Вопросы философии и психологии. Год IX. Книга II (42) Март-апрель 1898 г.
О прогрессе. - Виноградов Павел Гаврилович (1854-1925)
...Для него идея и действительность, знание и бытие только две стороны одного и того же существа. Вся природа является мыслью безусловного духа, и потому к ее явлениям может быть вполне приложен основной диалектический закон мысли. Но не будем далее углубляться в теоретические основы учения Гегеля. Сказанного, быть может, достаточно, чтобы истолковать ту часть учения, которая ближайшим образом нас касается. Движение истории для Гегеля есть также диалектическое движение идей. Носителями этих идей являются исторические народы. Борьба этих идей совершается не только в области умозрения, но и в действительности, через посредство организованных государств. Только в государстве человечество находит выражение своим высшим стремлениям, возвышается от личных интересов к общим целям, работает в пользу этих целей определенными актами воли. И в ходе всемирной истории государства встречаются и побеждают друг друга, не благодаря военным талантам полководца или храбрости солдат.
В конце концов, берет верх то, которое представляет высшее начало, т е. то начало, которое стоит на очереди в развитии великих исторических идей. Точно так же и внутри государства партии, великие люди заимствуют свои успехи или подвергаются поражению смотря по тому, какому положению, противоположению или синтезу партии или великий человек служат, и какой из идейных моментов, воплощающихся в них, является в данное время уместным. «Не всеобщая идея вступает в противоречие, борьбу и опасность, она держится вдали, неприкосновенная и невредимая». «Хитростью разума следует назвать то, что он вместо себя заставляет действовать страсти людей». «Индивидуумы отдаются на заклание и приносятся в жертву», и «идея выплачивает дань бытия и прехождения страстями индивидуумов, а не собою». И все эти акты, и моменты всемирно-исторического процесса с точки зрения гегелевского идеализма являются лишь проявлением сознания всемирного духа. Это такие же проявления сознания, как то, которое связывают в одно целое моменты духовной жизни отдельного человека. «История, воспринятая сознанием, представляет воспоминание и голгофу абсолютного духа, его действительный, истинный и подлинный престол, без которого он был бы чем-то безжизненным, одиноким».
Так как история человеческого сознания есть вместе с тем история самосознания всемирного духа, то движение ее, несомненно, прогрессивное, притом в направлении от необходимости, как внешней силы, тяготеющей над духом, к свободе, к сознанию, что дух служит своим собственным разумным определением.
...Если мы обратимся теперь к исторической жизни, то едва ли будет особенная нужда настаивать на приложимости идеи обособления органических целых к человеческим обществам, - сходство слишком очевидно и слишком часто разъяснялось. Семья, род, племя, государство, церковь могут быть рассматриваемы как обособленные организмы, преследующие свои цели и поддерживающие свое существование во взаимодействии с окружающей средой. В противоположность сознательным ассоциациям, эти целые не устраиваются нарочно и не зависят в своем существовании от определенного договора, а развиваются самопроизвольно из едва заметных зародышей и поддерживаются более молчаливой солидарностью своих членов, чем определенными их соглашениями. Во всяком случае, каждая из этих общественных форм обособлена, составляет целое, выделившееся из окружающей среды и до некоторой степени противоположное ей.
Существенное отличие, которое приходится отметить с самого начала между естественными и общественными явлениями, состоит в том, что составными клеточками, входящими во все общественные комбинации, являются отдельные живые люди, из которых каждый обладает самыми различными потребностями и способностями, физическими и духовными. Клеточки эти смыкаются поэтому не в одну высшую органическую группировку: каждая из них входит
зараз в целый ряд различных комбинаций. Иначе говоря, один и тот же человек принимает участие и в жизни своей семьи, и в жизни государства, и в жизни церкви, и, может быть, в жизни промышленных, литературных, научных, художественных целых своей эпохи. В каждом человеке перекрещиваются и, так или иначе, комбинируются очень много отдельных эволюций. Жизнь общества - синтез всех этих эволюций с преобладающим влиянием той или другой, но с известным влиянием каждой. Эти наблюдения тотчас пригодятся нам при характеристике общего хода истории.
