Глава 36
На днях я стал свидетелем событий, молчать о которых я не имею права; но и рассказывать всем подряд о произошедшем было бы неэтично с моей стороны, поскольку дело это касается не чужих для меня людей.
Одно из недавних воскресений: сижу я на кухне, по своему обыкновению обедаю, включив телевизор. Многие мои товарищи критикуют меня за то, что приём пищи у меня сопровождается просмотром этого вредного изобретения. Однако в своё оправдание скажу, что телевизор служит мне лишь фоном, который хоть как-то скрашивает весьма тоскливую процедуру поедания заурядных продуктов.
Я уже допивал чай с шоколадной конфетой (нуга и орехи внутри), как неожиданно в домофон кто-то позвонил. Гостей никаких не планировалось вроде…
Иду, думаю: «наверное, из домоуправления по поводу установки водяных счетчиков пришли, а может быть бесплатные газеты разносчик привез на своей тележке - будет просить, чтобы открыли дверь в подъезд». Снимаю трубку домофона: молчат. «Да,» - говорю я. Молчание… Только словно какой-то сдавленный вдох послышался. «Да,» - повторяю я. Ничего. Пожимаю плечами.
Кладу трубку домофона. Возвращаюсь на кухню допивать чай. Минуты через три - уже звонок в дверь. Гляжу в глазок, а там - мой приятель Володя. Я, конечно, открываю дверь. «Здорово!» - говорю, протягиваю руку. А на нем лица нет - явно что-то случилось у человека. С отсутствующим взглядом, не отрывая глаз от какой-то точки на полу, он слабо, на себя не похоже вяло, жмет мне руку.
- Проходи, Вов. - приглашаю его.
Молча, с опаской он переступает порог входной двери и облокачивается на стену.
- Что случилось-то? - спрашиваю.
Он молчит, поднимает глаза. По-моему он плакал - или давно не спал.
- Ну ты раздевайся, проходи, поедим.
Володя вздыхает и качает головой. Вздыхает еще раз и начинает снимать с себя куртку. Видно, что сил говорить у него почти нет.
- Я… это… по-домашнему… в чем был, вышел… - голос у него сдавленный, приглушенный.
И действительно: под курткой у товарища - старая фланелевая темно-зеленая рубашка и выцветшая, трудно определяемого цвета футболка, вероятно, бывшая некогда черной или серой. А на ногах - трико растянутые, темно-синие. Ой, а ботинки-то, вообще, на босу ногу… А, нет: на правой стопе всё же есть носок.
- Бери тапочки, Вов.
- Спасибо…
У людей, не знающих этого моего товарища, первая мысль возникла бы, что он пьян. Но я знаком с Володей уже много лет, и представить себе, что тот напился, просто не мог. Ну, это надо знать его: он если и выпивал (в честь праздника какого-нибудь, пару-тройку раз в год, и то чуть-чуть), то сразу, без лишних размышлений и приключений, ложился спать. Да и не чувствовалось запаха никакого характерного сейчас. А уж про наркотики и говорить даже смешно - это абсолютно исключено: даже объяснять не буду, почему - человек абсолютно не такой.
Вообще, конечно, у меня в планах было после обеда прилечь на диван с рассказами Лескова, а вечером, возможно, пойти к приятелю, который по традиции хотел собрать нашу компанию для тихих дружеских посиделок - то есть, я намеревался спокойно и безмятежно провести выходной день перед очередной рабочей неделей. Но тут, сами понимаете, человек пришел с какой-то своей болью - и ему явно требовалась помощь.
- Я к тебе пришел… сам не знаю, почему к тебе… ты живёшь близко… и ты меня поймёшь, я думаю, смеяться не будешь…
На самом деле, я знал, почему Володя пришёл именно ко мне: у меня глаза внимательные.
- В общем… - он опять вздохнул.
Я решил, что надо его немного отвлечь пока.
- Будешь гречку?
- Да не… я не хочу есть…
- Мож, картошку пюре? Тут есть еще - правда, немного.
- Я не буду.
- Ну чайку хотя бы. С лимоном. Без лимона.
- Ну налей.
- С лимоном?
- Давай с лимоном…
Я залил в электрический чайник воды и нажал на кнопку. Полез в холодильник.
- А лимона, кстати, и нет…
- Неважно… Давай без лимона.
- О! Есть лайм.
Я посмотрел на Вову - тот немного раздраженно вздохнул и кивнул головой.
Пока я мыл и резал лайм, приятель мой начал говорить, уже слегка более уверенным голосом.
- В общем, я с пятницы не сплю… Только ты не переспрашивай… пожалуйста… Я же давно хотел. Сколько… лет восемь прошло… не спрашивай ни о чем, я не выдержу… Еще в Москву собирался ехать, но подумал, что это фанатизм уже какой-то будет… А тут афишу увидел, еще месяца два назад… Ну, решил, что схожу… не сразу взял билет… я ни у кого не спрашивал особо… один пошёл… сколько… месяц назад где-то...
Если честно, хотелось задать несколько десятков уточняющих вопросов, но раз уж собеседник сразу запретил, то, подумал я, подожду пока - может быть, прояснится что-то в ходе разговора.
- Я ждал… Я сначала предвкушал покупку билета - не сразу пошел покупать, как увидел…
Появление такого непростого слова как «предвкушал» внушало надежду, что товарищ мой всё же находится в более или менее вменяемом состоянии, и мозг его способен будет выдать информацию - конечно, при должном с моей стороны терпении.
- Я несколько недель ходил мимо афиш… ждал, как подойду к кассе, куплю билет… купил… А потом я ждал сам концерт… афиши покрылись сверху другими афишами… иногда я даже маршрут домой менял, чтоб мимо театра пройти… а уж когда в спортзал шёл - я же стал ходить иногда… я раньше по другим улицам…. А потом… В конце концов, наступила… вот.. пятница… И не верилось… я с самого утра был осторожен… в своих словах, в своих поступках… потому что… ну, потому что такие дни запоминаются же на всю жизнь - о чем думал с утра, когда шёл в темноте, к восьми ноль ноль, что я кому сказал на работе … а потом был концерт, а потом он кончился… и когда я вышел из театра… - да, спасибо, я чай без сахара пью… я когда вышел из театра, то поначалу вроде даже как и ничего так было - легкая такая, приятная грусть, ощущение счастья…
Володя сделал глоток чая, замолчал на пару секунд, снова глубоко вздохнул и шумно выдохнул.
- А потом я пришёл домой… Я такой уставший был… И подумал, что надо прилечь, попытаться уснуть, может, вспомнить какие-то моменты концерта, пережить снова это ощущение… И я принял душ погорячее, чтоб таким вялым стать, сонным… И… в общем… я вроде и спал, а вроде как и не спал… как будто в поезде ехал… а я в поездах сплю как-то плохо совсем… ты пойми, на душе такое счастье было, но уснуть не мог… засыпал… в глазах софиты… фигуры по сцене ходят… вроде и засыпаю… но опять…
Володя закачал головой и закрыл глаза. Я пододвинул вазочку с сытными шоколадными конфетами поближе к приятелю.
