Шапошников Борис Михайлович (1882-1945) Мозг армии. Книга третья. Москва, Ленинград 1929 г.
Глава II. Сараевский выстрел и его следствия
...В Петербурге убийство Франца-Фердинанда, конечно, произвело сенсацию в правых кругах, а у националистов вызвало живейшую радость. Наследник габсбургского престола считался врагом славян, даровитым человеком, который мог бы поддержать умирающую Австрию, а между тем смерть ее ожидалась с нетерпением, и Бьюкенен свидетельствует, что уже 14 апреля 1913 года Николай Романов предрекал: «Распад австрийской империи - вопрос только времени, и недалек день, когда мы увидим отдельные венгерское и богемское королевства». Человек, который мог бы задержать этот распад, ныне устранен... а потому как не радоваться этому!
...4 июля военный агент доносил Конраду из Парижа, что если официальные лица выражают соболезнование и ходят с кислыми минами, то вообще среди французских и русских политиков настроение можно охарактеризовать «всеобщим облегчением».
...Решение было таково, что Сербии предъявляется ультиматум, который она должна выполнить в срок от 24 до 48 часов, в противном случае объявляется мобилизация и война.
Министр иностранных дел поинтересовался мнением Конрада, что делать, если Сербия еще до мобилизации согласится на все требования.
«Будем наступать», - коротко ответил Конрад.
«Да, но если Сербия ничего не будет делать», - удивленно спросил министр.
«Оккупируем Сербию на такое время, пока не получим военные издержки», - продолжал начальник генерального штаба, причем пояснил, что занятие территории еще не составляет цели действий, а необходимо разбить сербскую армию, но если и это не удастся, вследствие отхода армии противника, то тогда следует потребовать ее демобилизации и разоружения.
...Если Вильгельм предлагал «сильнее наступать на мозоли этой сволочи», то берлинские дипломаты облекали это в несколько иную форму.
18 июля Ягов писал германскому послу в Лондоне: «Чем решительнее проявит себя Австрия, чем энергичнее мы ее поддержим, тем вероятнее, что Россия останется спокойной. Конечно, дело не обойдется без некоторой трескотни в Петербурге, но, по существу, Россия теперь небоеспособна. Франция и Англия в настоящее время также не пожелают войны. По всем компетентным соображениям, Россия через несколько лет станет боеспособной. Тогда задавит она нас числом своих солдат, и ее Балтийский флот и ее стратегические железные дороги будут уже построены. Наша группа держав тем временем становится все слабее. В России об этом прекрасно знают и потому па несколько лет стремятся к абсолютному покою... Но правительство России, еще сегодня миролюбивое и наполовину дружественное к немцам, становится все слабее, настроение же славянских кругов - все более германофобским... Я вовсе не хочу какой-либо превентивной войны. Но когда борьба напрашивается, нам нельзя отступать».
Последние фразы письма статс-секретаря по иностранным делам лучше всего характеризуют настроение берлинской политики: войны не желают, но если Россия на нее рискнет, то отказываться от нее нельзя.
...В Петербурге убийство Франца-Фердинанда, конечно, произвело сенсацию в правых кругах, а у националистов вызвало живейшую радость. Наследник габсбургского престола считался врагом славян, даровитым человеком, который мог бы поддержать умирающую Австрию, а между тем смерть ее ожидалась с нетерпением, и Бьюкенен свидетельствует, что уже 14 апреля 1913 года Николай Романов предрекал: «Распад австрийской империи - вопрос только времени, и недалек день, когда мы увидим отдельные венгерское и богемское королевства». Человек, который мог бы задержать этот распад, ныне устранен... а потому как не радоваться этому!
...4 июля военный агент доносил Конраду из Парижа, что если официальные лица выражают соболезнование и ходят с кислыми минами, то вообще среди французских и русских политиков настроение можно охарактеризовать «всеобщим облегчением».
...Решение было таково, что Сербии предъявляется ультиматум, который она должна выполнить в срок от 24 до 48 часов, в противном случае объявляется мобилизация и война.
Министр иностранных дел поинтересовался мнением Конрада, что делать, если Сербия еще до мобилизации согласится на все требования.
«Будем наступать», - коротко ответил Конрад.
«Да, но если Сербия ничего не будет делать», - удивленно спросил министр.
«Оккупируем Сербию на такое время, пока не получим военные издержки», - продолжал начальник генерального штаба, причем пояснил, что занятие территории еще не составляет цели действий, а необходимо разбить сербскую армию, но если и это не удастся, вследствие отхода армии противника, то тогда следует потребовать ее демобилизации и разоружения.
...Если Вильгельм предлагал «сильнее наступать на мозоли этой сволочи», то берлинские дипломаты облекали это в несколько иную форму.
18 июля Ягов писал германскому послу в Лондоне: «Чем решительнее проявит себя Австрия, чем энергичнее мы ее поддержим, тем вероятнее, что Россия останется спокойной. Конечно, дело не обойдется без некоторой трескотни в Петербурге, но, по существу, Россия теперь небоеспособна. Франция и Англия в настоящее время также не пожелают войны. По всем компетентным соображениям, Россия через несколько лет станет боеспособной. Тогда задавит она нас числом своих солдат, и ее Балтийский флот и ее стратегические железные дороги будут уже построены. Наша группа держав тем временем становится все слабее. В России об этом прекрасно знают и потому па несколько лет стремятся к абсолютному покою... Но правительство России, еще сегодня миролюбивое и наполовину дружественное к немцам, становится все слабее, настроение же славянских кругов - все более германофобским... Я вовсе не хочу какой-либо превентивной войны. Но когда борьба напрашивается, нам нельзя отступать».
Последние фразы письма статс-секретаря по иностранным делам лучше всего характеризуют настроение берлинской политики: войны не желают, но если Россия на нее рискнет, то отказываться от нее нельзя.