...Зачатки организации вытекают вначале из самого положения частей, осложняются и закрепляются путем наследственности и естественного подбора: разделение труда, разделение функций мало-помалу переходит в различие строения. В связи с внешним процессом взаимодействия с окружающей средой развивается, таким образом, внутренний процесс дифференциации и интеграции функций и органов. Этот эволюционный внутренне процесс имеет свою обратную сторону, весьма характерную. В органической жизни обратная сторона процесса эволюции не есть процесс диссолюции, которая наступает лишь по прекращении раздельного существования организма. Обратною стороной эволюции является ее остановка, достижение форм, которые не подчиняются или слабо подчиняются дальнейшим изменениям. Это достаточно известное в биологии, и я упоминаю обо всем этом лишь потому, что нам придется переносить эти понятия и термины в биологию общественных организмов. Индивидуальный организм дряхлеет, потому что костенеет, потому что не только мозг, сердце, желудок перестают развиваться, но все ткани мало-помалу устанавливаются и останавливаются в процессе развития и даже в процессе обмена. Можно представить себе в этом смысле одряхление и вымирание целого животного или растительного вида, если предположить, что он выработал мало-помалу свою сложную организацию для известных условий природы, - а условия эти подверглись коренным изменениям. Переплавить выработанной организации нельзя, - она была гибка и пластична, лишь пока вырабатывалась, и предел этой пластичности тем теснее, чем организация сложнее и выше.
...Внешнему взаимодействию и росту соответствует эволюция внутренней организации. Для иллюстрации применимости понятий дифференциации и интеграции к общественным союзам укажу на следующий пример.
Экономическая история Римской империи дает хороший случай наблюдать взаимодействие этих процессов. Когда Рим соединил в одно целое разрозненные государства, расположенные в бассейне Средиземного моря, между провинциями, образовавшимися на месте этих государств, установилось, с одной стороны, разделение труда, с другой - тесная экономическая связь. Каждая часть империи дифференцировалась как особый орган со своими самостоятельными задачами, смотря по своему положению, свойствам почвы и климата и т. д. Южные провинции, Египет, Африка, Сицилия специализировались на добывании хлеба и снабжении им остальных областей. В Галлии, в Азии, развилась обрабатывающая промышленность, в них приготовлялись, например, ткани, которые шли потом на рынки всех провинций. По границам, в Британии, в Германии, по Дунаю и т. д. сложилась жизнь военных лагерей и военных поселений. Центры Италии и Греции значительно опустили и превратились в места пребывания для богатейших и беднейших людей империи, одинаково мало трудившихся и зависевших в своем благосостоянии от труда или попечения других. Такой порядок был возможен вследствие того, что империя поддерживала и охраняла оживленные сношения между всеми своими областями, так что каждая могла избрать себе специальность и отбросить до некоторой степени заботу об остальных формах хозяйственной жизни, рассчитывая на содействие соседей. Интеграция целой империи является, таким образом, обратной стороной дифференциации ее частей. Любопытно, что когда варварские вторжения и внутренние неустройства разбили единство империи, то провинции принуждены были отказаться от своих специальных назначений и перейти вновь к разрешению всех хозяйственных задач порознь для каждой.
Вопрос об остановке развития и погибели общественных организмов заслуживает особенного внимания. Общества умирают не совсем как, как умирают животные или растения. На первый взгляд, они всегда умирают насильственной смертью - от того, что в борьбе над ними одерживают верх другие подобные же общества. Но эта разница лишь на поверхности, ведь и естественные организмы получают окончательный толчок к смерти от каких-нибудь посторонних сил, будь то враги или болезни, а настоящей причиной их смерти является указанное раньше несоответствие между давлением окружающей среды и внутренней энергией, или устаревшими и окостеневшими приспособлениями. В этом направлении, в сущности, аналогия общественных союзов и естественных организмов поразительная. Можно привести сколько угодно исторических примеров в пользу того, что падение известного союза наступает не тогда, когда на него начинают сыпаться удары противников, а тогда, когда на помощь противникам приходит приостановка развития, косность, неспособность изменить раз сложившийся характер и организацию.
