«КОФЕМОЛКА» (МИХАИЛ ИДОВ)
«Кофемолка» Михаила Идова это роман, написанный русским (Идов родился в Риге… ну почти русским) автором на английском языке, а потом переведён им же самим на русский. Вот такая петрушка. Поэтому в начале своего романа, кстати, дебютного, Идов сокрушается по поводу того, как много потеряла его книга при переводе: «Любой перевод - пересадка лица. В лучшем случае у пациента будут нос, рот, губы и т. д. Именно этими очевидными и объективными критериями (ноздри две? порядок!) измеряется успех операции; о красоте говорить бессмысленно. Красота не имеет отношения к выживанию. Венеры не выйдет, и ладно - главное, чтобы не вышла Дора Маар. «Кофемолка» - роман переводной, и ничто этого не изменит. Он написан на английском языке потому, что не мог быть написан ни на каком другом. Основная его коллизия совершенно чужда русскому складу ума. Если бы я был русским писателем, то едва ли решился бы дебютировать романом о супружеской паре, мечтающей открыть свое кафе. В России «лишних людей» не гложет тяга к малому предпринимательству. Равно как и к литературе об оном. Рискнуть писать такое на языке, в котором существует непереводимое слово «мелкотемье», себе дороже».
«Есть масса вещей, к которым русский язык элементарно не приспособлен: на нем очень трудно правильно (и тем более смешно) передать французский и испанский акценты. В результате наш француз шепелявит, а латиноамериканец гриппозно гундосит. По-русски плохо звучит сарказм в легком американском понимании этого термина (как разновидности скепсиса)».
К чему эти сопли? Казалось бы, не владеете художественным переводом, не переводите. Эта книга не претендует на переворот ни в сознании, ни в мировой литературе. Мне кажется, что после подобного вступления читатель, воспитанный на русской классике усмехнётся, а то и швырнёт книжонку в форточку. Но, по моему скромному мнению, перевод получился вполне приличный. По крайней мере, роман Идова ничем не выделяется из ряда тонких американских новелл. Поэтому русское имя автора на обложке в некотором смысле даже удивляет. А всё это нытьё, про утраченную при переводе прелесть лёгкого сарказма… Прочтите парочку американских романов, и вскоре с необычайной лёгкостью вы будете улавливать эту интонацию.
Так что в речах француза, утративших столь ценный автору акцент, я не нахожу ничего катастрофического. «- Доставку, - повторил он, сильно прищурившись. - Мы не доставку. Я не «Писса Ат». Придешь, возьмешь, платИшь, идешь. Если мало, вернешься и возьмешь снова. - Ну ладно. - Вы знаешь, какое это одолжение? - Тон оскорбленного достоинства удавался Эркюлю безупречно. - Послушай. Я хошу помошь. Молодой шеловек, нашинает Вьен-кафе. Я думаю, о'кей. Глюпый, но я не говорю глюпый. Я говорю, помогу. А он говорит - доставку. Где вы живешь? - В Верхнем Вест-Сайде. - Хорошо. Остановись по пути, легко.» То что так понятно нью-йоркскому русскому, большей массе населения России будет до лампочки, так какой смысл делать из перевода трагедию.
А вот это уже оскорбительно: «У русской любви нет языкового пласта выше подворотни и ниже поликлиники; переводя четвертую главу, я внезапно обнаружил (жена работать с данным абзацем наотрез отказалась), что в существующем амурном словаре напрочь отсутствует незаменимый и немаловажный для сюжета термин handjob».
Как состоявшийся редактор Идов волнуется из-за того, что его героиня глотает в ресторане «косяк килек», при этом его совершенно не напрягает «рубашка набрякла августовским потом». Галь, наверное, включила бы последнее в свой учебник.
Это не текст, а истерика. И вообще забавно, что вступление к русскому изданию книги может напрочь отбить желание читать саму книгу.