- Конфеты попробуй, нормальные.
- Да не хочу я. - сказал товарищ и начал разворачивать синюю обёртку. Откусив половину и сделав глоток чая, он продолжил:
- Я на концерте-то еще начал ловить себя на мысли, что как будто во сне всё происходит… Эта музыка… Я столько её слушал… Я ведь её слушать начал, когда их мало кто знал… Я ведь немного другое всегда любил… А вот полюбил… И на их сайт лазил одно время - ждал, что к нам приедут… А они не ехали… Это ведь сказка. Это нечто сказочное, а прошло выступление, и опять вот это всё... Ты пойми… Я опять скину себе на телефон все альбомы, буду слушать, но только не сейчас… я ведь…
Володя остановился. Полез в вазочку еще за одной конфетой, начал разворачивать - увидел, что есть открытая, но недоеденная, отложил в сторону недоразвернутую конфету, взял открытую и недоеденную, сделал небольшой надкус, отхлебнул чаю и продолжил исповедь:
- Я ближе к концу выступления начал чувствовать какую-то забытую эйфорию, как в детстве бывало… А я и не думал, что способен ещё ощущать такое… И вот вчера с утра мне стало так грустно, что прошел концерт и нет у меня больше счастья этого…
Я слушал Володю, но не понимал, о каком исполнителе идет речь. Дело касалось таких тонких сфер души человека, что спросить сейчас об этом в лоб было бы ужасной бестактностью. Это как слушать собеседника, который рассказывает тебе что-то десять минут о каком-нибудь Серёге - ты киваешь, улыбаешься, посмеиваешься понимающе, а потом задаёшь вопрос: «ага, а кто такой Серёга-то?». И пускай в данном случае товарищ сам запретил задавать ему вопросы, но любое, минимальное, хотя бы потенциальное непонимание, исходящее от меня, могло привести к потере контакта с раненою душою моего гостя.
- Я вчера с утра даже боялся компьютер включать… Потому что знал, что сразу полезу искать фотографии с концерта… А еще отзывы других людей там будут… А не хотелось делить эту любовь с кем-то ещё… вообще, когда они начали играть, когда зал хлопал, я думал: «вы чего это так любите эти песни? Я сильнее люблю, для меня же всегда играли эти мелодии, у вас не такие души, мол»… А оказалось, что не только для меня… Нет, это меня даже потом обрадовало… Я от этого только счастливее стал ближе к концу уже…
Чай в кружке Вовы подходил к концу (кружка прозрачная - виден прогресс едока).
- Давай еще налью. - вопросительно кивнул я.
- Да давай, - и Вова отодвинул чашку от себя.
Я встал, налил немного воды в чайник и вернулся на место слушателя.
- В общем, я всю субботу сидел дома: с утра еще старался уснуть как-то: ел, пытался подремать, но к обеду понял, что это всё бессмысленно, не выдержал, полез искать информацию… Фотографии смотрел, отзывы читал… Потом решил что-нибудь другое посмотреть… выступления других групп… Но не шло прямо… Было бы потеплее, в лес бы поехал на велосипеде… Но там же грязь и холодно, а я болел недавно… И друзей видеть не хотелось особо… В общем, Сань, в смятении каком-то я провёл весь день… Думал, что зато усну нормально - лёг ближе к полуночи. Но опять не мог спать. Уже не в дрёме, а так: закрываешь глаза, и опять этот голос, и фигуры на сцене и рядом люди аплодируют и я хлопаю… Проворочался я часа два… Уснул кое-как, но периодически просыпался… ближе часам к пяти опять проснулся… Есть хотелось. Взял книгу - читаю, не понимаю, что читаю… Провалился вроде, хоть и с включенным светом… В начале седьмого решил, что надо всё же поесть…
Я, меж тем, всё пытался вспомнить, кто же приезжал к нам в эту пятницу. «Что это у нас было?... Сегодня … ага. Вчера было так… двадцать … эхэ, значит. Или двадцать, так, какое…? В выходные дни числа не столь важны». Я взглянул на календарь: «так, да, ага. Пятница … - понял» (немного опасаюсь полиции, поэтому не стану раскрывать даты). На этой неделе я местные новости не смотрел и не читал, поэтому пока приходилось надеяться, что товарищ сам всё расскажет.
- Я перекусил и подумал, что, наверное, не стоит бегать от этого. Включил предпоследний их альбом… думал, клин клином вышибает…
Володя неожиданно встал, взял свой недопитый чай, подошёл к чайнику, налил кипятка до половины кружки и вернулся на свое место. Я предложил ему свежий пакетик, а старый выкинуть, наконец - но он сказал, что не надо. Еще недавно красивый, подкрашенный лаймом светло-коричневый напиток теперь превратился во что-то желтоватое, некрепкое, чахлое.
- Слушай, может, выключим эту байду? - Вова возвращался в реальность, и это радовало. Я выключил телевизор. - Короче, я с утра зарядил один альбом, потом другой. Я думал, почитаю что-нибудь под музыку… какой там… Лёг на пол и лежал, знаешь, как будто придавленный. А потом я залез опять посмотреть впечатления людей… И… там, оказалось, ночью выложили полностью этот концерт… Сначала я подумал, что, мол, нет уж, не стану я…
Владимир посмотрел на меня: взгляд его теперь казался почти обычным. Тревога какая-то еще присутствовала, но такого явного отчаяния уже не наблюдалось.
- Слушай, я не могу произнести название… честно… Мне кажется, если я сейчас вслух скажу, у меня опять это начнется…
Вова отвернулся, стал смотреть в окно. Но вид из окна у меня - так себе: соседний дом.
- В итоге, через час я не выдержал, запустил концерт - думал, посмотрю немного, отпустит… Я… да давай я тебе всё сам покажу. Может быть, мне еще раз стоит посмотреть это… Может, полегчает тогда… И ты посмотришь - я думаю, лучше будет…
Мы проследовали в комнату, где находился диван, на котором я сплю, и где стоял мой компьютер.
- У меня, как всегда, навалено всё, Вов. Мне лень убираться.
- Сань, неважно.
Я сел за свой старенький стол, заскрипел стулом.
- Так, что мы ищем?
- Зайди в «контакт».
- Да у меня там закладка всегда… Вот…
Я проверил: никаких порочащих мою честь вкладок, кажется, не висело. Открыл свою страничку: сообщений нет. Ладно, будем искать.
- Что ищем, Вов?
- Так. Я по-моему через гугл туда…
- Да садись.
