Шапошников Борис Михайлович (1882-1945) Мозг армии. Книга первая. Военный вестник, Москва 1927 г.
Глава I. Австро-Венгрия в начале XX столетия
...На Балканах скрещивались интересы Австрии, России и Италии, а также и других государств Европы.
Как известно, Австрия и Россия с XVIII века в балканской политике сторожили друг друга: каждый шаг вперед одной - вызывал ответное движение другой.
При Николае I идея дележа наследства "больного человека", каковым признавалась тогда Турция, все более и более резко оттачивалась, закончившись Крымской войной.
К 1876 году балканский вопрос снова обострился. Выше было отмечено, что с 1866 года повернутая фронтом на Балканы Австрия считала отныне свою балканскую политику наиважнейшей в своих внешних отношениях с соседними государствами. Ревнивым взором австрийские дипломаты следили отныне за каждым шагом России на этом полуострове.
В 1875 году славянское движение на Балканах вспыхнуло снова, вылившись в ряд восстаний в Боснии и Герцеговине против магометанских помещиков, руководимых католическими патерами не без поддержки, конечно, со стороны Австрии и даже Германии. Австрийское правительство выступило перед "концертом" европейских государств с проектом реформ. Но сам "концерт" потерпел неудачу, а между тем идея раздела Турции снова заострилась. Летом 1876 года Александр II отправился для личных переговоров в Вену, в результате чего явилось письменное соглашение об образовании самостоятельных славянских государств на Балканах; о компенсации России Бессарабией и в М. Азии, а Австрии предоставлялось право оккупировать Боснию и Герцеговину.
Разразилась русско-турецкая война 1877-78 г.г., окончившаяся под стенами Константинополя; Австрия оккупировала Боснию и Герцеговину, а Россия пошла в Каноссу - в Берлин на конгресс, руководимый "честным маклером" Бисмарком.
Военные успехи России были понижены в своей ценности, Балканы перекроены, и в список врагов русская дипломатия с 1879 года, кроме Англии, внесла прежде всего Австрию, а за ней и "честного маклера" с его государством.
Но не в "обиде" русских славянофилов и русского царизма скрывалось все "зло" Берлинского конгресса 1879 года.
Созданное на Берлинском конгрессе 1879 г. балканское равновесие было полно противоречий, подобно современному Версальскому договору.
Разделенные на части искусственными этнографическими границами) балканские народы продолжали стремиться к дальнейшему национальному освобождению и объединению. Линия национальной политики самостоятельной Болгарии естественно направлялась на населенную болгарами Македонию, оставленную Берлинским конгрессом под властью Турции. Сербия, за исключением Новобазарского Санджака, была не заинтересована в Турции; ее естественные и национальные интересы целиком лежали по ту сторону австро-венгерской границы: в Боснии и Герцеговине, в Кроации, в Словении, в Далмации. Национальные устремления Румынии направлялись на северо-запад и восток: на венгерскую Трансильванию и русскую Бесарабию. Грецию эти устремления, естественно, толкали как и Болгарию, против Турции.
Таковы были результаты "честного маклерства" Бисмарка, который не думал вносить успокоение на Балканы. Для него, наоборот, нужен был непотухающий балканский костер, который, привлекая к себе как Россию, так и Австрию, оставлял бы им минимум возможностей вмешиваться в западноевропейские дела.
Для самой Австро-Венгрии было нежелательно образование сильного славянского государства на Балканах, и если венская дипломатия согласилась на раздел Турции, то только при условии образования мелких славянских государств, которые не могли бы нарушить покоя на берегах Дуная. Образованные конгрессом в Берлине мелкие государства славян на Балканах были не страшны сильной Австрии, и все искусство ее политики должно было заключаться в том, чтобы: 1) не дать им усилиться, а 2) старым, изведанным путем дипломатических интриг включить ближайшие из них в состав Дунайской империи, проповедуя среди них ту же идею национального объединения, но только в обратном порядке.
Эта новая программа для австрийской дипломатии начертана рукой того же "мудрого" Бисмарка. Пример "великой" Германии должен быть воспринят и Австрией. Последняя могла оставить в покое сербскую династию, не посягать на формальную государственную целость Сербии, но все же включить се в состав Австро-Венгрии, как это сделала Пруссия с мелкими государствами.
Этот путь настолько хорошо был усвоен австрийской дипломатией, что она, вступив на него, не покидала уже его вплоть до мировой войны с той разницей, что размеры его расширились, и в состав будущей Дунайской империи должны были войти самостоятельная Румыния и такая же самостоятельная Польша.