А что же книга? А книга очаровательная. Наверное, она даже пропитана духом Нью-Йорка. Мне хочется так думать. Главные герои - Марк и Нина молодые интеллектуалы. Марк зарабатывает тем, что пишет рецензии к дебютным романам (что характерно). Нина из богатой семьи и вообще не понятно чем занимается. Скорее всего - фотографией. И именно ей однажды приходит в голову Чехов : «Чем… чем молодой женщиной, которая встает в полдень, потом пьет в постели кофе, потом два часа одевается… о, как это ужасно! Я наконец понял, что она цитирует чеховскую Ирину, самую замороченную из трех сестер. - Ты знаешь, - сказала она, опершись на грязный прилавок, - я всегда думала, что Чехов здесь иронизирует. Ирина ведь идиотка, правильно? Но сейчас я почти понимаю, что она имела в виду».
И ещё Нина отчаянная кофеманка, описанию чего отведено почти две страницы. На одной из домашних вечеринок ресторанный критик подкидывает им идею открыть венское кафе для интеллектуалов. Не просто кофе, но в добавок умный разговор и эстетическое наслаждение. С этого момента мы пускаемся в увлекательное путешествие по миру мелкого бизнеса и семейных смут. И то и другое постепенно катится ко всем чертям. И если вы мечтаете открыть небольшой семейный бизнес, пусть то кафе, пиццерия, сосисочная или кондитерская, то прочесть эту книгу вам будет точно интересно.
Напрасно Идов сокрушался по поводу непередаваемости того лёгкого сарказма, каким так выгодно отличается английский язык. Текст и в переводе дышит всевозможными вариациями этой интонации. Поэтому роман нельзя назвать «смешным до коликов», он изящен и равномерно смешной и печальный, ироничный, саркастический, но очень-очень тонкий (если не сказать - простой).
Весь процесс от создания до запустения венского кафе Марка и Нины описан в мельчайших деталях! Собственно, как и динамика брака этих двоих. Выбор названия для венского кафе: «Слово «элитный», равно как и «знаменитый», в названиях магазинов автоматически опровергает самое себя». «Кольшицкий»? Георг Франц Кольшицкий не был одним из остроумцев. Он был всего лишь изобретателем самой кофейни. Украинский казак по рождению, поляк по месту жительства (его настоящее имя было либо Юрий Францевич, либо Францишек Ежи). Венское кафе «Кольшицкий». И то и дело кто-то спрашивает: «Как-как?»
В романе Идова я нашел чуть ли не откровение о кофе и его вариациях. Более того, я даже что-то про своё отношение к этому напитку понял. Тут не удержусь от цитирования:
«Кофе - товар кризисоупорный. - Какой? - Кризисоупорный. Как алкоголь. Чем глубже в жопе, извините, экономика, тем больше люди его пьют.
Американцы не любят кофе. Повторяю: они не любят кофе. Они терпеть не могут его вкус. А любят они теплое молоко. Только сами себе в этом не признаются, поэтому факт этот приходится маскировать. Вот здесь-то и появляетесь вы. Ваша задача - оригинальным способом убедить лоха, хлебающего теплое молоко, что он взрослый и культурный человек.
Если вы имеете дело с американцами… а иметь дело вы будете именно с ними, даже в Нью-Йорке… то ваш бизнес - продажа молока.
Есть, может, сотни две придурков, которые различают сорта и все такое. Остальным просто нужны основной вкус и бодрящий эффект.
АМИНЬ!
Бизнес изюминка на заметку: «Самая гениальная идея «Старбакс» - была назвать продавцов баристами».
Помню, как однажды Вадим угостил меня Старбакским кофе из рождественской серии. Жена сварила его в френч-прессе, и я помню, как удивился тому, что внезапно почувствовал букет каких-то пряностей, нотки вкуса… Идов очень точно и саркастически об этом написал в «Кофемолке»: «Как только ваши вкусовые рецепторы настраиваются на детали, информации, которую они способны впитать, нет конца. Обнаружив вишню и цедру, я нашел, или нафантазировал, в своем кофе следующую череду вкусов: гвоздику, горячий асфальт, горький шоколад, каменный уголь, спирт, подсолнечное масло, канифоль, анис, медную монетку, войлок (скорее фактура, нежели вкус), пемзу, бараний жир, белый перец, чернозем, сахарную вату, кардамон и дерьмо».
