На мне шикарные балийские шорты, футболка, сандали, Лешин рюкзак в котором почти ничего нет, но есть солнечные очки, крем против загара и бандана. Все самое необходимое для вольной жизни. Только не здесь, не в холодной и неуютной Москве. В паспорте красуется красный штамп. Прощай, Ник, прощайте, мечты о счастье, прощай, серфинг и бесконечные пляжи. Таможня и паспортный контроль позади, багажа у меня нет, впереди только дверь прочь из Домодедово в дождливую Москву от которой нужно как-то без денег добраться до дома на проходящем поезде или электричке. Телефон полностью разряжен и состояние как раз подходящее для суицида.
На первом этаже нахожу розетку, бросаю на пол рюкзак, усаживаюсь на него, жду пока мой телефон включится. Наконец, загорается экран и бесконечно пиликает директ. Миллион сообщений, которые я не буду даже открывать. От Иры, Леши, даже Игоря. Не верю своим глазам. Почта? Сообщение от Иваса Лаврентьевича? Пробегаю глазами: “Лиза, твое письмо попало в спам, хорошо, что Машенька иногда проверяет корзину. Положил тебе денег на телефон. Срочно позвони”!
Смотрю на часы, стоило бы, конечно, отложить звонок до завтра, но перспектива ночевать в Домодедово вовсе не радует. Даже после балийской тюрьмы.
Наконец, решаюсь и набираю номер босса. Несколько гудков, я уже готова отключить звонок, оправдывая себя тем, что уже ведь попыталась, но бодрый мужской голос успевает хрипло ответить: “Да”! Надо же, какой, оказывается, у моего начальника приятный бархатный тембр голоса и властные интонации.
- Это Лиза, Ивас Лаврентьевич. Добрый вечер. Лиза из бухгалтерии, если я еще из бухгалтерии, - мне вдруг показалось совершенной нелепостью, что я звоню ему в такой поздний час, и, возможно, уже не настоящему, а бывшему начальнику. Я же уже прилетела в Москву.
- Лиза! Вот это да! Вот это ты приключение устроила! Пришли мне данные паспорта, я куплю билет!
- Не нужно, я уже в Москве. В Домодедово, - уточняю, будто это важно.
- Понял, - в трубке что-то щелкает, - Лиза, слушай, я сейчас узнаю, у меня курьер должен быть еще в Москве, перезвоню, давай, жди, - гудки.
Я киваю трубке и молча смотрю на нее еще какое-то время. Надо же какой удивительный человек этот Ивас. Я его уже миллион раз обругала, а он вон как, без лишних расспросов решает мои проблемы, как дед мороз или фея из сказки. И время позднее, а он суетится из-за меня. Все же, какой он хороший человек.
Устраиваюсь возле розетки поудобнее, буду ждать. Я вообще уже очень даже привыкла ждать.
- Чего тут на полу расселась, ишь, ноги выставила, бесстыжая, стульев тебе мало? - уборщица шипит надо мной, сверкая недобрыми глазами. Что за люди? Злые какие. Нет возле розеток свободных стульев.
Но я не смею спорить, повинуюсь уборщице и поднимаюсь на ноги. Что ж, буду стоять. Уйти от розетки, значит, разрядится телефон, этого допустить никак нельзя. Оставить телефон и сесть на стул не смею. Это Москва. Уж очень хочется поскорее добраться хотя бы до дома, раз до Амеда не удалось. Прислоняюсь к стене. Жду целую вечность. Мне кажется, вместе со мной ждет и время. Оно просто замерло и стрелка часов перестала двигаться. Совсем недавно я прожила самую длинную неделю в своей жизни, теперь мне предстоит пережить самый длинный час или два, и страшно даже подумать, возможно, три-четыре. Так долго я уже точно не выживу.
Но, оказывается, движется даже самое медленное время. Вселенная ко мне благосклонна. Ивас Лаврентьевич перезванивает, говорит, что водитель приехал и мне остается только добежать до места посадки пассажиров. Толкаю стеклянную дверь, шагаю в улицу, как же здесь холодно. Мало того, что летом хочется натянуть пальто, еще и лица вокруг злые, загруженные, люди в спешке готовы оттолкнуть, лишь бы пройти вперед, быть на полшага быстрее. Сажусь на заднее сиденье темно-синего фольксвагена, водитель вежливо со мной здоровается, уточняет не нужно ли помочь с багажом, старается скрыть свое любопытство, разглядывая меня. Интересно, что он думает сейчас? Что я очередная игрушка босса или ему жаль мои замерзшие оголенные конечности. С этими мыслями я засыпаю, свернувшись калачиком на мягком сиденьи. Открываю глаза от того, что кто-то трясет меня за плечо.
- Вы уж меня простите, но мне бы ехать домой.
- Ой, кажется, я задремала, - тру глаза, зеваю, мое тело передергивает от озноба. Открываю дверь и тороплюсь к подъезду.
Черт, у меня даже ключей нет. Они остались, как балласт, который я скинула в номере отеля в Куте, бегу обратно к машине, как хорошо, что водитель не успел газануть:
- Слушайте, вы простите меня, я домой попасть не могу, вы можете меня отвезти на другой адрес? Здесь совсем рядом, - умоляю я, - просто я в этих дурацких шортах замерзну. Холодно тут у вас.