Володя сел за стол. В его глазах появилась решимость и даже жёсткость. Видно было, что он готов вступить в схватку со своими переживаниями. Я, наконец, увидел название группы. Не знаю, каким образом, но всё что я печатаю на домашнем компьютере в майкрософт ворде, рано или поздно оказывается доступно публике (ещё предстоит разобраться, как это происходит, кстати), поэтому раскрывать название коллектива, уважаемые мои читатели, я, пожалуй, не стану: думаю, вы поймёте почему, исходя из описания последующих событий.
Молча, быстро, не церемонясь, мой гость нашёл нужное видео и нажал на просмотр. Звука, однако, не последовало. На лице товарища снова появилась паника.
- Пять сек! Я ж колонки отключил. - я засмеялся и сделал шутливо-услужливый жест, как бы показывая: «сейчас всё исправим, начальник!», но на лице Вовы читалось лишь желание поскорее услышать музыку, и лишние секунды моего любительского фиглярства для него выглядели просто издевательством - это как если бы я перед голодающей улиткой бегал в костюме виноградинки с ящиком яблок, но не давал поесть, а только дразнил. Мой гость снова готов был погрузиться туда, где между происходящим внутри него и окружающей действительностью не существовало противоречия, где было комфортно, и где помимо ощущения собственной оболочки появлялось некое чувство... Я не смею додумывать за своего приятеля, но мне кажется, именно вот это чувство, имеющее в различных терминологических системах разнообразные наименования, как раз и запустило в нем все те эмоциональные процессы, о которых он мне рассказывал с такой явной душевной мукой.
Я подключил колонки, и в комнату ворвались аплодисменты зала. Потом зазвучала музыка. Вова растерянно улыбался, но это не выглядело как улыбка безумца: умиротворение, ощущение радости - легко читаемые, но редкие эмоции. Концерт, как я увидел на мониторе, длился два с лишним часа, и я бы с удовольствием посмотрел всё выступление целиком, но неожиданно, минуте на двадцатой Володя остановил воспроизведение…
- Слушай, Сань, я боюсь, что не вернусь оттуда. Это надо прекращать.
Мне показалось, что приятель мой возвращается к состоянию, в котором он ко мне, собственно, и явился. Такое впечатление, что он копил силы, держался, а теперь расслабился и снова обессилел.
Следовало сменить обстановку.
- Может, к Димке пойдем? Он звал сегодня всех, собраться, посидеть - он настолку какую-то купил новую… - предложил я.
- Может быть. Только давай до театра дойдём сперва? - задумчиво произнёс Владимир.
Нетрудно было догадаться, о каком театре шла речь - в описании видео крупными буквами красовалось название. Опять-таки, поскольку делом этим, скорее всего, заинтересуется полиция, раскрывать имя данного учреждения культуры я не намерен.
Живу я в центре города: до театра пешком - минут десять несуетливого шага. Вова живёт недалеко от меня, от его дома до театра - еще ближе. Я предложил сначала зайти к нему - чтобы он хотя бы, например, надел второй носок, а если хватит сил, то и приличный свитер и какие-нибудь джинсы - так и теплее, и меньше вопросов от друзей будет, когда мы в гости пойдём (если дойдём).
- Сумерки, Сань. - заговорил приятель, когда мы вышли из его подъезда и направились непосредственно к месту назначения. - Скоро стемнеет, и будет опять как тогда… Кажется, что давно было. А ведь только позавчера. Обычно осознаешь, что событие было важным гораздо позже, когда много чего произошло, и цепочка событий приводит к чему-то, да? К какому-то результату. Понимаешь?
- Да.
- А тут сразу стало понятно, что творится что-то важное… - Вова, казалось, хотел сказать что-то ещё, но будто бы сам себе запретил и замолчал, не закончив мысль.
Я понимающе и задумчиво смотрел себе под ноги. Потом мы шли молча. Свежий воздух, кажется, действовал успокаивающе.
Мы подошли к театру. Здание новое: вокруг идут цепочки фонарей, огороженные газоны, стоят лавочки. Мы перешли дорогу, Володя остановился на тротуаре - отсюда хорошо просматривалась вся площадь перед театром. Он просто стоял и глядел куда-то наверх, выдыхая пар. Странно: мы никогда особо не разговаривали с ним по душам. И, насколько я знал, он ни с кем из нашей компании не делился своими переживаниями: всё хранил в себе, но тут - пришёл и поделился, и хотя я не мог сказать, что мне вся эта ситуация доставляла удовольствие (всё же преобладала тревога за состояние духа товарища), но на тот момент я понимал его и нисколько не осуждал. От меня требовалась поддержка - и, насколько мне хватало такта и умения выслушать, я старался помочь.
- Пойдём, может, присядем… - тихо произнес Вова и пошёл в сторону лавочек.
- Мне кажется, мы отморозим себе что-нибудь.
- Ну постоим там просто.
- Да давай. Рядом с лавками теплее - дерево греет. - посмеиваясь, согласился я.
Мы подошли к одной из лавочек: можно сказать, уже стемнело; какая-то компания сидела вдалеке, рядом с нами - никого. Мой спутник вглядывался в фасад театра, сдержанно и строго. А я, тем временем, решил позвонить Димке - нашему приятелю, к которому мы, собственно, собирались зайти попозже. Быстренько среди недавних вызовов нашёл его номер. Ожидая ответа и борясь с легкой прохладой (вчера было теплее - я мог бы сейчас и потолще свитер надеть), решил немного прогуляться по тропинкам между газонами и лавочками. Как оказалось, хозяин уже ждал нас (также к нему намеревалось заявиться еще два-три человека - обещали подъехать в течение часа).
- Че, постоим еще или к Димычу пойдем? - возвращаясь к лавочке, осторожно спросил я.
Володя сидел на лавке и… сразу я не заметил, но он склонился… Я подошёл ближе… В его руках позвякивала связка ключей, и вот каким-то маленьким ножичком, служившим, видимо, брелоком, он что-то царапал на новенькой лавке. Я спешно сел рядом. Для меня нацарапанное выглядело как неоконченная буква “W”. А для автора - самая что ни на есть “М”. Бороздки получились довольно-таки глубокие.
- Ты чего? Всё название намерен вырезать? - из-за шока я словно услышал себя со стороны: голос мой немного дрожал и звучал неуверенно.
- Да. - спокойно ответил Володя.
- Слушай, лавка новая, не порть, а... - из-за подступающей злости и обиды за лавочку я теперь прозвучал убедительнее.
- Нормально.
- Ну, как бы все пользуются же. Зачем портить-то…? - привёл я почти такой же аргумент, что и репликой раньше.