Но вернёмся к «Кольшицкому». Что вообще такое - венское кафе? Я так до конца и не понял, запутавшись в наименованиях, сортах и прочем, но более всего мне понравилось такое определение: «Европа в кофейной чашке. - Привкус католицизма и абсента с долгим фрейдистским послевкусием и нотками Третьего рейха».
Как думаете, получилось ли у Марка и Нины услышать хоть одну интеллектуальную беседу в своём венском кафе, если тон (как предзнаменование) официальному открытию «Кольшицкого». Кого-кого? «КОЛЬ-ШИЦ-КО-ГО!» задала песенка а-ля Фиби Буфе:
«Слышатся звуки Скрипок и арф. Реет по ветру Коричневый шарф.
Желтая девочка, Синий свисток. Коричневый шарфик Ценит Восток.
Коричневый кофе, Коричневый чай. Откручивай крантик И бабки качай.
Всем будет мягко, Всем будет класс
С шарфиком цвета Каловых масс».
И с этого момента кафе начинает загибаться. Сначала медленно, потом всё стремительнее. Неизбежность трагического финала подчёркивается описанием претенциозных Нью Йоркских заведений, где шеф-повар выходит в полночь в зал своего ресторана и, к примеру, интересуется: «А вы не менты? А то сейчас полночь, и я собираюсь подать кекс с анашой».
«Нина юркнула в ванную и отвернула до упора оба крана, чтобы замаскировать звуки рвоты. Она вышла минутой позже, посеревшая, с пустыми глазами. - Ты выглядишь как Ахматова на картине Модильяни, - сказал я и тут же устыдился». Отчаянная измена, тайный сговор жены и тёщи, крах всех надежд и разорение. Кафе мечты разбирают по частям новые мечтатели. «У районов не бывает характера. У них есть дома с рентабельными первыми этажами. Характер бывает только у людей. И представь себе, люди ездят с места на место и возят свой характер с собой».
И финал уже успевший стать привычным: «Если засыпать одетым и обутым, преимущество в том, что просыпаешься одетым и обутым».
P.S. Этот текст написан мною в ночи под каким-то невероятным миксом Самбуки, Джина и Коньяка с третьей попытки. А книжка отличная! Рекомендую всем мечтателям, интеллектуалам и любителям кофе.
«Есть масса вещей, к которым русский язык элементарно не приспособлен: на нем очень трудно правильно (и тем более смешно) передать французский и испанский акценты. В результате наш француз шепелявит, а латиноамериканец гриппозно гундосит. По-русски плохо звучит сарказм в легком американском понимании этого термина (как разновидности скепсиса)».
К чему эти сопли? Казалось бы, не владеете художественным переводом, не переводите. Эта книга не претендует на переворот ни в сознании, ни в мировой литературе. Мне кажется, что после подобного вступления читатель, воспитанный на русской классике усмехнётся, а то и швырнёт книжонку в форточку. Но, по моему скромному мнению, перевод получился вполне приличный. По крайней мере, роман Идова ничем не выделяется из ряда тонких американских новелл. Поэтому русское имя автора на обложке в некотором смысле даже удивляет. А всё это нытьё, про утраченную при переводе прелесть лёгкого сарказма… Прочтите парочку американских романов, и вскоре с необычайной лёгкостью вы будете улавливать эту интонацию.
