Сходили мы вчера семейством в Сибирский ботанический сад. Я полон разочарования и в какой-то мере даже ужаса. С «ботаникой» всё в порядке и побродить в одиночестве по дорожкам сада стало бы, безусловно, отрадой для измождённого серостью нынешней природы взора. А вот сама экскурсия - это пытка академическими и социальными пороками. Я так страдал, я буквально душил в себе вопль негодования, царапая через карман брюк левую ляжку.
Женщина-экскурсовод, затянутая по всей своей, безусловно, достойной восхищения, фигуре в плотную клетчатую ткань, с аккуратно убранными волосами и симпатичным серебристым динамиком на округлом бедре, вещала подчёркнуто академично и манерно: «Это самая большая пальма, а тут лучший в мире кофе… этот ствол послужил прототипом конструкции Останкинской телебашни, прямо на этом самом месте конструктор Никитин делал свой первый эскиз; а это самое ядовитое растение, самая длинная лиана, самый сладкий плод, самый сильный аромат, самое большое соцветие…».
Тугая клетчатая ткань на женщине могла бы просто треснуть по швам от чувства гордости и возможности созерцания подобного великолепия каждый божий день, если бы не эта академическая сухость, точность, сдержанность и полное отсутствие харизмы. И всё бы ничего, но ведь на неё смотрели четвероклашки - дети! А она лавировала среди них так, будто бы они больны проказой. И ведь, что самое ужасное, эти дети действительно больны. Я не поверил своим глазам, но все поголовно смотрели вокруг исключительно через планшеты, смартфоны и прочие мобильные гаджеты.
...
...
С трудом подавив в себе желание бежать прочь и истошно орать, я взглянул под ноги, где мой сын в нерешительности таращил свои большие, удивлённые, полные небесной голубизны глаза и тыкал пальчиком то в листик, то в цветочек, то в каплю воды на камне.
Вдруг стало так больно и страшно от того, что скоро он тоже перестанет видеть, и будет лишь смотреть на мир через какой-нибудь неморгающий искусственный глаз, а симпатичная тётя холодно расскажет ему о самом-самом через маленький серебристый динамик.