- Я если люблю, что мне теперь, в себе это держать? - буква “М” была закончена: надо признать, неплохая, с засечками шрифт такой - эстетичный…
- Отдай, в общем. Пойдем к Диме. - терпение моё теперь подходило к концу. Я поднялся с лавки и протянул руку, ожидая заполучить ключи с опасным брелочком. Но Вова молча вынул из правого кармана куртки перчатку, положил ключи в карман и надел перчатки.
- Ладно. Не буду. - приятель мой тоже поднялся со своего холодного места. - Давай еще прогуляемся вокруг, и всё.
«Вроде бы опять спокоен он. Да, что-то неладное с ним сегодня. Прогуляемся, и пойдем. Надоело уже нянчиться с ним. Я, в конце концов, не врач».
Мы направились прочь от лавок: сначала поднялись по широким ступенькам театра - Володя заглянул внутрь: горел свет, ходили люди. Потом он повёл меня к кассам.
- Вот. Дверь в кассы. Я сюда в выходной день как-то зашёл, по дороге из спортзала домой… В октябре, наверное, ещё… Билетов мало оставалось, кстати. Хорошо, что успел купить. А я ж всё тянул - смаковал это чувство. Месяца за полтора или два уже билетов не было… - с грустной и растерянной ностальгической улыбкой рассказывал мой проводник.
Затем мы спустились по боковой лесенке и пошли мимо одного из черных входов в здание.
- Вот тут я проходил часто, и обязательно - раз, и мысль промелькнет приятная … Нет, я не зацикливался прям на ожидании. Такая лёгкость была в этом. Без фанатизма: мимолетная радость такая…
- Понимаю.
Чтобы легче представлялось, расскажу: театр зажат между двумя улицами, за театром - еще несколько зданий; мы, молча, обошли квартал и теперь оказались на параллельной улице, на которой находился другой черный вход в здание.
- А вот спектакли этого театра. - продолжил повествование Володя, подходя к стенду, где на шнуровках висели афиши, изготовленные из такого - я не знаю терминов - такого, клеенчато-брезентового материала.
- Обширный репертуар. - я пытался поддерживать светскую беседу.
- Это мы сейчас разберемся. - спокойно произнес мой спутник и снова достал связку ключей. Молниеносно он кинулся к стенду и начал резать один из шнурков, державший самую большую афишу!
- Ты чего??! - я бросился оттаскивать дебошира… Но вы не видели Вову: он выше меня на голову и явно сильнее. Словно не замечая моих усилий, он, буквально одной левой, тихонечко отталкивал меня от себя и настойчиво резал своим декоративным ножичком черный шнурок.
Мимо проезжали машины, по другой стороне ходили люди: еще немного, и мы бы привлекли к себе внимание. Я шипел матерные слова, пытался увещевать взбесившегося товарища, но не думаю, что его отвлекли именно мои действия. Это внутри него что-то переключилось, и он, неожиданно оставив потрепанный размахрившийся шнурок, бросился на другую сторону улицы. Я стоял несколько секунд растерянный: было стыдно и, если честно, даже немного боязно. Но по траектории движения преступника стало ясно: он бежит к доске с афишами Роспечати, где всё бумажное и легко отрывается даже с помощью голых рук.
Быстрым шагом я перешел проезжую часть, пропустив сперва пять-шесть медленно едущих машин, подбежал к товарищу.
- Где-то здесь… - Володя смеялся. - Кажется, под этой… - он принялся отрывать край листа с изображением всем известного певца, но отдиралась тонкая типографская бумага почему-то плохо: лишь маленький краешек оказался в руках вандала. Тогда он попробовал оторвать афишу, которая находилась рядом - тоже не очень удачная попытка.
- Слушай, надоело. - требовалось как можно спокойнее и без лишнего потакания этому безумию объяснить свои требования. Я говорил вроде бы уверенно, но внутри меня трясло от масштаба происходящих разрушений родного города. - Давай прекращай.
Вова лишь молча, с презрением и брезгливостью, как мне показалось, посмотрел на меня и продолжил хаотичные поиски той бумажки, которая скрывала заветные портреты.
Я уже представлял, каково это будет моим родным узнать, что я оказался причастен к подобному преступлению, думал о том, есть ли у кого-нибудь из знакомых связи в полиции, да и, вообще, я боялся пустить свою жизнь под откос.
Проходившие мимо люди, видимо, опасались нас, потому что никакой реакции на творившееся не наблюдалось.
- Вова, приедут они еще. И афишу тогда своруешь. Ты сейчас не найдешь. Завешано всё... Я тебе лично помогу: придем и аккуратненько снимем. С кипятком придем ночью и отпарим… В тазик наберем и придем. Нет! Даже в термос! У меня два термоса есть. На полтора литра и на литр… Пошли, а…
Голос мой, должно быть, звучал жалобно и грустно. И Володя, добрый ведь человек, услышал здравый смысл в моих словах и искренность формы преподнесения… Он вынул связку ключей из внешнего кармана куртки и положил их в карман внутренний, потом надел перчатки, и, по-доброму похлопав меня по плечу, быстрым шагом направился в сторону жилища Димы. Я поспешил за ним. Догнав, решил спросить - напрямую, без лишних условностей:
- Вов, ты в порядке? Ты меня сегодня как-то порой удивляешь.
Тот, как ни в чем не бывало, рассмеялся:
- Да, Сань, всё нормально.
- Ты сможешь сейчас общаться со всеми?
- Без вопросов.
Сердце моё по-прежнему билось быстрее нормы: я поднял повыше шарф, шапку опустил пониже - огляделся по сторонам… вроде бы происшествия пока не привлекли внимания толпы. Тем лучше: следовало поскорее скрыться с места правонарушения.
И вправду - Вова не обманул: общение в тот вечер в нашей компании совершенно не отличалось от стандартного. Поведение Володи никому не казалось странным: он изредка, но по делу, пошучивал, говорил редко, но со знанием дела и остроумно, хотя чаще молчал - но это ведь его обычное состояние. Это даже в большей степени я поначалу вёл себя скованно: меня не оставляла мысль о возможном наказании за то, что творилось недавно на соседней улице и о моей причастности к этим преступлениям. Но постепенно я почувствовал привычный комфорт общения, уют обстановки, и успокоился.
Несколько раз Владимир отлучался из комнаты, где все сидели, а возвращался, жуя какие-то печенья и вафли. Ближе к концу вечера я проследовал за ним: постарался незаметно последить за тем, что делает этот обладатель расшатанной нервной системы. Он стоял у окна, облокотившись на подоконник и смотрел куда-то вдаль, развернув голову налево. Видимо, увидев мое отражение в стекле, он спокойно распрямился, сделал вид, что потягивается, подошел к столу, достал из пакета одно печенье и направился мимо меня, через коридор, обратно к друзьям.