Так что в речах француза, утративших столь ценный автору акцент, я не нахожу ничего катастрофического. «- Доставку, - повторил он, сильно прищурившись. - Мы не доставку. Я не «Писса Ат». Придешь, возьмешь, платИшь, идешь. Если мало, вернешься и возьмешь снова. - Ну ладно. - Вы знаешь, какое это одолжение? - Тон оскорбленного достоинства удавался Эркюлю безупречно. - Послушай. Я хошу помошь. Молодой шеловек, нашинает Вьен-кафе. Я думаю, о'кей. Глюпый, но я не говорю глюпый. Я говорю, помогу. А он говорит - доставку. Где вы живешь? - В Верхнем Вест-Сайде. - Хорошо. Остановись по пути, легко.» То что так понятно нью-йоркскому русскому, большей массе населения России будет до лампочки, так какой смысл делать из перевода трагедию.
А вот это уже оскорбительно: «У русской любви нет языкового пласта выше подворотни и ниже поликлиники; переводя четвертую главу, я внезапно обнаружил (жена работать с данным абзацем наотрез отказалась), что в существующем амурном словаре напрочь отсутствует незаменимый и немаловажный для сюжета термин handjob».
Как состоявшийся редактор Идов волнуется из-за того, что его героиня глотает в ресторане «косяк килек», при этом его совершенно не напрягает «рубашка набрякла августовским потом». Галь, наверное, включила бы последнее в свой учебник.
Это не текст, а истерика. И вообще забавно, что вступление к русскому изданию книги может напрочь отбить желание читать саму книгу.
А что же книга? А книга очаровательная. Наверное, она даже пропитана духом Нью-Йорка. Мне хочется так думать. Главные герои - Марк и Нина молодые интеллектуалы. Марк зарабатывает тем, что пишет рецензии к дебютным романам (что характерно). Нина из богатой семьи и вообще не понятно чем занимается. Скорее всего - фотографией. И именно ей однажды приходит в голову Чехов : «Чем… чем молодой женщиной, которая встает в полдень, потом пьет в постели кофе, потом два часа одевается… о, как это ужасно! Я наконец понял, что она цитирует чеховскую Ирину, самую замороченную из трех сестер. - Ты знаешь, - сказала она, опершись на грязный прилавок, - я всегда думала, что Чехов здесь иронизирует. Ирина ведь идиотка, правильно? Но сейчас я почти понимаю, что она имела в виду».
И ещё Нина отчаянная кофеманка, описанию чего отведено почти две страницы. На одной из домашних вечеринок ресторанный критик подкидывает им идею открыть венское кафе для интеллектуалов. Не просто кофе, но в добавок умный разговор и эстетическое наслаждение. С этого момента мы пускаемся в увлекательное путешествие по миру мелкого бизнеса и семейных смут. И то и другое постепенно катится ко всем чертям. И если вы мечтаете открыть небольшой семейный бизнес, пусть то кафе, пиццерия, сосисочная или кондитерская, то прочесть эту книгу вам будет точно интересно.
Напрасно Идов сокрушался по поводу непередаваемости того лёгкого сарказма, каким так выгодно отличается английский язык. Текст и в переводе дышит всевозможными вариациями этой интонации. Поэтому роман нельзя назвать «смешным до коликов», он изящен и равномерно смешной и печальный, ироничный, саркастический, но очень-очень тонкий (если не сказать - простой).
Весь процесс от создания до запустения венского кафе Марка и Нины описан в мельчайших деталях! Собственно, как и динамика брака этих двоих. Выбор названия для венского кафе: «Слово «элитный», равно как и «знаменитый», в названиях магазинов автоматически опровергает самое себя». «Кольшицкий»? Георг Франц Кольшицкий не был одним из остроумцев. Он был всего лишь изобретателем самой кофейни. Украинский казак по рождению, поляк по месту жительства (его настоящее имя было либо Юрий Францевич, либо Францишек Ежи). Венское кафе «Кольшицкий». И то и дело кто-то спрашивает: «Как-как?»
В романе Идова я нашел чуть ли не откровение о кофе и его вариациях. Более того, я даже что-то про своё отношение к этому напитку понял. Тут не удержусь от цитирования:
«Кофе - товар кризисоупорный. - Какой? - Кризисоупорный. Как алкоголь. Чем глубже в жопе, извините, экономика, тем больше люди его пьют.
