкус на высоте!
По Интернету ходит шутка, что этот роман, который Маркес писал семь лет, состоит из пятидесяти предложений. Шутка родилась не просто так - предложения такие длинные, что желая дочитать до точки или хотя бы до точки с запятой, я неоднократно проезжал свою остановку. Но мне непонятно раздражение иных на этот счёт. Текучая, тягучая, струящаяся «сказовость» повествования, аукающиеся мотивы, числа и вербальные знаки - всё это напоминает какое-то заклинание. Заклинание времени: «Башенные часы били в полночь и в полдень не двенадцать раз, а два, дабы жизнь казалась более долгой, чем она есть на самом деле».
Порой я ловил себя на мысли, что предугадываю дословно целые фрагменты: «закрылся на три замка, на три щеколды и три цепочки, лёг ничком на голый цементный пол, не раздеваясь, в грубой холщевой форме без знаков отличия, в сапогах с золотой шпорой на левом, зарылся лицом в ладони, как в подушку, и застыл». Мотивы… бесконечно повторяющиеся и возвращающиеся - это магия… слов, цифр, знаков и неожиданных поворотов. «Четырнадцать раз в четырнадцати затенённых зеркалах увидел своё отражение - четырнадцать одинаковых генералов с горящей лампой в руке. Но в глубине одного из зеркал, в помещении концертного зала, он увидел корову, которая лежала копытами кверху, и позвал её: «Корова, корова! Что за фигня?».
Я знаю не так много зарубежных писателей (и это, безусловно, говорит лишь о моей крайней неначитанности), в чьих произведениях столь отчётливо улавливался бы язык (слог?), который не спутаешь ни с каким другим. Прекрасный, живой авторский язык, не чуждающийся крепких словечек и описаний омерзительнейших сцен, но не теряющий при этом достоинства. «Мать моя, Бендисьон Альварадо моей судьбы!», «Летисия Насарено моей беды сукина дочь!», «Чему тебя учат в школе?» - «Я сказала ему правду: «Меня ничему не учат, сеньер, - я ведь портовая потаскуха».
И как бы отвратителен не был этот безымянный генерал, крикнувший самой смерти: «Пошла ты в задницу безносая!», я проникся к нему не жалостью, а любовью. Буквально прикипел к его медлительности, его звериному чудачеству и наивности в чувствах. «Пора отдавать концы, мой генерал!». Всё хорошее однажды заканчивается даже двухсотлетняя осень, пахнущая человеческой кровью, коровьим навозом и невиданными цветами...
Закрывая книжку, вы вздохнёте.
К прочтению обязательно.