Пока что прежде всего следовало не давать Сербии усилиться территориально, не давать ей развиваться экономически -путем получения гавани на побережье Адриатического моря. Одним словом, но следовало из Сербии создавать славянского "Пьемонта", который притягивал бы к себе австрийских славян. Внутренняя политика диктовала и указывала цели для внешней.
Кроме того, "золотой мечтой" австрийских империалистов был план расширения австрийской территории до Эгейского моря, превращение Салоник в австрийский порт и достижение полного господства над восточным побережьем Средиземного моря. Опасность такой экспансии была велика: она наталкивалась на сопротивление России, Италии и балканских государств. Приходилось выжидать, а пока не следовало позволять Сербии овладеть Новобазарским Санджаком и старыми сербскими землями в долине Вардара.
...После политической смерти Империи ныне кое-кто из переживших со лиц в Австрии, как, например, Краусс, в своей книге "Причины наших поражений", договаривается до истины, что "сильная и активная политика (внешняя; Б. Ш.) может быть проводима государством, здоровым внутри. Сила и здоровье государства покоятся на его внутренних соотношениях. Только государство, в котором существует внутренний порядок, может преследовать активные политические цели и за своими пределами". Мудрые слова... но после времени!!
...Силою вещей вся внешняя политика Австрии зато сосредоточилась в том месте, откуда ей грозил смертельный удар-это на Балканах. Ожесточенный характер борьбы против национальной автономии внутри страны был перенесен австро-венгерскими дипломатами и иными людьми, стоявшими у власти, в политику на Балканах. Здесь, по их представлению, Австрия Должна была победить или рухнуть в небытие. Эти беспокойные поля европейского полуострова сконцентрировали на себе все усилия Австро-Венгрии. Брошенная на них интригами Бисмарка, Дунайская империя, очертя голову, с горячим желанием хотя бы здесь оказаться "великой" державой, шла на верную гибель. Темен и мрачен был ее путь.
Когда-то делившая в Берлине в 1879 году наследство "больного человека" - Турции, Австрия отныне сама оказывалась "больным человеком" и при том настолько безнадежным, что его не могла спасти операция внутри государства, а тем более такая Серьезная операция, как война на внешнем фронте. Путь Австро-Венгрии был предначертан... Он вел... в нирвану!
Глава II. Австро-венгерские армия и флот в начале XX столетия
...На основах религиозной и политической терпимости, но с признанием крепкой военной дисциплины и полного подчинения воле своего гениального полководца была создана военная система Австрии.
«Слово свободно, послушание слепо», - вот основной лозунг для армии Валленштейна, действительно «слепо» верившей в своего вождя и готовой по его приказу пойти хотя бы и против своего «цесаря» из дома Габсбургов. Несмотря на всю гениальность, Валленштейн оказался политически опасным для Габсбургов, и наемный кинжал очень скоро лишил армию ее вдохновителя.
...Политическая и религиозная терпимость, вышедшая из лагеря Валленштейна, и отсутствие какой-либо связующей национальной силы долго сохранялись у «цесарской» армии, создав ее своеобразный корпоративный уклад жизни, отличавшийся удивительной устойчивостью. Под знамена этой армии собирались самые разнообразные элементы, и единственной силой, соединявшей их, была та военная жизнь, которая существовала в армии. Здесь все было перемешано: и язык, и политические убеждения (монархист уживался рядом с республиканцем), и религия, но одно было общее - это военная карьера, работа профессионала, жизнь казармы. Вот круг, за который не выходили стремления членов всех рангов и ступеней «цесарской» армии.
Когда эрцгерцог Карл, будучи полновластным вершителем судеб австрийской армии в период 1806-1809 годов, предупредил реформы Шарнгорста, попробовав внести в свою армию понятие об отечестве и опереться на ополчение, то армия сдала и начала нести одно поражение за другим. Возвращение к старому укладу жизни, которое умный полководец быстро провел, вызвало в армии ликование, дало ей устойчивость и даже намеки на победы над армией самого Наполеона.
...Что касается ее фасада, то носитель идеи габсбургской монархии - кадровый командный состав ее, испытывал ненависть не только со стороны стремящихся избавиться от гнета империи отдельных национальностей, но и со стороны армии чиновников и даже высшей власти страны. Не раз упоминавшийся нами Краусс повествует о том, что офицерский состав, даже высший, не пользовался вниманием и уважением в бюрократической машине страны. Молодые гражданские чиновники, быстро выдвигавшиеся, вследствие всяких ухищрений, на высокие посты, зачастую третировали таких лиц, как корпусные командиры.