Мужчина колеблется, но отказать не смеет. Видно, велено боссу доложить, что довез меня в целости и сохранности.
- Говорите, куда ехать, - устало вздыхает он и глядит на меня в зеркало заднего вида.
Диктую мамин адрес и сердце заходится от волнения. Как же я встречусь с Верочкой, как объясню ей все, что произошло. Очень хорошо запомнила, как она кричала мне в трубку. Дочь ненавидит меня. А сама то хороша! Готова была ее предать ради мужчины, которого почти не знаю. Ради того тепла, по которому истосковалась, какого у меня не было никогда и которое я надеялась, мне подарит мой добрый австралиец Ник.
Пару кварталов и мы на месте, я благодарю водителя, а он очень нетерпеливо ждет, чтобы я поскорей исчезла из его жизни и вышла, наконец, прочь из машины. Выхожу. Стою возле подъезда, не решаясь набрать номер квартиры. Еще минуту собираюсь с мыслями, холодно. Звоню. В домофоне уставший, тревожный мамин голос: “Кто”?
- Мам, это я, - мне кажется, я даже не вслух говорю, почти шепотом.
Слышу, как заохала, причитает. Замок пиликнул. Бегу по лестнице, так, кажется, быстрее, перескакиваю через ступеньку. Мамочка, милая, только бы плохо не стало от волнения. Вот он четвертый этаж, дверь распахнута, в коридоре горит свет, суета. Буквально впрыгиваю в квартиру, захлопываю дверь и утопаю в маминых руках, слезах и поцелуях:
- Девочка моя, Лизонька, я же чуть с ума не сошла. Ведь ни единой весточки. Я все переживала, переживала.
- Мам, а где папа? Верочка? - мне очень страшно спрашивать и еще страшнее услышать ответ.
- Лиз, так спят они. Дед ведь глухой как пень, разве добудишься, а к Вере то зайди-зайди, соскучала она по тебе, - ох, если бы только мама знала, что думает обо мне моя дочь...
Я качаю головой:
- Утром, мам, утром зайду.
- Лиза, иди сейчас, говорю тебе. А я тебе пока вон котлетку с пюре разогрею, да чайник поставлю. Посмотри, совсем исхудала. Не ела там что ли?
- Ага, мама, не ела почти, и еще в тюрьме сидела, - смотрю на маму, а она махнула на меня рукой и засмеялась, - все шуточки шутишь, - ей, моей хорошей, честной, доброй, даже в голову не может прийти, что я говорю правду. И к лучшему.
Толкаю дверь в комнату, где спит моя маленькая Верочка. Тихонько захожу и сажусь на пол возле кровати, стараясь ничего не задеть, чтобы не разбудить. Глаза постепенно привыкают к темноте и я уже могу разглядеть очертания ее лица. Мне кажется, она так повзрослела за время, что меня не было рядом. Такая красивая. Совсем не похожа на меня. Темные длинные волосы раскиданы по подушке, у нее длинные, густые ресницы и четкие брови, острый вздернутый носик, пухлые губки, красивая и четкая линия подбородка. Мне хочется ее обнять, но я не смею. Легко касаюсь ее руки чтобы убедиться, что это не сон. Она одергивает руку и потягивается, а я в ужасе замираю. Мне кажется, мое дыхание слышат даже соседи, а сердцебиение звонче колокола на церковной службе. Верочка еще раз потягивается и неожиданно садится на кровати, трет глаза, смотрит в темноту. Присматривается:
- Мама?
Боюсь ответить
- Мам, это ты?
- Я, Вер, я, - как же мне страшно, что она сейчас уйдет или прогонит меня прочь, начнет кричать.
- Мама, - она бросается ко мне, - я такой страшный сон видела, такой страшный! Мне приснилось, что ты умерла и больше никогда-никогда ко мне не вернешься.
Я плачу. Смеюсь и плачу:
- Вер, я здесь, с тобой, живая. Верочка, милая, я тебя никогда-никогда не брошу, ты прости меня.
Она очень серьезно смотрит на меня:
- Мама, это правда, что ты из-за меня уехала?
- Тебе это бабушка сказала?
- Нет, я сама поняла, не глупая. Я тогда, когда ты мне позвонила столько всего наговорила и даже телефон разбила.
- Вер, мы теперь совсем по-другому жить будем. Я тебе обещаю.
Мы долго обнимаемся сидя прямо на полу пока моя мама не заглядывает к нам:
- Так чего, уж все остыло давно, есть то будешь?
- Будет-будет, бабушка, ты иди спать, я сама прослежу, чтобы она все-все съела! Мама, знаешь, какие у бабушки котлеты вкусные!
И потом мы долго сидим на кухне, я ем, дочь ухаживает, наливает чай. Так хочется ей поскорее рассказать про все свои приключения. Но не сейчас. Сейчас я хочу наслаждаться моментом. У меня, наконец, появилась дочь. Настоящая дочь, взрослая.