Шапошников Борис Михайлович (1882-1945) Мозг армии. Книга третья. Москва, Ленинград 1929 г.
Глава VII. План войны и внешняя политика
...Однако, если раскроем некоторые трактаты по стратегии, даже из современных нам, мы найдем главы, кои посвящены особому «дипломатическому плану» войны, т. е., иными словами, дипломатия должна работать постоянно на войну. От внешней политики требуется соответствующая подготовка войны, достижение политической внезапности в ее объявлении и выбор времени, наиболее благоприятного для вступающего в войну государства.
Нам известно, что не на военном соотношении сил государств строятся международные отношения; что в основе внешних отношений лежит экономическая сила; что на соревновании в этой области возникают конфликты, ведется политическая борьба. Война же является лишь крайним видом этой борьбы.
Поэтому нам кажется, что говорить об определенном дипломатическом плане войны можно лишь тогда, когда государство стремится к превентивной войне. Однако, этим мы совершенно не хотим сказать, что всякая война, даже сугубо оборонительная, не должна быть подготовлена дипломатией.
Война - орудие политики и ведется для достижения известных политических целей.
«Никто не начинает войны (или, по меньшей мере, действуя разумно, не должен бы начинать), - пишет Клаузевиц - не сказав себе, чего он желает достичь войной и чего в самой войне? Первое - это цель войны, а последнее - цель, поставленная войне. Это основная мысль дает всему направление, указывает размер средств и меру энергии; влияние ее нисходит и до последних расчленений действий».
Таким образом, выявляются две цели: политическая и военная.
...Мы в предыдущей главе приводили суждения Клаузевица о видоизменении политической цели. Философ войны с полной определенностью говорит: «Как бы значительно ни было воздействие войны на цель политики, она, во всяком случае, может только видоизменить направление и намерения последней, ибо цель политическая все же сохраняет первенствующее значение. Политика ставит цель; война же есть средство, орудие для ее достижения; действуя орудием, нельзя забывать о цели работы».
Между тем, во всех докладах начальника австро-венгерского генерального штаба мы встречали совершенно иное. Правильно теоретически расценивая войну как орудие политики, Конрад, однако, отдавая «первенствующее значение» цели военной, и смелой рукой не только видоизменял, но и набрасывал самостоятельно политические цели внешней политики Дунайской империи.
...«Война является не самостоятельным делом, а продолжением политики другими средствами, - говорит Клаузевиц, - в виду этого главные линии всех крупных стратегических планов преимущественно имеют политический характер, который выступает тем сильнее, чем шире они охватывают войну и государство в целом. Весь план войны непосредственно вытекает из политического бытия обоих воюющих государств и из их отношений к другим державам».
В другом месте философ войны определенно заявляет, что, «когда дело идет о плане войны или кампании, то обращение к политике совершенно неизбежно», а вообще «ни одно из военных предначертаний не может быть набросано без соображения с политическими отношениями».
...Мы уже говорили, что для достижения цели политической в войне определяется цель военная, которая требует для реализации соответствующих средств. Говоря об их размерах, Клаузевиц приходит к выводу, что «приходится определить политическую ее (войны - Б. Ш.) цель как свою, так и цель противника; равпо и обоюдные силы государств и внутренние в них отношения; далее, характер правительств, народов и способности обоих, наконец, политические связи с другими государствами и влияние на них предстоящей войны».
...Говоря о нейтральных государствах, влияние коих, в той или иной мере, должно было отражаться на плане войны, мы не можем пройти мимо пресловутого бельгийского нейтралитета. Как известно, вокруг этого вопроса ныне существует большая литература: выгодно ли было Германии нарушить бельгийский нейтралитет или же следовало признать его неприкосновенность?
Экономические условия отнюдь не говорили за необходимость занятия Бельгии, и вторжение в Бельгию может быть оправдано лишь «гениальным» планом Шлиффена. Между тем, следствием явилось участие в войне не только бельгийской армии, но и Англии. Можно, конечно, предполагать, что даже при соблюдении бельгийского нейтралитета Англия выступила бы против Германии. Мог ли быть осуществлен план вторжения германских армий во Францию, минуя Бельгию, и к каким бы он результатам привел?
Нам кажется, что успех сопровождал бы германское оружие и без нарушения бельгийского нейтралитета. Сомнения Вильгельма, что по чисто военным условиям на шею Германии ее генеральный штаб повесил войну с Англией, до некоторой степени не лишены основания.
Мы проходим мимо утверждения, что, якобы, германская дипломатия была неожиданно поставлена генеральным штабом перед фактом необходимости нарушения нейтралитета Бельгии. Свидетельство Людендорфа, да и само поведение Ягова говорят иное, а именно, что канцлеру и его ближайшим помощникам был известен задолго план войны, по крайней мере, в его политической части. Другой вопрос, почему это не было опротестовано заранее германской дипломатией и не утверждено самим Вильгельмом. Ответственность за нарушение бельгийского нейтралитета во всяком случае не может быть переложена на плечи одного германского генерального штаба.
