Колчинский Э. И. (1940-2020) Биология Германии и России-СССР в условиях... (2006)
социально-политических кризисов первой половины ХХ века (между либерализмом, коммунизмом и национал-социализмом).
Глава третья. Начало диалектизации и нацификации биологии
Борьба за выживание, или «союз науки и труда»: неравный брак по расчету
...Ученым предлагали вступать в созданную летом 1921 г. Секцию научных работников, входившую в Союз работников просвещения. Но только к началу 1923 г., используя политику «кнута и пряника», и прежде всего, столь близкий российской интеллигенции лозунг «союза науки и труда», удалось прекратить бойкот научными работниками этой секции, руководимой партийными интеллигентами В.П. Волгиным, В.И. Невским, О.Ю. Шмидтом и др. На 1-ом Всероссийском съезде научных работников, состоявшемся 23-26 ноября 1923 г., в состав Центрального совета вошли Н.С. Державин, С.Ф. Ольденбург, Н.Я. Марр, А.Е. Ферсман, давно вставшие на путь сотрудничества с властями. Отделения Секции создавали во многих крупных городах РСФСР, столицах союзных республик. Только с сентября 1923 г. по октябрь 1926 г. количество членов Секции возросло с 8 000 до 13 500. Постепенно сфера деятельности Секции стала распространяться на всю страну.
Руководивший работой по организации Ленинградского отделения Секции В.А. Зеленко писал, что первый этап этой работы «проходил мучительно болезненно; обращение организационного бюро к научным работникам Ленинграда не встретило широкого отклика». По свидетельству В.А. Зеленко, организационное бюро приложило максимум усилий, чтобы первая конференция не провалилась. «Кое-какой успех был достигнут - Конференция представляла собою одну тысячу “организованных” научных работников Ленинграда. Но первый ее день принес новые огорчения, - он прошел под знаком большой безжизненности. Наблюдалось со стороны делегатов такое же выжидательное отношение, какое можно было констатировать и со стороны всей массы. И только на другой день, к заключительному аккорду, лед бурно тронулся, - после доклада тов. Зиновьева возник оживленный обмен мнениями, темой которого было отношение к существующему порядку вещей».
...В декабре 1924 г. Пленум Центрального совета Секции принял «Положение», согласно которому перед Секцией ставили задачу разработки «всех вопросов, касающихся профессиональных, материальных и правовых интересов научных работников, и содействия научно-учебной и научной жизни страны». В феврале 1927 г. Секция созвала II Всесоюзный съезд научных работников. На съезд прибыли 177 делегатов. Открывая съезд, Н.Я. Марр призывал ученых идти «в такт с шагами рабочего класса».
...Секция заботилась о снабжении деятелей науки продовольствием, одеждой и обувью, о повышении заработной платы сотрудникам научных учреждений и вузов, улучшении их жилищных условий и медико-санаторного обслуживания.
...О том, сколь сложен был путь налаживания сотрудничества крупных ученых с большевистским режимом, видно на примерах И.П. Павлова, оставшегося в Советской России, и В.И. Вернадского, вернувшегося на родину после пяти лет фактической эмиграции.
Их лояльность была необходима коммунистическим вождям, инициировавшим структурные и институциональные перестройки в науке с целью её всеобщей «советизации». Уже в 1923 г. провели реформу сельскохозяйственных опытных учреждений, призванную усилить практическую отдачу научных исследований и отделить прикладную науку от фундаментальной, сконцентрировав последнюю в элитных и хорошо финансируемых учреждениях.
