«КНИГА ДЖО». ДЖОНАТАН ТРОППЕР
Кажется, я понимаю, почему мне так нравится Троппер.
Его лирический герой - оптимистичный неудачник.
***Если вам, как и мне, прежде довелось прочесть роман «Дальше живите сами», то поначалу вы, скорее всего, также испытаете сильное чувство дежавю: главный герой возвращается в родной одноэтажный городок, в родительский дом в колониальном стиле (в точности до цвета потускневшей краски), патриарх умирает, семья воссоединяется. Создаётся впечатление, что все книги Троппера начинаются так. Но на этом всё сходство заканчивается. Книга друга!
И мне понятно, почему на goodreads читатели разделились на два лагеря - у одних книга вызвала неописуемый восторг, другим - категорически не понравилась. Уж больно много табуированных (даже для либерального общества) тем она затрагивает. Что уж говорить о России?
«Народ, давайте сюда! - крикнул Уэйн из пруда. - Тут просто здорово! - Кажется, именно так начинаются все фильмы «Челюсти». И в точности так же завязывается эта потрясающая, на мой взгляд, история, в которой нашли своё отражение самые разные темы: взаимоотношения отцов и детей, суицид, дружба, любовь, успех, богатство, одиночество, гомофобия, смерть.
Джо Гофман - начинающий писатель, успевший сорвать куш первым же автобиографическим романом, где он поливает грязью родной городок и во всех деталях расписывает едва ли ни интимную жизнь его обитателей, возвращается в него спустя семнадцать лет и, конечно, тут же сталкивается лицом к лицу с разгневанными героями своей книги. «Ты, значит, стал знаменитым писателем, - произносит она таким тоном, каким она могла бы сказать «тебя, значит, посадили за педофилию». Под окнами писателя с каждым днём растёт гора из книг - местный книжный клуб возвращает ненавистное произведение его автору.
«Знаешь, в чем разница между нами, Гофман? Есть какой-то дом, который надо снести, или, к примеру, гора, которая мешает дороге, - я не сажусь за компьютер написать про это рассказик. А просто иду и всаживаю. Динамит», - говорит одноклассник Джо, перед тем, как швырнуть незадачливого писателя с вершины водопада. «Он утверждает, что в тюрьме обрел Иисуса. Иисус, очевидно, проповедовал бодибилдинг».
Согласитесь, завязка сулит безудержное веселье. Так-то оно так, но искромётный юмор, которым отличаются саркастические диалоги героев Троппера в книге «Дальше живите сами», здесь совершенно иной - с нотками неотвратимости, бренности и одиночества… «Все мы когда-то облысеем».
«Книга Джо» разделена на две части, а по сути - на две смерти. Это едва ли ни главная тема романа. «Что лучше перед лицом смерти: смеяться или плакать? В отсутствие аргументов, мы делаем то одно, то другое». И читатель неминуемо следует этому же примеру. Троппер просто не даёт ему впасть в какое-то одно состояние слишком надолго и, в конечном итоге, заскучать.
Его герои позволяют себе смеяться над СПИДом. «Время теряет всякое значение, потом всякое значение теряет значение». «Тебе больно, и я, честно говоря, рад этому. - Это почему же? - Потому что, перефразируя покойного Брюса Ли, «боль - это хорошо».
«У меня такая теория: если одеться и чем-нибудь заняться, то вероятность умереть в этот день снижается».
«В конечном итоге - а именно к нему я сейчас и подобрался - ничто не имеет значения, кроме того, что действительно важно». А что действительно важно? Не оказаться в схватки со смертью один на один, когда все обстоятельства способствуют именно этому? «Моя тема - одиночество, и я играю ее, как симфонию, во множестве вариаций».
Или, может быть, в последний раз напомнить всем о своей былой исключительности? «Уэйн улыбается и бросает снова и снова, и всякий раз мяч послушно падает в корзину, издавая все тот же свистящий звук. - Он же кидает с закрытыми глазами!». Найти утешение в воспоминаниях о детстве, когда горы были по плечо, а моря - по колено? «Неужели это было так опасно? Почему я этого не помню? - Мы тогда были бессмертными».
Нет! Уйти с миром, и без страха… «Похоже, это оно. Так странно. Я думал, будет страшнее».
И всякий раз я поражаюсь осязаемости метафор Троппера. «Рука у нее слабая и сухая, словно дохлый зверек, завернутый в салфетку». Иногда они просто оглушают: «Смерть начинает с лица и спускается вниз, выключая на ходу свет».
Отрицая всякую подробную описательность, Тропперу удаётся создать колоссальный эффект присутствия, соучастия; заставить остро сопереживать всякому моменту одним только диалогом, порою даже одной единственной фразой. За это я готов махнуть рукой даже на проскакивающие порой голливудские штампы и незатейливость слога. С этой книгой я как будто прожил короткую параллельную жизнь.
Даже слова благодарности от автора я читал так, словно облизывал пальцы после вкусного ужина. И именно благодаря последним строкам, вне сюжета романа, я закрыл книгу не с грустью, а со смешком: «Всем преданным родным и близким, которые непрестанно интересовались, когда же выйдет эта книга. Вот она. А теперь оставьте меня, пожалуйста, в покое».