...Однако, если раскроем некоторые трактаты по стратегии, даже из современных нам, мы найдем главы, кои посвящены особому «дипломатическому плану» войны, т. е., иными словами, дипломатия должна работать постоянно на войну. От внешней политики требуется соответствующая подготовка войны, достижение политической внезапности в ее объявлении и выбор времени, наиболее благоприятного для вступающего в войну государства.
Нам известно, что не на военном соотношении сил государств строятся международные отношения; что в основе внешних отношений лежит экономическая сила; что на соревновании в этой области возникают конфликты, ведется политическая борьба. Война же является лишь крайним видом этой борьбы.
Поэтому нам кажется, что говорить об определенном дипломатическом плане войны можно лишь тогда, когда государство стремится к превентивной войне. Однако, этим мы совершенно не хотим сказать, что всякая война, даже сугубо оборонительная, не должна быть подготовлена дипломатией.
Война - орудие политики и ведется для достижения известных политических целей.
«Никто не начинает войны (или, по меньшей мере, действуя разумно, не должен бы начинать), - пишет Клаузевиц - не сказав себе, чего он желает достичь войной и чего в самой войне? Первое - это цель войны, а последнее - цель, поставленная войне. Это основная мысль дает всему направление, указывает размер средств и меру энергии; влияние ее нисходит и до последних расчленений действий».
Таким образом, выявляются две цели: политическая и военная.
...Мы в предыдущей главе приводили суждения Клаузевица о видоизменении политической цели. Философ войны с полной определенностью говорит: «Как бы значительно ни было воздействие войны на цель политики, она, во всяком случае, может только видоизменить направление и намерения последней, ибо цель политическая все же сохраняет первенствующее значение. Политика ставит цель; война же есть средство, орудие для ее достижения; действуя орудием, нельзя забывать о цели работы».
Между тем, во всех докладах начальника австро-венгерского генерального штаба мы встречали совершенно иное. Правильно теоретически расценивая войну как орудие политики, Конрад, однако, отдавая «первенствующее значение» цели военной, и смелой рукой не только видоизменял, но и набрасывал самостоятельно политические цели внешней политики Дунайской империи.
...«Война является не самостоятельным делом, а продолжением политики другими средствами, - говорит Клаузевиц, - в виду этого главные линии всех крупных стратегических планов преимущественно имеют политический характер, который выступает тем сильнее, чем шире они охватывают войну и государство в целом. Весь план войны непосредственно вытекает из политического бытия обоих воюющих государств и из их отношений к другим державам».
В другом месте философ войны определенно заявляет, что, «когда дело идет о плане войны или кампании, то обращение к политике совершенно неизбежно», а вообще «ни одно из военных предначертаний не может быть набросано без соображения с политическими отношениями».
...Мы уже говорили, что для достижения цели политической в войне определяется цель военная, которая требует для реализации соответствующих средств. Говоря об их размерах, Клаузевиц приходит к выводу, что «приходится определить политическую ее (войны - Б. Ш.) цель как свою, так и цель противника; равпо и обоюдные силы государств и внутренние в них отношения; далее, характер правительств, народов и способности обоих, наконец, политические связи с другими государствами и влияние на них предстоящей войны».
...Говоря о нейтральных государствах, влияние коих, в той или иной мере, должно было отражаться на плане войны, мы не можем пройти мимо пресловутого бельгийского нейтралитета. Как известно, вокруг этого вопроса ныне существует большая литература: выгодно ли было Германии нарушить бельгийский нейтралитет или же следовало признать его неприкосновенность?
Экономические условия отнюдь не говорили за необходимость занятия Бельгии, и вторжение в Бельгию может быть оправдано лишь «гениальным» планом Шлиффена. Между тем, следствием явилось участие в войне не только бельгийской армии, но и Англии. Можно, конечно, предполагать, что даже при соблюдении бельгийского нейтралитета Англия выступила бы против Германии. Мог ли быть осуществлен план вторжения германских армий во Францию, минуя Бельгию, и к каким бы он результатам привел?
Нам кажется, что успех сопровождал бы германское оружие и без нарушения бельгийского нейтралитета. Сомнения Вильгельма, что по чисто военным условиям на шею Германии ее генеральный штаб повесил войну с Англией, до некоторой степени не лишены основания.
Мы проходим мимо утверждения, что, якобы, германская дипломатия была неожиданно поставлена генеральным штабом перед фактом необходимости нарушения нейтралитета Бельгии. Свидетельство Людендорфа, да и само поведение Ягова говорят иное, а именно, что канцлеру и его ближайшим помощникам был известен задолго план войны, по крайней мере, в его политической части. Другой вопрос, почему это не было опротестовано заранее германской дипломатией и не утверждено самим Вильгельмом. Ответственность за нарушение бельгийского нейтралитета во всяком случае не может быть переложена на плечи одного германского генерального штаба.