...В отличие от Германии, где к моменту прихода нацистов к власти уже были организованы институты и кафедры расовой гигиены, антропологии и евгеники, большевикам с первых дней советской власти пришлось реализовывать планы ученых о создании лабораторий, институтов и кафедр по новейшим отраслям биологии, общебиологических и специализированных журналов, о переводе на русский язык сочинений современных западных биологов. Особое внимание уделяли эволюционной биологии и генетике, на которые возлагали большие надежды в преобразовании общества, сельского хозяйства и природы. Не случайно генетик и эволюционист Н.И. Вавилов в 1929 г. стал первым президентом ВАСХНИЛ. Возглавляемый Н.К. Кольцовым Институт экспериментальной биологии в Москве с 1917 г., основанные Ю.А. Филипченко кафедра экспериментальной биологии и генетики и Бюро по евгенике в Петрограде (1921), реорганизованное Н.И. Вавиловым Бюро по прикладной ботанике (1924), созданная Академией наук по предложению В.Л. Комарова Комиссия по экспериментальной биологии (1923), в которую входили И.П. Бородин, Д.Н. Насонов, И.П. Павлов, В.И. Палладин, А.Н. Северцов, В.М. Шимкевич, Н.И. Вавилов, Ю.А. Филипченко и др., положили начало созданию организационной базы для научных исследований советских биологов. Десятки научных институтов и учреждений биологического профиля возникли в системе ВАСХНИЛ.
Большинство новых институтов создавалось по инициативе ученых, которые разрабатывали проекты организации многих из них ещё до 1917 г. Создание сети небольших институтов, комиссий, бюро и лабораторий обеспечивало быстрое развитие науки благодаря множественным источникам финансирования. Мощный интеллектуальный потенциал отечественной науки, созданный в предреволюционные десятилетия, оказался востребованным только в 1920-е гг. Большевики покровительствовали, прежде всего, прикладным исследованиям, которые изымали из ведения политизированных вузов и реорганизовывали под наблюдением ВСНХ. Аналогичная политика Наркомздрава и Наркомзема в области медицины и сельского хозяйства вела к оживлению исследований. Но «буржуазные» ученые должны были воздерживаться от политической деятельности.
Ученые были нужны большевикам и для реализации их целей во внешней политике. Поддержка Академии наук, поездки ученых за границу и приглашения иностранных коллег считали важными для укрепления престижа советского правительства. Из биологов главным «полпредом» советской науки за рубежом вначале был Н.И. Вавилов, которого позднее сменил В.И. Вернадский.
Российские ученые вскоре оценили государственную поддержку своих исследований. Находясь за границей, Вернадский постоянно получал письма от своих друзей и учеников, которые с воодушевлением описывали благоприятные изменения для научных исследований в Советской России. Так, Я.В. Самойлов в конце 1922 - начале 1923 гг. не раз писал об увеличивавшемся притоке студентов-рабфаковцев, о способной молодежи, которая учится с энтузиазмом, о создании новых научно-исследовательских институтов и кафедр при Московском университете. Под влиянием писем учеников Вернадский пришел к выводу: «Сейчас результаты научной работы в пределах России очень велики и с ними приходится считаться здесь всем. Русские ученые, оставшиеся там (т. е. в Советской России - Э.К.), делали и делают большую мировую работу <...>. Сейчас работы Павлова, Ферсмана, Баха, Лазарева, Кольцова, Иоффе, Зелинского, Курнакова, Марра, Карпинского и очень многих других оказывают влияние на человеческую мысль». Вскоре Вернадскому пришлось убедиться в справедливости слов Ферсмана о том, что в Петрограде для научной работы возможности в десять раз больше, чем в Париже. После неудачных попыток получить длительную и масштабную финансовую поддержку для своих работ по биосфере Вернадский вернулся в Россию, уже усматривая в большевиках некую внутреннюю связь с русским народом.
...В 1931 г. АН СССР пригласила делегацию английских биологов и медиков, в составе которой был и один из главных создателей СТЭ Дж. С. Хаксли. В ходе поездки, которую организовал и курировал Н.И. Бухарин, Дж.С. Хаксли встретился со многими ведущими советскими дарвинистами, включая Н.И. Вавилова. По возвращении в Англию Хаксли не только подчеркивал, что Советская Россия имеет ряд преимуществ перед другими странами (в книге «Ученый в стране Советов»), но и принял участие в создании неправительственного Комитета по планированию науки. Другой архитектор СТЭ Дж.Г. Симпсон провел несколько месяцев в Москве в 1920-х гг., посвятив этому несколько страниц в своих воспоминаниях. Все они сочувственно относились к попыткам использовать биологию для рационального преобразования общества.