Я подошел к окну, облокотился на подоконник, прижался к стеклу: из-за соседнего дома выглядывал подсвеченный краешек фасада театра. Да: как назло, вся наша компашка живёт в центре города.
Одно из недавних воскресений: сижу я на кухне, по своему обыкновению обедаю, включив телевизор. Многие мои товарищи критикуют меня за то, что приём пищи у меня сопровождается просмотром этого вредного изобретения. Однако в своё оправдание скажу, что телевизор служит мне лишь фоном, который хоть как-то скрашивает весьма тоскливую процедуру поедания заурядных продуктов.
Я уже допивал чай с шоколадной конфетой (нуга и орехи внутри), как неожиданно в домофон кто-то позвонил. Гостей никаких не планировалось вроде…
Иду, думаю: «наверное, из домоуправления по поводу установки водяных счетчиков пришли, а может быть бесплатные газеты разносчик привез на своей тележке - будет просить, чтобы открыли дверь в подъезд». Снимаю трубку домофона: молчат. «Да,» - говорю я. Молчание… Только словно какой-то сдавленный вдох послышался. «Да,» - повторяю я. Ничего. Пожимаю плечами.
Кладу трубку домофона. Возвращаюсь на кухню допивать чай. Минуты через три - уже звонок в дверь. Гляжу в глазок, а там - мой приятель Володя. Я, конечно, открываю дверь. «Здорово!» - говорю, протягиваю руку. А на нем лица нет - явно что-то случилось у человека. С отсутствующим взглядом, не отрывая глаз от какой-то точки на полу, он слабо, на себя не похоже вяло, жмет мне руку.
- Проходи, Вов. - приглашаю его.
Молча, с опаской он переступает порог входной двери и облокачивается на стену.
- Что случилось-то? - спрашиваю.
Он молчит, поднимает глаза. По-моему он плакал - или давно не спал.
- Ну ты раздевайся, проходи, поедим.
Володя вздыхает и качает головой. Вздыхает еще раз и начинает снимать с себя куртку. Видно, что сил говорить у него почти нет.
- Я… это… по-домашнему… в чем был, вышел… - голос у него сдавленный, приглушенный.
И действительно: под курткой у товарища - старая фланелевая темно-зеленая рубашка и выцветшая, трудно определяемого цвета футболка, вероятно, бывшая некогда черной или серой. А на ногах - трико растянутые, темно-синие. Ой, а ботинки-то, вообще, на босу ногу… А, нет: на правой стопе всё же есть носок.
- Бери тапочки, Вов.
- Спасибо…
У людей, не знающих этого моего товарища, первая мысль возникла бы, что он пьян. Но я знаком с Володей уже много лет, и представить себе, что тот напился, просто не мог. Ну, это надо знать его: он если и выпивал (в честь праздника какого-нибудь, пару-тройку раз в год, и то чуть-чуть), то сразу, без лишних размышлений и приключений, ложился спать. Да и не чувствовалось запаха никакого характерного сейчас. А уж про наркотики и говорить даже смешно - это абсолютно исключено: даже объяснять не буду, почему - человек абсолютно не такой.
Вообще, конечно, у меня в планах было после обеда прилечь на диван с рассказами Лескова, а вечером, возможно, пойти к приятелю, который по традиции хотел собрать нашу компанию для тихих дружеских посиделок - то есть, я намеревался спокойно и безмятежно провести выходной день перед очередной рабочей неделей. Но тут, сами понимаете, человек пришел с какой-то своей болью - и ему явно требовалась помощь.
- Я к тебе пришел… сам не знаю, почему к тебе… ты живёшь близко… и ты меня поймёшь, я думаю, смеяться не будешь…
На самом деле, я знал, почему Володя пришёл именно ко мне: у меня глаза внимательные.
- В общем… - он опять вздохнул.
Я решил, что надо его немного отвлечь пока.
- Будешь гречку?
- Да не… я не хочу есть…
- Мож, картошку пюре? Тут есть еще - правда, немного.
- Я не буду.
- Ну чайку хотя бы. С лимоном. Без лимона.
- Ну налей.
- С лимоном?
- Давай с лимоном…
Я залил в электрический чайник воды и нажал на кнопку. Полез в холодильник.
- А лимона, кстати, и нет…
- Неважно… Давай без лимона.
- О! Есть лайм.
Я посмотрел на Вову - тот немного раздраженно вздохнул и кивнул головой.
Пока я мыл и резал лайм, приятель мой начал говорить, уже слегка более уверенным голосом.
- В общем, я с пятницы не сплю… Только ты не переспрашивай… пожалуйста… Я же давно хотел. Сколько… лет восемь прошло… не спрашивай ни о чем, я не выдержу… Еще в Москву собирался ехать, но подумал, что это фанатизм уже какой-то будет… А тут афишу увидел, еще месяца два назад… Ну, решил, что схожу… не сразу взял билет… я ни у кого не спрашивал особо… один пошёл… сколько… месяц назад где-то...
Если честно, хотелось задать несколько десятков уточняющих вопросов, но раз уж собеседник сразу запретил, то, подумал я, подожду пока - может быть, прояснится что-то в ходе разговора.
- Я ждал… Я сначала предвкушал покупку билета - не сразу пошел покупать, как увидел…
Появление такого непростого слова как «предвкушал» внушало надежду, что товарищ мой всё же находится в более или менее вменяемом состоянии, и мозг его способен будет выдать информацию - конечно, при должном с моей стороны терпении.
- Я несколько недель ходил мимо афиш… ждал, как подойду к кассе, куплю билет… купил… А потом я ждал сам концерт… афиши покрылись сверху другими афишами… иногда я даже маршрут домой менял, чтоб мимо театра пройти… а уж когда в спортзал шёл - я же стал ходить иногда… я раньше по другим улицам…. А потом… В конце концов, наступила… вот.. пятница… И не верилось… я с самого утра был осторожен… в своих словах, в своих поступках… потому что… ну, потому что такие дни запоминаются же на всю жизнь - о чем думал с утра, когда шёл в темноте, к восьми ноль ноль, что я кому сказал на работе … а потом был концерт, а потом он кончился… и когда я вышел из театра… - да, спасибо, я чай без сахара пью… я когда вышел из театра, то поначалу вроде даже как и ничего так было - легкая такая, приятная грусть, ощущение счастья…
Володя сделал глоток чая, замолчал на пару секунд, снова глубоко вздохнул и шумно выдохнул.
- А потом я пришёл домой… Я такой уставший был… И подумал, что надо прилечь, попытаться уснуть, может, вспомнить какие-то моменты концерта, пережить снова это ощущение… И я принял душ погорячее, чтоб таким вялым стать, сонным… И… в общем… я вроде и спал, а вроде как и не спал… как будто в поезде ехал… а я в поездах сплю как-то плохо совсем… ты пойми, на душе такое счастье было, но уснуть не мог… засыпал… в глазах софиты… фигуры по сцене ходят… вроде и засыпаю… но опять…
Володя закачал головой и закрыл глаза. Я пододвинул вазочку с сытными шоколадными конфетами поближе к приятелю.
