Круг чтения, осеннее голодание.
Первый день осеннего голодания.
Летнее ушло псу под хвост, в смысле, жизнь была занята всякой дрянью, режим порушен, тушка просела, осень вдарила по моей и без того нестабильной мозговой мякоти, так что выбирать не приходится, падаем на депривацию еды.
Первый день - настроение падает, синдром отмены во всей красе, гимнастика тоже не делалась аж с лета, сопротивляемость мутным мыслям практически нулевая, начала рушится бытовая техника и наползать мелкие и не очень неприятности на ближний круг.
И, вот, давно хотел перечесть Анатолия Мариенгофа, его проза меня просто завораживает...
Циники - впервые издано в Париже в 1928 году.
И - сразу же - желание цитировать практически всё, что он написал, но - начнем с малого.
Глава *1918
ВЧК сделала тщательный обыск в кофейной французского гражданина Лефенберга по Столешникову переулку, дом 8, и в кофейной словака Цумбурга тоже по Столешникову переулку, дом 6. Обнаружены пирожные и около 30 фунтов меда.
+++
В Казани раскрыли контрреволюционный офицерский заговор. Начались обыски и аресты. Замешанные офицеры бежали в Райвскую пустынь. Казанская ЦК направила туда следственную комиссию под охраной четырех красногвардейцев. А монахи взяли да и сожгли на кострах всю комиссию вместе с охраной. Причем жгли, говорят, по древним русским обычаям: сначала перевязывали поперек бечевкой и бросали в реку, когда поверхность воды переставала пузыриться, тащили наружу и принимались сушить на кострах.
+++
-- Я пришел к тебе, Ольга, проститься.
-- Проститься? Гога, не пугай меня.
И Ольга трагически ломает бровь над смеющимся глазом.
-- Куда же ты отбываешь?
-- На Дон.
-- В армию генерала Алексеева.
Ольга смотрит на своего брата почти с благоговением:
-- Гога, да ты...
И вдруг -- ни село, ни пало -- задирает кверху ноги и начинает хохотать ими, как собака хвостом.
Гога -- милый и красивый мальчик. Ему девятнадцать лет. У него всегда обиженные розовые губы, голова в золоте топленых сливок от степных коров и большие зеленые несчастливые глаза.
-- Пойми, Ольга, я люблю свою родину.
Ольга перестает дрыгать ногами, поворачивает к нему лицо и говорит серьезно:
-- Это все оттого, Гога, что ты не кончил гимназию.
Гогины обиженные губы обижаются еще больше.
-- Только подлецы, Ольга, во время войны могли решать задачки по алгебре. Прощай.
Он протягивает мне руку с нежными женскими пальцами. Даже не пальцами, а пальчиками. Я крепко сжимаю их:
-- До свидания, Гога.
Он качает головой, расплескивая золото топленых сливок:
-- Нет, прощайте.
И выпячивает розовые, как у девочки, обиженные губы. Мы целуемся.
-- До свидания, мой милый друг.
-- Для чего вы меня огорчаете, Владимир Васильевич? Я был бы так счастлив умереть за Россию.
Бедный ангел! Его непременно подстрелят, как куропатку.
-- Прощайте, Гога.
Это всё оттого, что он не кончил гимназии...
Летнее ушло псу под хвост, в смысле, жизнь была занята всякой дрянью, режим порушен, тушка просела, осень вдарила по моей и без того нестабильной мозговой мякоти, так что выбирать не приходится, падаем на депривацию еды.
Первый день - настроение падает, синдром отмены во всей красе, гимнастика тоже не делалась аж с лета, сопротивляемость мутным мыслям практически нулевая, начала рушится бытовая техника и наползать мелкие и не очень неприятности на ближний круг.
И, вот, давно хотел перечесть Анатолия Мариенгофа, его проза меня просто завораживает...
Циники - впервые издано в Париже в 1928 году.
И - сразу же - желание цитировать практически всё, что он написал, но - начнем с малого.
Глава *1918
ВЧК сделала тщательный обыск в кофейной французского гражданина Лефенберга по Столешникову переулку, дом 8, и в кофейной словака Цумбурга тоже по Столешникову переулку, дом 6. Обнаружены пирожные и около 30 фунтов меда.
+++
В Казани раскрыли контрреволюционный офицерский заговор. Начались обыски и аресты. Замешанные офицеры бежали в Райвскую пустынь. Казанская ЦК направила туда следственную комиссию под охраной четырех красногвардейцев. А монахи взяли да и сожгли на кострах всю комиссию вместе с охраной. Причем жгли, говорят, по древним русским обычаям: сначала перевязывали поперек бечевкой и бросали в реку, когда поверхность воды переставала пузыриться, тащили наружу и принимались сушить на кострах.
+++
-- Я пришел к тебе, Ольга, проститься.
-- Проститься? Гога, не пугай меня.
И Ольга трагически ломает бровь над смеющимся глазом.
-- Куда же ты отбываешь?
-- На Дон.
-- В армию генерала Алексеева.
Ольга смотрит на своего брата почти с благоговением:
-- Гога, да ты...
И вдруг -- ни село, ни пало -- задирает кверху ноги и начинает хохотать ими, как собака хвостом.
Гога -- милый и красивый мальчик. Ему девятнадцать лет. У него всегда обиженные розовые губы, голова в золоте топленых сливок от степных коров и большие зеленые несчастливые глаза.
-- Пойми, Ольга, я люблю свою родину.
Ольга перестает дрыгать ногами, поворачивает к нему лицо и говорит серьезно:
-- Это все оттого, Гога, что ты не кончил гимназию.
Гогины обиженные губы обижаются еще больше.
-- Только подлецы, Ольга, во время войны могли решать задачки по алгебре. Прощай.
Он протягивает мне руку с нежными женскими пальцами. Даже не пальцами, а пальчиками. Я крепко сжимаю их:
-- До свидания, Гога.
Он качает головой, расплескивая золото топленых сливок:
-- Нет, прощайте.
И выпячивает розовые, как у девочки, обиженные губы. Мы целуемся.
-- До свидания, мой милый друг.
-- Для чего вы меня огорчаете, Владимир Васильевич? Я был бы так счастлив умереть за Россию.
Бедный ангел! Его непременно подстрелят, как куропатку.
-- Прощайте, Гога.
Это всё оттого, что он не кончил гимназии...