Вопросы философии и психологии. Год IX. Книга V (45) Ноябрь-декабрь 1898 г.
Философия права. Введение. - Чичерин Борис Николаевич (1828-1904)
...Но не в одном только правоведении упадок философии ведёт к извращению понятий и к шаткости взглядов. Та же участь постигла все общественные науки. Человек по природе своей есть метафизическое существо; метафизические начала руководят его действиями; они входят, как основной элемент, во все общественные отношения. Поэтому, как скоро метафизика была отвергнута, так все теоретические основания общества были расшатаны. Но так как без них нельзя обойтись, так как человек, будучи разумным существом, стремится дать себе отчёт в своих действиях и в своих отношениях и с сознанными им началами соображает свои поступки, то, отвергнув метафизические основания общества, надобно было заменить их чем-нибудь другим. Требовалось создать положительную науку об обществе, основанную на чисто опытных данных. Это и пытался сделать Огюст Конт. Он сочинил новую науку, социологию, которая должна была обнимать все отрасли знания, касающиеся человеческих обществ, служа им общей основой. В ней он видел венец воздвигнутого им философского здания, которое, в сущности, было полным отрицанием всякой философии.
...По этому предмету возникла довольно объёмистая литература; в некоторых университетах учреждены даже кафедры социологии. Но так как научных оснований для построения подобных зданий не было никаких, то из этого ничего не могло выйти, кроме довольно праздного разглагольствования. Сами социологи в этом сознаются. «Социология, - говорит новейший из них, Гиддингс, - была (надобно в этом признаться) субстанцией научных вещей, составляющих предмет чаяния (а substance of scientific things hoped for); но осуществление её логических возможностей по крайней мере немного ближе теперь, нежели когда Г. Спенсер писал свою пробуждающую главу о нашей потребности в такой науке». Ближе, однако, мы не подвинулись. Что и доселе, кроме праздных надежд, тут ничего нет, в этом может убедиться всякий, кто с истинно научным пониманием приступает к изучению произведений этой литературы.
Прежде всего, социологи не могут прийти к соглашению насчёт того, какая это наука. Одни говорят, что это «наука абстрактная, которая должна заключать в себе истины общего характера»; другие, напротив, утверждают, что это наука конкретная, описательная, историческая и индуктивная. Очевидно, такое разногласие было бы невозможно, если бы эта наука существовала. Само её содержание показало бы, что это за наука. Никто не сомневается в том, какого рода науки: математика, астрономия, химия, история, политическая экономия - у них есть содержание, которое говорит за себя. Социология же пока пробавляется только чаяниями, а потому представляет широкое поприще для самых разнообразных предположений.
...За недостатком собственных начал, социологи не гнушаются и продуктами метафизики. Те самые, которые отвергают последнюю, как устаревший хлам, тем не менее, возвеличивают вытекшее из философии XVIII века Объявление прав человека и гражданина, как одно из драгоценнейших приобретений человечества: «В признании прав человека и гражданина, - говорят они, - эта философия была, безусловно, права». Каким образом можно считать метафизику чистой фантазией, а её произведения признавать безусловной истиной, это остаётся тайной для человека, привыкшего связывать свои мысли. Но социологи как-то умеют с этим справляться.
...После всего этого можно, кажется, повторить то, что я сказал несколько лет тому назад, разбирая учение Конта: «существуют и существовали отдельные науки, касающиеся различных сторон духовного естества человека: филология, право, политическая экономия, политика, эстетика, история философии, история религии, наконец, прагматическая история, но социология, как наука, не существует. Есть только пустые толки о социологии». А потому, в педагогическом отношении, нет ничего вреднее, как направлять юношество на изучение этого призрака науки. Через это молодые умы отучаются от строго научных требований и привыкают смешивать науку со всякого рода фантазиями и с легковесной журнальной болтовнёй. Этим отсутствием научного понимания объясняется столь значительное распространение у нас экономического материализма, который представляет только безобразный продукт невежества и шарлатанства.