...Вследствие того, что в одном и том же обществе развивается одновременно несколько общественных союзов, не может быть случая полного и окончательного уничтожения известного общества или распадения его на первоначальные элементы - на отдельных людей. В непрерывной истории общества может совпасть появление признаков прогрессирующего развития в одном отношении с появлением признаков разложения в другом. Те же самые граждане Римского государства, которые были поглощены варварскими государствами, одержали верх над варварами в качестве членов христианской церкви, и периоды развития церкви накладываются на историю государств, не совпадая с ними. В школьном изложении истории принято говорить, что в V в. Рим был побежден германцами. Ради ясности схемы на этом заканчивают один из главных периодов исторического развития. Между тем, не требуется особых сведений, чтобы отнестись критически к такой постановке дела. Кончилась ли в самом деле история римского общества в это время? Примем во внимание хотя бы тот простой факт, что римская церковь так же точно победила германское язычество, как германские конунги победили римских императоров. Где же были победители и где побежденные? Тот же самый епископ, который был побежден в качестве римского гражданина, торжествовал в качестве римского иерарха. Как было бы неправильно кончать историю римского общества на событиях так называемого падения Западной империи, так было бы нелепо вести средневековую историю как процесс заново начинающегося развития германских племен. Факты всемирно-исторической передачи и перекрестных влияний являются в этом случае настолько капитальными, что научная история принуждена отодвинуть совершенно на второй план этнографические признаки и сосредоточить внимание на истории единого преобразующегося общества.Мало того, можно сказать, что каждый падающий общественный союз даже в тех частях своих, которые подвергаются распадению, передает известное живое наследие своим победителям и преемникам. Римское право не угасло с римской государственной организаций, а перешло в средние века и проложило мост между двумя периодами развития, по-видимому, разделенными целой пропастью.
Вследствие таких сцеплений и переходов между сменяющимися общественными союзами, оказывается, несмотря на эволюционный характер отдельных процессов, что завязывается в истории непрерывная культурная цепь, звенья которой выковываются отдельными эпохами и отдельными общественными организмами, но которая сама по себе составляет известное целое и простирается над всеми этими эпохами и организмами. В этом смысле можно говорить о всемирно-исторической культуре и утверждать, что она бессмертна, поскольку вообще бессмертно человечество.
Таким образом, мне кажется, что эволюционная точка зрения, правильно понятая, не исключает идеи всемирно-исторического развития культуры и совершенствования ее. В этом направлении работают два могущественных условия - преемственность духовной жизни между различными общественными союзами и постоянное взаимодействие между развитием социальным и личным, взаимодействие идейного и нравственного свойства. Лессинг и Гердер были по-своему правы, говоря о воспитании человечества. Действительно, одно поколение передает другому известный запас выработанных знаний, привычек, нравственных приобретений, и от этой передачи работа потомков становится легче и плодотворнее.
...Для него идея и действительность, знание и бытие только две стороны одного и того же существа. Вся природа является мыслью безусловного духа, и потому к ее явлениям может быть вполне приложен основной диалектический закон мысли. Но не будем далее углубляться в теоретические основы учения Гегеля. Сказанного, быть может, достаточно, чтобы истолковать ту часть учения, которая ближайшим образом нас касается. Движение истории для Гегеля есть также диалектическое движение идей. Носителями этих идей являются исторические народы. Борьба этих идей совершается не только в области умозрения, но и в действительности, через посредство организованных государств. Только в государстве человечество находит выражение своим высшим стремлениям, возвышается от личных интересов к общим целям, работает в пользу этих целей определенными актами воли. И в ходе всемирной истории государства встречаются и побеждают друг друга, не благодаря военным талантам полководца или храбрости солдат.
В конце концов, берет верх то, которое представляет высшее начало, т е. то начало, которое стоит на очереди в развитии великих исторических идей. Точно так же и внутри государства партии, великие люди заимствуют свои успехи или подвергаются поражению смотря по тому, какому положению, противоположению или синтезу партии или великий человек служат, и какой из идейных моментов, воплощающихся в них, является в данное время уместным. «Не всеобщая идея вступает в противоречие, борьбу и опасность, она держится вдали, неприкосновенная и невредимая». «Хитростью разума следует назвать то, что он вместо себя заставляет действовать страсти людей». «Индивидуумы отдаются на заклание и приносятся в жертву», и «идея выплачивает дань бытия и прехождения страстями индивидуумов, а не собою». И все эти акты, и моменты всемирно-исторического процесса с точки зрения гегелевского идеализма являются лишь проявлением сознания всемирного духа. Это такие же проявления сознания, как то, которое связывают в одно целое моменты духовной жизни отдельного человека. «История, воспринятая сознанием, представляет воспоминание и голгофу абсолютного духа, его действительный, истинный и подлинный престол, без которого он был бы чем-то безжизненным, одиноким».