- Конфеты попробуй, нормальные.
- Да не хочу я. - сказал товарищ и начал разворачивать синюю обёртку. Откусив половину и сделав глоток чая, он продолжил:
- Я на концерте-то еще начал ловить себя на мысли, что как будто во сне всё происходит… Эта музыка… Я столько её слушал… Я ведь её слушать начал, когда их мало кто знал… Я ведь немного другое всегда любил… А вот полюбил… И на их сайт лазил одно время - ждал, что к нам приедут… А они не ехали… Это ведь сказка. Это нечто сказочное, а прошло выступление, и опять вот это всё... Ты пойми… Я опять скину себе на телефон все альбомы, буду слушать, но только не сейчас… я ведь…
Володя остановился. Полез в вазочку еще за одной конфетой, начал разворачивать - увидел, что есть открытая, но недоеденная, отложил в сторону недоразвернутую конфету, взял открытую и недоеденную, сделал небольшой надкус, отхлебнул чаю и продолжил исповедь:
- Я ближе к концу выступления начал чувствовать какую-то забытую эйфорию, как в детстве бывало… А я и не думал, что способен ещё ощущать такое… И вот вчера с утра мне стало так грустно, что прошел концерт и нет у меня больше счастья этого…
Я слушал Володю, но не понимал, о каком исполнителе идет речь. Дело касалось таких тонких сфер души человека, что спросить сейчас об этом в лоб было бы ужасной бестактностью. Это как слушать собеседника, который рассказывает тебе что-то десять минут о каком-нибудь Серёге - ты киваешь, улыбаешься, посмеиваешься понимающе, а потом задаёшь вопрос: «ага, а кто такой Серёга-то?». И пускай в данном случае товарищ сам запретил задавать ему вопросы, но любое, минимальное, хотя бы потенциальное непонимание, исходящее от меня, могло привести к потере контакта с раненою душою моего гостя.
- Я вчера с утра даже боялся компьютер включать… Потому что знал, что сразу полезу искать фотографии с концерта… А еще отзывы других людей там будут… А не хотелось делить эту любовь с кем-то ещё… вообще, когда они начали играть, когда зал хлопал, я думал: «вы чего это так любите эти песни? Я сильнее люблю, для меня же всегда играли эти мелодии, у вас не такие души, мол»… А оказалось, что не только для меня… Нет, это меня даже потом обрадовало… Я от этого только счастливее стал ближе к концу уже…
Чай в кружке Вовы подходил к концу (кружка прозрачная - виден прогресс едока).
- Давай еще налью. - вопросительно кивнул я.
- Да давай, - и Вова отодвинул чашку от себя.
Я встал, налил немного воды в чайник и вернулся на место слушателя.
- В общем, я всю субботу сидел дома: с утра еще старался уснуть как-то: ел, пытался подремать, но к обеду понял, что это всё бессмысленно, не выдержал, полез искать информацию… Фотографии смотрел, отзывы читал… Потом решил что-нибудь другое посмотреть… выступления других групп… Но не шло прямо… Было бы потеплее, в лес бы поехал на велосипеде… Но там же грязь и холодно, а я болел недавно… И друзей видеть не хотелось особо… В общем, Сань, в смятении каком-то я провёл весь день… Думал, что зато усну нормально - лёг ближе к полуночи. Но опять не мог спать. Уже не в дрёме, а так: закрываешь глаза, и опять этот голос, и фигуры на сцене и рядом люди аплодируют и я хлопаю… Проворочался я часа два… Уснул кое-как, но периодически просыпался… ближе часам к пяти опять проснулся… Есть хотелось. Взял книгу - читаю, не понимаю, что читаю… Провалился вроде, хоть и с включенным светом… В начале седьмого решил, что надо всё же поесть…
Я, меж тем, всё пытался вспомнить, кто же приезжал к нам в эту пятницу. «Что это у нас было?... Сегодня … ага. Вчера было так… двадцать … эхэ, значит. Или двадцать, так, какое…? В выходные дни числа не столь важны». Я взглянул на календарь: «так, да, ага. Пятница … - понял» (немного опасаюсь полиции, поэтому не стану раскрывать даты). На этой неделе я местные новости не смотрел и не читал, поэтому пока приходилось надеяться, что товарищ сам всё расскажет.
- Я перекусил и подумал, что, наверное, не стоит бегать от этого. Включил предпоследний их альбом… думал, клин клином вышибает…
Володя неожиданно встал, взял свой недопитый чай, подошёл к чайнику, налил кипятка до половины кружки и вернулся на свое место. Я предложил ему свежий пакетик, а старый выкинуть, наконец - но он сказал, что не надо. Еще недавно красивый, подкрашенный лаймом светло-коричневый напиток теперь превратился во что-то желтоватое, некрепкое, чахлое.
- Слушай, может, выключим эту байду? - Вова возвращался в реальность, и это радовало. Я выключил телевизор. - Короче, я с утра зарядил один альбом, потом другой. Я думал, почитаю что-нибудь под музыку… какой там… Лёг на пол и лежал, знаешь, как будто придавленный. А потом я залез опять посмотреть впечатления людей… И… там, оказалось, ночью выложили полностью этот концерт… Сначала я подумал, что, мол, нет уж, не стану я…
Владимир посмотрел на меня: взгляд его теперь казался почти обычным. Тревога какая-то еще присутствовала, но такого явного отчаяния уже не наблюдалось.
- Слушай, я не могу произнести название… честно… Мне кажется, если я сейчас вслух скажу, у меня опять это начнется…
Вова отвернулся, стал смотреть в окно. Но вид из окна у меня - так себе: соседний дом.
- В итоге, через час я не выдержал, запустил концерт - думал, посмотрю немного, отпустит… Я… да давай я тебе всё сам покажу. Может быть, мне еще раз стоит посмотреть это… Может, полегчает тогда… И ты посмотришь - я думаю, лучше будет…
Мы проследовали в комнату, где находился диван, на котором я сплю, и где стоял мой компьютер.
- У меня, как всегда, навалено всё, Вов. Мне лень убираться.
- Сань, неважно.
Я сел за свой старенький стол, заскрипел стулом.
- Так, что мы ищем?
- Зайди в «контакт».
- Да у меня там закладка всегда… Вот…
Я проверил: никаких порочащих мою честь вкладок, кажется, не висело. Открыл свою страничку: сообщений нет. Ладно, будем искать.
- Что ищем, Вов?
- Так. Я по-моему через гугл туда…
- Да садись.