...Но не в одном только правоведении упадок философии ведёт к извращению понятий и к шаткости взглядов. Та же участь постигла все общественные науки. Человек по природе своей есть метафизическое существо; метафизические начала руководят его действиями; они входят, как основной элемент, во все общественные отношения. Поэтому, как скоро метафизика была отвергнута, так все теоретические основания общества были расшатаны. Но так как без них нельзя обойтись, так как человек, будучи разумным существом, стремится дать себе отчёт в своих действиях и в своих отношениях и с сознанными им началами соображает свои поступки, то, отвергнув метафизические основания общества, надобно было заменить их чем-нибудь другим. Требовалось создать положительную науку об обществе, основанную на чисто опытных данных. Это и пытался сделать Огюст Конт. Он сочинил новую науку, социологию, которая должна была обнимать все отрасли знания, касающиеся человеческих обществ, служа им общей основой. В ней он видел венец воздвигнутого им философского здания, которое, в сущности, было полным отрицанием всякой философии.
...По этому предмету возникла довольно объёмистая литература; в некоторых университетах учреждены даже кафедры социологии. Но так как научных оснований для построения подобных зданий не было никаких, то из этого ничего не могло выйти, кроме довольно праздного разглагольствования. Сами социологи в этом сознаются. «Социология, - говорит новейший из них, Гиддингс, - была (надобно в этом признаться) субстанцией научных вещей, составляющих предмет чаяния (а substance of scientific things hoped for); но осуществление её логических возможностей по крайней мере немного ближе теперь, нежели когда Г. Спенсер писал свою пробуждающую главу о нашей потребности в такой науке». Ближе, однако, мы не подвинулись. Что и доселе, кроме праздных надежд, тут ничего нет, в этом может убедиться всякий, кто с истинно научным пониманием приступает к изучению произведений этой литературы.
Прежде всего, социологи не могут прийти к соглашению насчёт того, какая это наука. Одни говорят, что это «наука абстрактная, которая должна заключать в себе истины общего характера»; другие, напротив, утверждают, что это наука конкретная, описательная, историческая и индуктивная. Очевидно, такое разногласие было бы невозможно, если бы эта наука существовала. Само её содержание показало бы, что это за наука. Никто не сомневается в том, какого рода науки: математика, астрономия, химия, история, политическая экономия - у них есть содержание, которое говорит за себя. Социология же пока пробавляется только чаяниями, а потому представляет широкое поприще для самых разнообразных предположений.
...За недостатком собственных начал, социологи не гнушаются и продуктами метафизики. Те самые, которые отвергают последнюю, как устаревший хлам, тем не менее, возвеличивают вытекшее из философии XVIII века Объявление прав человека и гражданина, как одно из драгоценнейших приобретений человечества: «В признании прав человека и гражданина, - говорят они, - эта философия была, безусловно, права». Каким образом можно считать метафизику чистой фантазией, а её произведения признавать безусловной истиной, это остаётся тайной для человека, привыкшего связывать свои мысли. Но социологи как-то умеют с этим справляться.
...После всего этого можно, кажется, повторить то, что я сказал несколько лет тому назад, разбирая учение Конта: «существуют и существовали отдельные науки, касающиеся различных сторон духовного естества человека: филология, право, политическая экономия, политика, эстетика, история философии, история религии, наконец, прагматическая история, но социология, как наука, не существует. Есть только пустые толки о социологии». А потому, в педагогическом отношении, нет ничего вреднее, как направлять юношество на изучение этого призрака науки. Через это молодые умы отучаются от строго научных требований и привыкают смешивать науку со всякого рода фантазиями и с легковесной журнальной болтовнёй. Этим отсутствием научного понимания объясняется столь значительное распространение у нас экономического материализма, который представляет только безобразный продукт невежества и шарлатанства.