Из недавнего
О невидимом русском и его враге или рассуждение русского человека
Вот, возникает иной раз вопрос о врагах русского человека.
И начинаешь искать врага русского.
Куда русскому обратиться с этим поиском, кроме как к себе самому?
И вот, смотришь, думаешь, понять пытаешься.
Насчет врагов не понимаю и не вижу их, кроме как в самом себе. Нет у нас врага, хотя супостаты бывают, как и безумные завоеватели случаются. Всех усвоили, что отринули, что переняли, у кого научились, кого в себе растворили, а в ком и частью себя растворились. И не видно врагов.
Непонятно. Нет врагов. А русские есть? Ну а как же не быть. Есть русские, к примеру, я есть. Я есть человек русский. Что же есть во мне?
Смотрю, думаю, вглядываюсь, много не вижу, кое-что однако с годами поисков проясняется.
Попробую за русского человека рассудить.
В русском вообще, если вообще допустимо говорить о русском вообще, вижу два вектора - готовность к чрезвычайному, молниеносному развитию и способность к моментальной, беспредельной деградации. Причем одновременно, в одном событийном пространстве, причем оба направления не имеют ни конца и ни края и нет пределов и нет берегов. Отсюда, скорей всего происходит и полярность оценок русского со стороны, отсюда и реакция уехавших - либо тоска и гибель, либо ненависть и жизнь ненавистью.
Вот, наверное, как можно сформулировать. Русский не есть человек, русский есть способность преодолевать зверство в чрезвычайных обстоятельствах, нет этих обстоятельств, нет и русского, ибо нечего преодолевать. Тоскует русский в человеке, лишенном битвы со зверем, не борьбе, не войне, не сражении, но битве дикой, лишенной рамочных условий, битве не на жизнь, а на смерть, умирает он от тоски.
Возможно, мир свидетельствует нынче возникновение нового русского. Не того русского, что вызывается внешней бедой, гибельностью, катастрофой, т.е. не того человека, который судьбой своей вынужден высшей своей человечностью побеждать зверство, но того русского, что лишенный внешнего вызова, обращается в себя, находит зверя в себе и вступает в невидимый миру смертный бой.
Отсюда невидимый миру русский, или растворенный в общей массе цивилизованного свинства, доводящий скотство до утонченного философствования, больший европеец, чем европейцы и лучший американец, чем американцы, или погруженный в адские глубины своей природной сущности, мрачно созерцающий поле битвы, не видящий ни путей отступления, ни путей победы, отрешенный и утраченный для мира базара и праздника.