Американцы не любят кофе. Повторяю: они не любят кофе. Они терпеть не могут его вкус. А любят они теплое молоко. Только сами себе в этом не признаются, поэтому факт этот приходится маскировать. Вот здесь-то и появляетесь вы. Ваша задача - оригинальным способом убедить лоха, хлебающего теплое молоко, что он взрослый и культурный человек.
Если вы имеете дело с американцами… а иметь дело вы будете именно с ними, даже в Нью-Йорке… то ваш бизнес - продажа молока.
Есть, может, сотни две придурков, которые различают сорта и все такое. Остальным просто нужны основной вкус и бодрящий эффект.
АМИНЬ!
Бизнес изюминка на заметку: «Самая гениальная идея «Старбакс» - была назвать продавцов баристами».
Помню, как однажды Вадим угостил меня Старбакским кофе из рождественской серии. Жена сварила его в френч-прессе, и я помню, как удивился тому, что внезапно почувствовал букет каких-то пряностей, нотки вкуса… Идов очень точно и саркастически об этом написал в «Кофемолке»: «Как только ваши вкусовые рецепторы настраиваются на детали, информации, которую они способны впитать, нет конца. Обнаружив вишню и цедру, я нашел, или нафантазировал, в своем кофе следующую череду вкусов: гвоздику, горячий асфальт, горький шоколад, каменный уголь, спирт, подсолнечное масло, канифоль, анис, медную монетку, войлок (скорее фактура, нежели вкус), пемзу, бараний жир, белый перец, чернозем, сахарную вату, кардамон и дерьмо».
Но вернёмся к «Кольшицкому». Что вообще такое - венское кафе? Я так до конца и не понял, запутавшись в наименованиях, сортах и прочем, но более всего мне понравилось такое определение: «Европа в кофейной чашке. - Привкус католицизма и абсента с долгим фрейдистским послевкусием и нотками Третьего рейха».
Как думаете, получилось ли у Марка и Нины услышать хоть одну интеллектуальную беседу в своём венском кафе, если тон (как предзнаменование) официальному открытию «Кольшицкого». Кого-кого? «КОЛЬ-ШИЦ-КО-ГО!» задала песенка а-ля Фиби Буфе:
«Слышатся звуки Скрипок и арф. Реет по ветру Коричневый шарф.
Желтая девочка, Синий свисток. Коричневый шарфик Ценит Восток.
Коричневый кофе, Коричневый чай. Откручивай крантик И бабки качай.
Всем будет мягко, Всем будет класс
С шарфиком цвета Каловых масс».
И с этого момента кафе начинает загибаться. Сначала медленно, потом всё стремительнее. Неизбежность трагического финала подчёркивается описанием претенциозных Нью Йоркских заведений, где шеф-повар выходит в полночь в зал своего ресторана и, к примеру, интересуется: «А вы не менты? А то сейчас полночь, и я собираюсь подать кекс с анашой».
«Нина юркнула в ванную и отвернула до упора оба крана, чтобы замаскировать звуки рвоты. Она вышла минутой позже, посеревшая, с пустыми глазами. - Ты выглядишь как Ахматова на картине Модильяни, - сказал я и тут же устыдился». Отчаянная измена, тайный сговор жены и тёщи, крах всех надежд и разорение. Кафе мечты разбирают по частям новые мечтатели. «У районов не бывает характера. У них есть дома с рентабельными первыми этажами. Характер бывает только у людей. И представь себе, люди ездят с места на место и возят свой характер с собой».
И финал уже успевший стать привычным: «Если засыпать одетым и обутым, преимущество в том, что просыпаешься одетым и обутым».
P.S. Этот текст написан мною в ночи под каким-то невероятным миксом Самбуки, Джина и Коньяка с третьей попытки. А книжка отличная! Рекомендую всем мечтателям, интеллектуалам и любителям кофе.