Так как история человеческого сознания есть вместе с тем история самосознания всемирного духа, то движение ее, несомненно, прогрессивное, притом в направлении от необходимости, как внешней силы, тяготеющей над духом, к свободе, к сознанию, что дух служит своим собственным разумным определением.
...Если мы обратимся теперь к исторической жизни, то едва ли будет особенная нужда настаивать на приложимости идеи обособления органических целых к человеческим обществам, - сходство слишком очевидно и слишком часто разъяснялось. Семья, род, племя, государство, церковь могут быть рассматриваемы как обособленные организмы, преследующие свои цели и поддерживающие свое существование во взаимодействии с окружающей средой. В противоположность сознательным ассоциациям, эти целые не устраиваются нарочно и не зависят в своем существовании от определенного договора, а развиваются самопроизвольно из едва заметных зародышей и поддерживаются более молчаливой солидарностью своих членов, чем определенными их соглашениями. Во всяком случае, каждая из этих общественных форм обособлена, составляет целое, выделившееся из окружающей среды и до некоторой степени противоположное ей.
Существенное отличие, которое приходится отметить с самого начала между естественными и общественными явлениями, состоит в том, что составными клеточками, входящими во все общественные комбинации, являются отдельные живые люди, из которых каждый обладает самыми различными потребностями и способностями, физическими и духовными. Клеточки эти смыкаются поэтому не в одну высшую органическую группировку: каждая из них входит
зараз в целый ряд различных комбинаций. Иначе говоря, один и тот же человек принимает участие и в жизни своей семьи, и в жизни государства, и в жизни церкви, и, может быть, в жизни промышленных, литературных, научных, художественных целых своей эпохи. В каждом человеке перекрещиваются и, так или иначе, комбинируются очень много отдельных эволюций. Жизнь общества - синтез всех этих эволюций с преобладающим влиянием той или другой, но с известным влиянием каждой. Эти наблюдения тотчас пригодятся нам при характеристике общего хода истории.
...Зачатки организации вытекают вначале из самого положения частей, осложняются и закрепляются путем наследственности и естественного подбора: разделение труда, разделение функций мало-помалу переходит в различие строения. В связи с внешним процессом взаимодействия с окружающей средой развивается, таким образом, внутренний процесс дифференциации и интеграции функций и органов. Этот эволюционный внутренне процесс имеет свою обратную сторону, весьма характерную. В органической жизни обратная сторона процесса эволюции не есть процесс диссолюции, которая наступает лишь по прекращении раздельного существования организма. Обратною стороной эволюции является ее остановка, достижение форм, которые не подчиняются или слабо подчиняются дальнейшим изменениям. Это достаточно известное в биологии, и я упоминаю обо всем этом лишь потому, что нам придется переносить эти понятия и термины в биологию общественных организмов. Индивидуальный организм дряхлеет, потому что костенеет, потому что не только мозг, сердце, желудок перестают развиваться, но все ткани мало-помалу устанавливаются и останавливаются в процессе развития и даже в процессе обмена. Можно представить себе в этом смысле одряхление и вымирание целого животного или растительного вида, если предположить, что он выработал мало-помалу свою сложную организацию для известных условий природы, - а условия эти подверглись коренным изменениям. Переплавить выработанной организации нельзя, - она была гибка и пластична, лишь пока вырабатывалась, и предел этой пластичности тем теснее, чем организация сложнее и выше.
...Внешнему взаимодействию и росту соответствует эволюция внутренней организации. Для иллюстрации применимости понятий дифференциации и интеграции к общественным союзам укажу на следующий пример.
Экономическая история Римской империи дает хороший случай наблюдать взаимодействие этих процессов. Когда Рим соединил в одно целое разрозненные государства, расположенные в бассейне Средиземного моря, между провинциями, образовавшимися на месте этих государств, установилось, с одной стороны, разделение труда, с другой - тесная экономическая связь. Каждая часть империи дифференцировалась как особый орган со своими самостоятельными задачами, смотря по своему положению, свойствам почвы и климата и т. д. Южные провинции, Египет, Африка, Сицилия специализировались на добывании хлеба и снабжении им остальных областей. В Галлии, в Азии, развилась обрабатывающая промышленность, в них приготовлялись, например, ткани, которые шли потом на рынки всех провинций. По границам, в Британии, в Германии, по Дунаю и т. д. сложилась жизнь военных лагерей и военных поселений. Центры Италии и Греции значительно опустили и превратились в места пребывания для богатейших и беднейших людей империи, одинаково мало трудившихся и зависевших в своем благосостоянии от труда или попечения других. Такой порядок был возможен вследствие того, что империя поддерживала и охраняла оживленные сношения между всеми своими областями, так что каждая могла избрать себе специальность и отбросить до некоторой степени заботу об остальных формах хозяйственной жизни, рассчитывая на содействие соседей. Интеграция целой империи является, таким образом, обратной стороной дифференциации ее частей. Любопытно, что когда варварские вторжения и внутренние неустройства разбили единство империи, то провинции принуждены были отказаться от своих специальных назначений и перейти вновь к разрешению всех хозяйственных задач порознь для каждой.