Володя сел за стол. В его глазах появилась решимость и даже жёсткость. Видно было, что он готов вступить в схватку со своими переживаниями. Я, наконец, увидел название группы. Не знаю, каким образом, но всё что я печатаю на домашнем компьютере в майкрософт ворде, рано или поздно оказывается доступно публике (ещё предстоит разобраться, как это происходит, кстати), поэтому раскрывать название коллектива, уважаемые мои читатели, я, пожалуй, не стану: думаю, вы поймёте почему, исходя из описания последующих событий.
Молча, быстро, не церемонясь, мой гость нашёл нужное видео и нажал на просмотр. Звука, однако, не последовало. На лице товарища снова появилась паника.
- Пять сек! Я ж колонки отключил. - я засмеялся и сделал шутливо-услужливый жест, как бы показывая: «сейчас всё исправим, начальник!», но на лице Вовы читалось лишь желание поскорее услышать музыку, и лишние секунды моего любительского фиглярства для него выглядели просто издевательством - это как если бы я перед голодающей улиткой бегал в костюме виноградинки с ящиком яблок, но не давал поесть, а только дразнил. Мой гость снова готов был погрузиться туда, где между происходящим внутри него и окружающей действительностью не существовало противоречия, где было комфортно, и где помимо ощущения собственной оболочки появлялось некое чувство... Я не смею додумывать за своего приятеля, но мне кажется, именно вот это чувство, имеющее в различных терминологических системах разнообразные наименования, как раз и запустило в нем все те эмоциональные процессы, о которых он мне рассказывал с такой явной душевной мукой.
Я подключил колонки, и в комнату ворвались аплодисменты зала. Потом зазвучала музыка. Вова растерянно улыбался, но это не выглядело как улыбка безумца: умиротворение, ощущение радости - легко читаемые, но редкие эмоции. Концерт, как я увидел на мониторе, длился два с лишним часа, и я бы с удовольствием посмотрел всё выступление целиком, но неожиданно, минуте на двадцатой Володя остановил воспроизведение…
- Слушай, Сань, я боюсь, что не вернусь оттуда. Это надо прекращать.
Мне показалось, что приятель мой возвращается к состоянию, в котором он ко мне, собственно, и явился. Такое впечатление, что он копил силы, держался, а теперь расслабился и снова обессилел.
Следовало сменить обстановку.
- Может, к Димке пойдем? Он звал сегодня всех, собраться, посидеть - он настолку какую-то купил новую… - предложил я.
- Может быть. Только давай до театра дойдём сперва? - задумчиво произнёс Владимир.
Нетрудно было догадаться, о каком театре шла речь - в описании видео крупными буквами красовалось название. Опять-таки, поскольку делом этим, скорее всего, заинтересуется полиция, раскрывать имя данного учреждения культуры я не намерен.
Живу я в центре города: до театра пешком - минут десять несуетливого шага. Вова живёт недалеко от меня, от его дома до театра - еще ближе. Я предложил сначала зайти к нему - чтобы он хотя бы, например, надел второй носок, а если хватит сил, то и приличный свитер и какие-нибудь джинсы - так и теплее, и меньше вопросов от друзей будет, когда мы в гости пойдём (если дойдём).
- Сумерки, Сань. - заговорил приятель, когда мы вышли из его подъезда и направились непосредственно к месту назначения. - Скоро стемнеет, и будет опять как тогда… Кажется, что давно было. А ведь только позавчера. Обычно осознаешь, что событие было важным гораздо позже, когда много чего произошло, и цепочка событий приводит к чему-то, да? К какому-то результату. Понимаешь?
- Да.
- А тут сразу стало понятно, что творится что-то важное… - Вова, казалось, хотел сказать что-то ещё, но будто бы сам себе запретил и замолчал, не закончив мысль.
Я понимающе и задумчиво смотрел себе под ноги. Потом мы шли молча. Свежий воздух, кажется, действовал успокаивающе.
Мы подошли к театру. Здание новое: вокруг идут цепочки фонарей, огороженные газоны, стоят лавочки. Мы перешли дорогу, Володя остановился на тротуаре - отсюда хорошо просматривалась вся площадь перед театром. Он просто стоял и глядел куда-то наверх, выдыхая пар. Странно: мы никогда особо не разговаривали с ним по душам. И, насколько я знал, он ни с кем из нашей компании не делился своими переживаниями: всё хранил в себе, но тут - пришёл и поделился, и хотя я не мог сказать, что мне вся эта ситуация доставляла удовольствие (всё же преобладала тревога за состояние духа товарища), но на тот момент я понимал его и нисколько не осуждал. От меня требовалась поддержка - и, насколько мне хватало такта и умения выслушать, я старался помочь.
- Пойдём, может, присядем… - тихо произнес Вова и пошёл в сторону лавочек.
- Мне кажется, мы отморозим себе что-нибудь.
- Ну постоим там просто.
- Да давай. Рядом с лавками теплее - дерево греет. - посмеиваясь, согласился я.
Мы подошли к одной из лавочек: можно сказать, уже стемнело; какая-то компания сидела вдалеке, рядом с нами - никого. Мой спутник вглядывался в фасад театра, сдержанно и строго. А я, тем временем, решил позвонить Димке - нашему приятелю, к которому мы, собственно, собирались зайти попозже. Быстренько среди недавних вызовов нашёл его номер. Ожидая ответа и борясь с легкой прохладой (вчера было теплее - я мог бы сейчас и потолще свитер надеть), решил немного прогуляться по тропинкам между газонами и лавочками. Как оказалось, хозяин уже ждал нас (также к нему намеревалось заявиться еще два-три человека - обещали подъехать в течение часа).
- Че, постоим еще или к Димычу пойдем? - возвращаясь к лавочке, осторожно спросил я.
Володя сидел на лавке и… сразу я не заметил, но он склонился… Я подошёл ближе… В его руках позвякивала связка ключей, и вот каким-то маленьким ножичком, служившим, видимо, брелоком, он что-то царапал на новенькой лавке. Я спешно сел рядом. Для меня нацарапанное выглядело как неоконченная буква “W”. А для автора - самая что ни на есть “М”. Бороздки получились довольно-таки глубокие.
- Ты чего? Всё название намерен вырезать? - из-за шока я словно услышал себя со стороны: голос мой немного дрожал и звучал неуверенно.
- Да. - спокойно ответил Володя.
- Слушай, лавка новая, не порть, а... - из-за подступающей злости и обиды за лавочку я теперь прозвучал убедительнее.
- Нормально.
- Ну, как бы все пользуются же. Зачем портить-то…? - привёл я почти такой же аргумент, что и репликой раньше.
- Я если люблю, что мне теперь, в себе это держать? - буква “М” была закончена: надо признать, неплохая, с засечками шрифт такой - эстетичный…
- Отдай, в общем. Пойдем к Диме. - терпение моё теперь подходило к концу. Я поднялся с лавки и протянул руку, ожидая заполучить ключи с опасным брелочком. Но Вова молча вынул из правого кармана куртки перчатку, положил ключи в карман и надел перчатки.
