Оригинал взят у
rudashev в
Забытое Беловодье Старообрядцев в России считали сектантами.
Всякая власть, царская или советская, теснила их, а порой истребляла. Это
грустно, но объяснимо: староверы не признавали государственную систему, не
платили податей, а паспорт считали делом антихриста. Несмотря ни на что, они
выжили, но в новое время к ним пришел иной враг, против которого им уже,
кажется, не выстоять.
Валентин
Распутин писал о раскольниках: «Вот вам черта характера: упрямство до
гибельности, вера до окаменения, воля до рабства - в угоду воле».
Не зная царя,
старообрядцы не хотели от него ни вмешательства, ни помощи. Они искали глушь и
свободу, надеясь укрыться от церквей и администраций. Так, мечтая отыскать
Беловодье, они в первом десятилетии XX века начали переселение в Туву.
Беловодье - это раскольническая Шамбала, где дух и тело угнетенных крестьян
обретают покой; там нет власти, и каждый может заниматься своим трудом -
просторных угодий хватит на всех. Предания говорят о том, что Беловодье было
найдено именно русским людом, а потому иных народов там нет.
Позже, в
революционные годы, тувинские староверы поднялись выше по Малому Енисею
(Хуа-Хему), надеясь, что на неприглядной таежной земле, где не было места даже
для хлебопашен, они укроются от войн и колхозов. Укрыться, однако, не удалось.
Советская власть казнила раскольников. Женщин насиловали. Стариков зашивали в
мешки и сбрасывали с гор; сыновей принуждали душить своих родителей. Земли,
лежащие под Кызылом и некогда устроенные под бахчи, были опустошены - там и
сейчас ничего, кроме лопухов и осоки не растет. Однако всех убить не смогли. И
по сей день на Хуа-Хеме стоят малые поселения староверов.
Мне довелось в
них побывать. Первое и, пожалуй, главное отличие раскольнической деревни от
иной, русской, в том, что люди там непьющие. Это известно из их суждений и
видно по их свежим, пусть заросшим бородой, лицам. Сельчане оказались
приветливыми, но при том негостеприимными: они улыбались, соглашались говорить,
указывали путь, но в дом не пускали, считая меня чужаком - человеком, живущим
по законам дьявольским. Раскольники уверены, что бесы пробираются в них, прежде
всего, через посуду, а потому чашку всегда держат закрытой, да и никогда не
позволят иноверцу пить из нее.
В Ужепе и
Эржее, едва я присаживался для отдыха и наблюдений, ко мне выходили старики или
дети - выносили угощение: яйца, молоко, помидоры и даже арбузы, правда столь
малых размеров, что становилось очевидно - арбуз и в самом деле ягода.
Удивительно, но не зная, о чем со мной заговорить, старики справлялись о
здоровье… Путина.
В
старообрядческих селах нет ни милиции, ни больницы, ни почты. Как рассказывал
наставник Ужепа, Макарий Армагенович, здешние края не знают преступности. Если
же и случалось малое воровство, то пришлых изгоняли, а своих - «презирали».
- Досаждают только
тувинцы, - говорил Макарий Армагенович. - Скот уводят, лошадей. Мы по тихому
стреляем этих конокрадов - там, в горах. Да толку мало.
Жители
Хуа-Хемских сел входят в часовенное согласие; они - беспоповцы. В этом, однако,
есть, на мой взгляд, неуклюжие противоречия. Церквей у беспоповцев нет, они их
не признают. Но в каждом селении обязательно стоит молельный дом. Причта нет -
священников они тоже не признают. Но есть начетчики, которые знают толк в вере,
и потому крестят, женят, отпевают…
Практически
лишенные пашен и сеновалов, староверы, тем не менее, живут своим трудом,
позволяя себе покупать в чужих селах только невосполнимое: спички, соль, бензин
и прочее.
Трудолюбивые,
не знающие ни табака, ни алкоголя, раскольники хранят заветы старины, но… Религия,
выросшая и развивавшаяся в притеснениях, в пору свободы слабеет, а затем
отмирает. Неожиданно оказывается, что стены тюрьмы были единственной опорой.
Нынче многие бегут назад - в города, в европейскую часть России.
Староверы,
преданные анафеме в 1666 году, пережили несколько веков гонений при Российской
Империи, стерпели Советский режим, когда разорялись скиты, уничтожались
поселения, а многие раскольники были репрессированы, выдержали борьбу
Тувинского обкома КПСС с «реакционной и антиобщественной деятельностью
старообрядцев». Но пришедшие демократия и вседозволенность, думается, навредят
им несравнимо больше Синода или Партии.
Как оказалось,
свобода - это враг пострашнее коммуниста.
Теперь
раскольники никому не интересны; их оставили в покое, но радости им в этом не
нашлось.
Нынешняя
молодежь Эржея и Ужепа не похожа на своих отцов. Молодые староверы рассказывали
мне о своих ранних любовных происках, о том, как, подрабатывая в соседних
православных селах, пьют, курят, едят шашлыки и признают в этом радость
настоящей жизни. Лишь язык их пока что остался чистым - мат они знают, но
используют неохотно. Религиозности в их мыслях мало. Работать они не любят.
Вместо самотканой одежды, которую носят их родители, молодые староверы
предпочитают футболку и джинсы. Знание старославянского - обязательно для
старообрядцев, однако ребята, с которыми я общался, так и не смогли произнести
хотя бы одну фразу на этом звучном языке. О памятных для всякого раскольника
событиях в Пустозерске они не помнят, об известном руководителе тувинских
скитов Палладии знают мало, а Беловодье считают глупой сказкой. О передачах
первого канала, о Бекхеме и Кока Коле им известно больше - ведь у православных
друзей, кроме водки и сигарет, есть еще и телевизор.
Это грустно,
но тоже вполне объяснимо…
Забытое Беловодье
Рудашевский
Евгений
Фото
автора
Опубликовано
в журнале "La Pensée
Russe/Русская мысль" (Лондон) - 18.03.2011