Понимая свою зависимость от государственного финансирования, биологи стремились к сотрудничеству с властями. Они обзаводились покровителями среди партийных лидеров, используя их в решении организационных и административных вопросов. Такими патронами для лауреата Нобелевской премии И.П. Павлова был член ЦК ВКП(б) Н.И. Бухарин, для Н.К. Кольцова - нарком здравоохранения Н.А. Семашко и нарком просвещения А.В. Луначарский, для Н.И. Вавилова - председатель Совнаркома до 1930 г. А.И. Рыков и управляющий делами Совнаркома Н.П. Горбунов, для В.И. Вернадского - секретарь ЦК ВКП (б), а с 1930 г. председатель Совнаркома В.М. Молотов. Ученые прекрасно понимали, что без подобной поддержки трудно добиваться нужных решений в Научно-техническом управлении ВСНХ, Главнауке Наркомпроса, в соответствующих структурах наркоматов здравоохранения и земледелия, созданных для руководства научно-исследовательскими и научно-учебными заведениями.
...В годы НЭПа ученые испытывали двойственные чувства по отношению к властям. С одной стороны, они были явно в привилегированном положении. У них были свои санатории, комиссии помощи ученым, секции научных работников. В среднем ученый, работая в двух - трех местах, получал в несколько раз больше учителя и рабочего. Настроенное на сотрудничество с интеллигенцией партийное руководство позволяло ученым объединяться в профессиональные союзы, научные общества и воздерживалось от прямого вмешательства в научную жизнь. Наукой управляли государственные чиновники, которые старались поддерживать нормальные рабочие отношения с крупными учеными, а Отделы агитации, пропаганды и печати в ЦК ВКП(б) непосредственно управляли лишь партийными школами и комвузами.
Глава третья. Начало диалектизации и нацификации биологии
Борьба за выживание, или «союз науки и труда»: неравный брак по расчету
...Ученым предлагали вступать в созданную летом 1921 г. Секцию научных работников, входившую в Союз работников просвещения. Но только к началу 1923 г., используя политику «кнута и пряника», и прежде всего, столь близкий российской интеллигенции лозунг «союза науки и труда», удалось прекратить бойкот научными работниками этой секции, руководимой партийными интеллигентами В.П. Волгиным, В.И. Невским, О.Ю. Шмидтом и др. На 1-ом Всероссийском съезде научных работников, состоявшемся 23-26 ноября 1923 г., в состав Центрального совета вошли Н.С. Державин, С.Ф. Ольденбург, Н.Я. Марр, А.Е. Ферсман, давно вставшие на путь сотрудничества с властями. Отделения Секции создавали во многих крупных городах РСФСР, столицах союзных республик. Только с сентября 1923 г. по октябрь 1926 г. количество членов Секции возросло с 8 000 до 13 500. Постепенно сфера деятельности Секции стала распространяться на всю страну.
Руководивший работой по организации Ленинградского отделения Секции В.А. Зеленко писал, что первый этап этой работы «проходил мучительно болезненно; обращение организационного бюро к научным работникам Ленинграда не встретило широкого отклика». По свидетельству В.А. Зеленко, организационное бюро приложило максимум усилий, чтобы первая конференция не провалилась. «Кое-какой успех был достигнут - Конференция представляла собою одну тысячу “организованных” научных работников Ленинграда. Но первый ее день принес новые огорчения, - он прошел под знаком большой безжизненности. Наблюдалось со стороны делегатов такое же выжидательное отношение, какое можно было констатировать и со стороны всей массы. И только на другой день, к заключительному аккорду, лед бурно тронулся, - после доклада тов. Зиновьева возник оживленный обмен мнениями, темой которого было отношение к существующему порядку вещей».