- Ладно. Не буду. - приятель мой тоже поднялся со своего холодного места. - Давай еще прогуляемся вокруг, и всё.
«Вроде бы опять спокоен он. Да, что-то неладное с ним сегодня. Прогуляемся, и пойдем. Надоело уже нянчиться с ним. Я, в конце концов, не врач».
Мы направились прочь от лавок: сначала поднялись по широким ступенькам театра - Володя заглянул внутрь: горел свет, ходили люди. Потом он повёл меня к кассам.
- Вот. Дверь в кассы. Я сюда в выходной день как-то зашёл, по дороге из спортзала домой… В октябре, наверное, ещё… Билетов мало оставалось, кстати. Хорошо, что успел купить. А я ж всё тянул - смаковал это чувство. Месяца за полтора или два уже билетов не было… - с грустной и растерянной ностальгической улыбкой рассказывал мой проводник.
Затем мы спустились по боковой лесенке и пошли мимо одного из черных входов в здание.
- Вот тут я проходил часто, и обязательно - раз, и мысль промелькнет приятная … Нет, я не зацикливался прям на ожидании. Такая лёгкость была в этом. Без фанатизма: мимолетная радость такая…
- Понимаю.
Чтобы легче представлялось, расскажу: театр зажат между двумя улицами, за театром - еще несколько зданий; мы, молча, обошли квартал и теперь оказались на параллельной улице, на которой находился другой черный вход в здание.
- А вот спектакли этого театра. - продолжил повествование Володя, подходя к стенду, где на шнуровках висели афиши, изготовленные из такого - я не знаю терминов - такого, клеенчато-брезентового материала.
- Обширный репертуар. - я пытался поддерживать светскую беседу.
- Это мы сейчас разберемся. - спокойно произнес мой спутник и снова достал связку ключей. Молниеносно он кинулся к стенду и начал резать один из шнурков, державший самую большую афишу!
- Ты чего??! - я бросился оттаскивать дебошира… Но вы не видели Вову: он выше меня на голову и явно сильнее. Словно не замечая моих усилий, он, буквально одной левой, тихонечко отталкивал меня от себя и настойчиво резал своим декоративным ножичком черный шнурок.
Мимо проезжали машины, по другой стороне ходили люди: еще немного, и мы бы привлекли к себе внимание. Я шипел матерные слова, пытался увещевать взбесившегося товарища, но не думаю, что его отвлекли именно мои действия. Это внутри него что-то переключилось, и он, неожиданно оставив потрепанный размахрившийся шнурок, бросился на другую сторону улицы. Я стоял несколько секунд растерянный: было стыдно и, если честно, даже немного боязно. Но по траектории движения преступника стало ясно: он бежит к доске с афишами Роспечати, где всё бумажное и легко отрывается даже с помощью голых рук.
Быстрым шагом я перешел проезжую часть, пропустив сперва пять-шесть медленно едущих машин, подбежал к товарищу.
- Где-то здесь… - Володя смеялся. - Кажется, под этой… - он принялся отрывать край листа с изображением всем известного певца, но отдиралась тонкая типографская бумага почему-то плохо: лишь маленький краешек оказался в руках вандала. Тогда он попробовал оторвать афишу, которая находилась рядом - тоже не очень удачная попытка.
- Слушай, надоело. - требовалось как можно спокойнее и без лишнего потакания этому безумию объяснить свои требования. Я говорил вроде бы уверенно, но внутри меня трясло от масштаба происходящих разрушений родного города. - Давай прекращай.
Вова лишь молча, с презрением и брезгливостью, как мне показалось, посмотрел на меня и продолжил хаотичные поиски той бумажки, которая скрывала заветные портреты.
Я уже представлял, каково это будет моим родным узнать, что я оказался причастен к подобному преступлению, думал о том, есть ли у кого-нибудь из знакомых связи в полиции, да и, вообще, я боялся пустить свою жизнь под откос.
Проходившие мимо люди, видимо, опасались нас, потому что никакой реакции на творившееся не наблюдалось.
- Вова, приедут они еще. И афишу тогда своруешь. Ты сейчас не найдешь. Завешано всё... Я тебе лично помогу: придем и аккуратненько снимем. С кипятком придем ночью и отпарим… В тазик наберем и придем. Нет! Даже в термос! У меня два термоса есть. На полтора литра и на литр… Пошли, а…
Голос мой, должно быть, звучал жалобно и грустно. И Володя, добрый ведь человек, услышал здравый смысл в моих словах и искренность формы преподнесения… Он вынул связку ключей из внешнего кармана куртки и положил их в карман внутренний, потом надел перчатки, и, по-доброму похлопав меня по плечу, быстрым шагом направился в сторону жилища Димы. Я поспешил за ним. Догнав, решил спросить - напрямую, без лишних условностей:
- Вов, ты в порядке? Ты меня сегодня как-то порой удивляешь.
Тот, как ни в чем не бывало, рассмеялся:
- Да, Сань, всё нормально.
- Ты сможешь сейчас общаться со всеми?
- Без вопросов.
Сердце моё по-прежнему билось быстрее нормы: я поднял повыше шарф, шапку опустил пониже - огляделся по сторонам… вроде бы происшествия пока не привлекли внимания толпы. Тем лучше: следовало поскорее скрыться с места правонарушения.
И вправду - Вова не обманул: общение в тот вечер в нашей компании совершенно не отличалось от стандартного. Поведение Володи никому не казалось странным: он изредка, но по делу, пошучивал, говорил редко, но со знанием дела и остроумно, хотя чаще молчал - но это ведь его обычное состояние. Это даже в большей степени я поначалу вёл себя скованно: меня не оставляла мысль о возможном наказании за то, что творилось недавно на соседней улице и о моей причастности к этим преступлениям. Но постепенно я почувствовал привычный комфорт общения, уют обстановки, и успокоился.
Несколько раз Владимир отлучался из комнаты, где все сидели, а возвращался, жуя какие-то печенья и вафли. Ближе к концу вечера я проследовал за ним: постарался незаметно последить за тем, что делает этот обладатель расшатанной нервной системы. Он стоял у окна, облокотившись на подоконник и смотрел куда-то вдаль, развернув голову налево. Видимо, увидев мое отражение в стекле, он спокойно распрямился, сделал вид, что потягивается, подошел к столу, достал из пакета одно печенье и направился мимо меня, через коридор, обратно к друзьям.
Я подошел к окну, облокотился на подоконник, прижался к стеклу: из-за соседнего дома выглядывал подсвеченный краешек фасада театра. Да: как назло, вся наша компашка живёт в центре города.