...На Балканах скрещивались интересы Австрии, России и Италии, а также и других государств Европы.
Как известно, Австрия и Россия с XVIII века в балканской политике сторожили друг друга: каждый шаг вперед одной - вызывал ответное движение другой.
При Николае I идея дележа наследства "больного человека", каковым признавалась тогда Турция, все более и более резко оттачивалась, закончившись Крымской войной.
К 1876 году балканский вопрос снова обострился. Выше было отмечено, что с 1866 года повернутая фронтом на Балканы Австрия считала отныне свою балканскую политику наиважнейшей в своих внешних отношениях с соседними государствами. Ревнивым взором австрийские дипломаты следили отныне за каждым шагом России на этом полуострове.
В 1875 году славянское движение на Балканах вспыхнуло снова, вылившись в ряд восстаний в Боснии и Герцеговине против магометанских помещиков, руководимых католическими патерами не без поддержки, конечно, со стороны Австрии и даже Германии. Австрийское правительство выступило перед "концертом" европейских государств с проектом реформ. Но сам "концерт" потерпел неудачу, а между тем идея раздела Турции снова заострилась. Летом 1876 года Александр II отправился для личных переговоров в Вену, в результате чего явилось письменное соглашение об образовании самостоятельных славянских государств на Балканах; о компенсации России Бессарабией и в М. Азии, а Австрии предоставлялось право оккупировать Боснию и Герцеговину.
Разразилась русско-турецкая война 1877-78 г.г., окончившаяся под стенами Константинополя; Австрия оккупировала Боснию и Герцеговину, а Россия пошла в Каноссу - в Берлин на конгресс, руководимый "честным маклером" Бисмарком.
Военные успехи России были понижены в своей ценности, Балканы перекроены, и в список врагов русская дипломатия с 1879 года, кроме Англии, внесла прежде всего Австрию, а за ней и "честного маклера" с его государством.
Но не в "обиде" русских славянофилов и русского царизма скрывалось все "зло" Берлинского конгресса 1879 года.
Созданное на Берлинском конгрессе 1879 г. балканское равновесие было полно противоречий, подобно современному Версальскому договору.
Разделенные на части искусственными этнографическими границами) балканские народы продолжали стремиться к дальнейшему национальному освобождению и объединению. Линия национальной политики самостоятельной Болгарии естественно направлялась на населенную болгарами Македонию, оставленную Берлинским конгрессом под властью Турции. Сербия, за исключением Новобазарского Санджака, была не заинтересована в Турции; ее естественные и национальные интересы целиком лежали по ту сторону австро-венгерской границы: в Боснии и Герцеговине, в Кроации, в Словении, в Далмации. Национальные устремления Румынии направлялись на северо-запад и восток: на венгерскую Трансильванию и русскую Бесарабию. Грецию эти устремления, естественно, толкали как и Болгарию, против Турции.
Таковы были результаты "честного маклерства" Бисмарка, который не думал вносить успокоение на Балканы. Для него, наоборот, нужен был непотухающий балканский костер, который, привлекая к себе как Россию, так и Австрию, оставлял бы им минимум возможностей вмешиваться в западноевропейские дела.
Для самой Австро-Венгрии было нежелательно образование сильного славянского государства на Балканах, и если венская дипломатия согласилась на раздел Турции, то только при условии образования мелких славянских государств, которые не могли бы нарушить покоя на берегах Дуная. Образованные конгрессом в Берлине мелкие государства славян на Балканах были не страшны сильной Австрии, и все искусство ее политики должно было заключаться в том, чтобы: 1) не дать им усилиться, а 2) старым, изведанным путем дипломатических интриг включить ближайшие из них в состав Дунайской империи, проповедуя среди них ту же идею национального объединения, но только в обратном порядке.
Эта новая программа для австрийской дипломатии начертана рукой того же "мудрого" Бисмарка. Пример "великой" Германии должен быть воспринят и Австрией. Последняя могла оставить в покое сербскую династию, не посягать на формальную государственную целость Сербии, но все же включить се в состав Австро-Венгрии, как это сделала Пруссия с мелкими государствами.
Этот путь настолько хорошо был усвоен австрийской дипломатией, что она, вступив на него, не покидала уже его вплоть до мировой войны с той разницей, что размеры его расширились, и в состав будущей Дунайской империи должны были войти самостоятельная Румыния и такая же самостоятельная Польша.