Вопрос об остановке развития и погибели общественных организмов заслуживает особенного внимания. Общества умирают не совсем как, как умирают животные или растения. На первый взгляд, они всегда умирают насильственной смертью - от того, что в борьбе над ними одерживают верх другие подобные же общества. Но эта разница лишь на поверхности, ведь и естественные организмы получают окончательный толчок к смерти от каких-нибудь посторонних сил, будь то враги или болезни, а настоящей причиной их смерти является указанное раньше несоответствие между давлением окружающей среды и внутренней энергией, или устаревшими и окостеневшими приспособлениями. В этом направлении, в сущности, аналогия общественных союзов и естественных организмов поразительная. Можно привести сколько угодно исторических примеров в пользу того, что падение известного союза наступает не тогда, когда на него начинают сыпаться удары противников, а тогда, когда на помощь противникам приходит приостановка развития, косность, неспособность изменить раз сложившийся характер и организацию.
...Вследствие того, что в одном и том же обществе развивается одновременно несколько общественных союзов, не может быть случая полного и окончательного уничтожения известного общества или распадения его на первоначальные элементы - на отдельных людей. В непрерывной истории общества может совпасть появление признаков прогрессирующего развития в одном отношении с появлением признаков разложения в другом. Те же самые граждане Римского государства, которые были поглощены варварскими государствами, одержали верх над варварами в качестве членов христианской церкви, и периоды развития церкви накладываются на историю государств, не совпадая с ними. В школьном изложении истории принято говорить, что в V в. Рим был побежден германцами. Ради ясности схемы на этом заканчивают один из главных периодов исторического развития. Между тем, не требуется особых сведений, чтобы отнестись критически к такой постановке дела. Кончилась ли в самом деле история римского общества в это время? Примем во внимание хотя бы тот простой факт, что римская церковь так же точно победила германское язычество, как германские конунги победили римских императоров. Где же были победители и где побежденные? Тот же самый епископ, который был побежден в качестве римского гражданина, торжествовал в качестве римского иерарха. Как было бы неправильно кончать историю римского общества на событиях так называемого падения Западной империи, так было бы нелепо вести средневековую историю как процесс заново начинающегося развития германских племен. Факты всемирно-исторической передачи и перекрестных влияний являются в этом случае настолько капитальными, что научная история принуждена отодвинуть совершенно на второй план этнографические признаки и сосредоточить внимание на истории единого преобразующегося общества.Мало того, можно сказать, что каждый падающий общественный союз даже в тех частях своих, которые подвергаются распадению, передает известное живое наследие своим победителям и преемникам. Римское право не угасло с римской государственной организаций, а перешло в средние века и проложило мост между двумя периодами развития, по-видимому, разделенными целой пропастью.
Вследствие таких сцеплений и переходов между сменяющимися общественными союзами, оказывается, несмотря на эволюционный характер отдельных процессов, что завязывается в истории непрерывная культурная цепь, звенья которой выковываются отдельными эпохами и отдельными общественными организмами, но которая сама по себе составляет известное целое и простирается над всеми этими эпохами и организмами. В этом смысле можно говорить о всемирно-исторической культуре и утверждать, что она бессмертна, поскольку вообще бессмертно человечество.
Таким образом, мне кажется, что эволюционная точка зрения, правильно понятая, не исключает идеи всемирно-исторического развития культуры и совершенствования ее. В этом направлении работают два могущественных условия - преемственность духовной жизни между различными общественными союзами и постоянное взаимодействие между развитием социальным и личным, взаимодействие идейного и нравственного свойства. Лессинг и Гердер были по-своему правы, говоря о воспитании человечества. Действительно, одно поколение передает другому известный запас выработанных знаний, привычек, нравственных приобретений, и от этой передачи работа потомков становится легче и плодотворнее.