...В декабре 1924 г. Пленум Центрального совета Секции принял «Положение», согласно которому перед Секцией ставили задачу разработки «всех вопросов, касающихся профессиональных, материальных и правовых интересов научных работников, и содействия научно-учебной и научной жизни страны». В феврале 1927 г. Секция созвала II Всесоюзный съезд научных работников. На съезд прибыли 177 делегатов. Открывая съезд, Н.Я. Марр призывал ученых идти «в такт с шагами рабочего класса».
...Секция заботилась о снабжении деятелей науки продовольствием, одеждой и обувью, о повышении заработной платы сотрудникам научных учреждений и вузов, улучшении их жилищных условий и медико-санаторного обслуживания.
...О том, сколь сложен был путь налаживания сотрудничества крупных ученых с большевистским режимом, видно на примерах И.П. Павлова, оставшегося в Советской России, и В.И. Вернадского, вернувшегося на родину после пяти лет фактической эмиграции.
Их лояльность была необходима коммунистическим вождям, инициировавшим структурные и институциональные перестройки в науке с целью её всеобщей «советизации». Уже в 1923 г. провели реформу сельскохозяйственных опытных учреждений, призванную усилить практическую отдачу научных исследований и отделить прикладную науку от фундаментальной, сконцентрировав последнюю в элитных и хорошо финансируемых учреждениях.
...В отличие от Германии, где к моменту прихода нацистов к власти уже были организованы институты и кафедры расовой гигиены, антропологии и евгеники, большевикам с первых дней советской власти пришлось реализовывать планы ученых о создании лабораторий, институтов и кафедр по новейшим отраслям биологии, общебиологических и специализированных журналов, о переводе на русский язык сочинений современных западных биологов. Особое внимание уделяли эволюционной биологии и генетике, на которые возлагали большие надежды в преобразовании общества, сельского хозяйства и природы. Не случайно генетик и эволюционист Н.И. Вавилов в 1929 г. стал первым президентом ВАСХНИЛ. Возглавляемый Н.К. Кольцовым Институт экспериментальной биологии в Москве с 1917 г., основанные Ю.А. Филипченко кафедра экспериментальной биологии и генетики и Бюро по евгенике в Петрограде (1921), реорганизованное Н.И. Вавиловым Бюро по прикладной ботанике (1924), созданная Академией наук по предложению В.Л. Комарова Комиссия по экспериментальной биологии (1923), в которую входили И.П. Бородин, Д.Н. Насонов, И.П. Павлов, В.И. Палладин, А.Н. Северцов, В.М. Шимкевич, Н.И. Вавилов, Ю.А. Филипченко и др., положили начало созданию организационной базы для научных исследований советских биологов. Десятки научных институтов и учреждений биологического профиля возникли в системе ВАСХНИЛ.
Большинство новых институтов создавалось по инициативе ученых, которые разрабатывали проекты организации многих из них ещё до 1917 г. Создание сети небольших институтов, комиссий, бюро и лабораторий обеспечивало быстрое развитие науки благодаря множественным источникам финансирования. Мощный интеллектуальный потенциал отечественной науки, созданный в предреволюционные десятилетия, оказался востребованным только в 1920-е гг. Большевики покровительствовали, прежде всего, прикладным исследованиям, которые изымали из ведения политизированных вузов и реорганизовывали под наблюдением ВСНХ. Аналогичная политика Наркомздрава и Наркомзема в области медицины и сельского хозяйства вела к оживлению исследований. Но «буржуазные» ученые должны были воздерживаться от политической деятельности.
Ученые были нужны большевикам и для реализации их целей во внешней политике. Поддержка Академии наук, поездки ученых за границу и приглашения иностранных коллег считали важными для укрепления престижа советского правительства. Из биологов главным «полпредом» советской науки за рубежом вначале был Н.И. Вавилов, которого позднее сменил В.И. Вернадский.