Пока что прежде всего следовало не давать Сербии усилиться территориально, не давать ей развиваться экономически -путем получения гавани на побережье Адриатического моря. Одним словом, но следовало из Сербии создавать славянского "Пьемонта", который притягивал бы к себе австрийских славян. Внутренняя политика диктовала и указывала цели для внешней.
Кроме того, "золотой мечтой" австрийских империалистов был план расширения австрийской территории до Эгейского моря, превращение Салоник в австрийский порт и достижение полного господства над восточным побережьем Средиземного моря. Опасность такой экспансии была велика: она наталкивалась на сопротивление России, Италии и балканских государств. Приходилось выжидать, а пока не следовало позволять Сербии овладеть Новобазарским Санджаком и старыми сербскими землями в долине Вардара.
...После политической смерти Империи ныне кое-кто из переживших со лиц в Австрии, как, например, Краусс, в своей книге "Причины наших поражений", договаривается до истины, что "сильная и активная политика (внешняя; Б. Ш.) может быть проводима государством, здоровым внутри. Сила и здоровье государства покоятся на его внутренних соотношениях. Только государство, в котором существует внутренний порядок, может преследовать активные политические цели и за своими пределами". Мудрые слова... но после времени!!
...Силою вещей вся внешняя политика Австрии зато сосредоточилась в том месте, откуда ей грозил смертельный удар-это на Балканах. Ожесточенный характер борьбы против национальной автономии внутри страны был перенесен австро-венгерскими дипломатами и иными людьми, стоявшими у власти, в политику на Балканах. Здесь, по их представлению, Австрия Должна была победить или рухнуть в небытие. Эти беспокойные поля европейского полуострова сконцентрировали на себе все усилия Австро-Венгрии. Брошенная на них интригами Бисмарка, Дунайская империя, очертя голову, с горячим желанием хотя бы здесь оказаться "великой" державой, шла на верную гибель. Темен и мрачен был ее путь.
Когда-то делившая в Берлине в 1879 году наследство "больного человека" - Турции, Австрия отныне сама оказывалась "больным человеком" и при том настолько безнадежным, что его не могла спасти операция внутри государства, а тем более такая Серьезная операция, как война на внешнем фронте. Путь Австро-Венгрии был предначертан... Он вел... в нирвану!
Глава II. Австро-венгерские армия и флот в начале XX столетия
...На основах религиозной и политической терпимости, но с признанием крепкой военной дисциплины и полного подчинения воле своего гениального полководца была создана военная система Австрии.
«Слово свободно, послушание слепо», - вот основной лозунг для армии Валленштейна, действительно «слепо» верившей в своего вождя и готовой по его приказу пойти хотя бы и против своего «цесаря» из дома Габсбургов. Несмотря на всю гениальность, Валленштейн оказался политически опасным для Габсбургов, и наемный кинжал очень скоро лишил армию ее вдохновителя.
...Политическая и религиозная терпимость, вышедшая из лагеря Валленштейна, и отсутствие какой-либо связующей национальной силы долго сохранялись у «цесарской» армии, создав ее своеобразный корпоративный уклад жизни, отличавшийся удивительной устойчивостью. Под знамена этой армии собирались самые разнообразные элементы, и единственной силой, соединявшей их, была та военная жизнь, которая существовала в армии. Здесь все было перемешано: и язык, и политические убеждения (монархист уживался рядом с республиканцем), и религия, но одно было общее - это военная карьера, работа профессионала, жизнь казармы. Вот круг, за который не выходили стремления членов всех рангов и ступеней «цесарской» армии.
Когда эрцгерцог Карл, будучи полновластным вершителем судеб австрийской армии в период 1806-1809 годов, предупредил реформы Шарнгорста, попробовав внести в свою армию понятие об отечестве и опереться на ополчение, то армия сдала и начала нести одно поражение за другим. Возвращение к старому укладу жизни, которое умный полководец быстро провел, вызвало в армии ликование, дало ей устойчивость и даже намеки на победы над армией самого Наполеона.
...Что касается ее фасада, то носитель идеи габсбургской монархии - кадровый командный состав ее, испытывал ненависть не только со стороны стремящихся избавиться от гнета империи отдельных национальностей, но и со стороны армии чиновников и даже высшей власти страны. Не раз упоминавшийся нами Краусс повествует о том, что офицерский состав, даже высший, не пользовался вниманием и уважением в бюрократической машине страны. Молодые гражданские чиновники, быстро выдвигавшиеся, вследствие всяких ухищрений, на высокие посты, зачастую третировали таких лиц, как корпусные командиры.