Российские ученые вскоре оценили государственную поддержку своих исследований. Находясь за границей, Вернадский постоянно получал письма от своих друзей и учеников, которые с воодушевлением описывали благоприятные изменения для научных исследований в Советской России. Так, Я.В. Самойлов в конце 1922 - начале 1923 гг. не раз писал об увеличивавшемся притоке студентов-рабфаковцев, о способной молодежи, которая учится с энтузиазмом, о создании новых научно-исследовательских институтов и кафедр при Московском университете. Под влиянием писем учеников Вернадский пришел к выводу: «Сейчас результаты научной работы в пределах России очень велики и с ними приходится считаться здесь всем. Русские ученые, оставшиеся там (т. е. в Советской России - Э.К.), делали и делают большую мировую работу <...>. Сейчас работы Павлова, Ферсмана, Баха, Лазарева, Кольцова, Иоффе, Зелинского, Курнакова, Марра, Карпинского и очень многих других оказывают влияние на человеческую мысль». Вскоре Вернадскому пришлось убедиться в справедливости слов Ферсмана о том, что в Петрограде для научной работы возможности в десять раз больше, чем в Париже. После неудачных попыток получить длительную и масштабную финансовую поддержку для своих работ по биосфере Вернадский вернулся в Россию, уже усматривая в большевиках некую внутреннюю связь с русским народом.
...В 1931 г. АН СССР пригласила делегацию английских биологов и медиков, в составе которой был и один из главных создателей СТЭ Дж. С. Хаксли. В ходе поездки, которую организовал и курировал Н.И. Бухарин, Дж.С. Хаксли встретился со многими ведущими советскими дарвинистами, включая Н.И. Вавилова. По возвращении в Англию Хаксли не только подчеркивал, что Советская Россия имеет ряд преимуществ перед другими странами (в книге «Ученый в стране Советов»), но и принял участие в создании неправительственного Комитета по планированию науки. Другой архитектор СТЭ Дж.Г. Симпсон провел несколько месяцев в Москве в 1920-х гг., посвятив этому несколько страниц в своих воспоминаниях. Все они сочувственно относились к попыткам использовать биологию для рационального преобразования общества.
Понимая свою зависимость от государственного финансирования, биологи стремились к сотрудничеству с властями. Они обзаводились покровителями среди партийных лидеров, используя их в решении организационных и административных вопросов. Такими патронами для лауреата Нобелевской премии И.П. Павлова был член ЦК ВКП(б) Н.И. Бухарин, для Н.К. Кольцова - нарком здравоохранения Н.А. Семашко и нарком просвещения А.В. Луначарский, для Н.И. Вавилова - председатель Совнаркома до 1930 г. А.И. Рыков и управляющий делами Совнаркома Н.П. Горбунов, для В.И. Вернадского - секретарь ЦК ВКП (б), а с 1930 г. председатель Совнаркома В.М. Молотов. Ученые прекрасно понимали, что без подобной поддержки трудно добиваться нужных решений в Научно-техническом управлении ВСНХ, Главнауке Наркомпроса, в соответствующих структурах наркоматов здравоохранения и земледелия, созданных для руководства научно-исследовательскими и научно-учебными заведениями.
...В годы НЭПа ученые испытывали двойственные чувства по отношению к властям. С одной стороны, они были явно в привилегированном положении. У них были свои санатории, комиссии помощи ученым, секции научных работников. В среднем ученый, работая в двух - трех местах, получал в несколько раз больше учителя и рабочего. Настроенное на сотрудничество с интеллигенцией партийное руководство позволяло ученым объединяться в профессиональные союзы, научные общества и воздерживалось от прямого вмешательства в научную жизнь. Наукой управляли государственные чиновники, которые старались поддерживать нормальные рабочие отношения с крупными учеными, а Отделы агитации, пропаганды и печати в ЦК ВКП(б) непосредственно управляли лишь партийными школами и комвузами.