социально-политических кризисов первой половины ХХ века (между либерализмом, коммунизмом и национал-социализмом).
Глава третья. Начало диалектизации и нацификации биологии
Наука и глобальный послевоенный кризис
...Впервые же с фашизмом как с государственным строем научное сообщество
столкнулось в Италии, которая в годы Первой мировой войны воевала на стороне победившей Антанты. Далеко не все итальянские ученые безоговорочно приняли фашистскую идеологию. Многие эмигрировали в другие страны. Королевская академия деи Линчеи пыталась отстаивать свою независимость, выражала свое несогласие с политикой новой власти в области культуры. Б. Муссолини, нуждавшийся в научном учреждении, выполнявшем одновременно политико-идеологические и культурные функции, создал в 1926 г. Академию наук Италии и сам назначил первых ее 30 членов, в числе которых, кроме ученых, были государственные деятели и дипломаты. Позднее все другие академии (Академия деи Линчеи, Академия сорока) были присоединены к Академии Италии, то есть фактически ликвидированы.
Борьба за выживание, или «союз науки и труда»: неравный брак по расчету
...Академики одобрили действия С.Ф. Ольденбурга, который заявил, что не признает Военно-революционный комитет, явившемуся от его имени приват-доценту Петроградского университета, лингвисту Е.Д. Поливанову. 18 ноября 1917 г. состоялось экстраординарное заседание Общего собрания РАН, на котором президент А.П. Карпинский заявил, что происходящие события угрожают стране гибелью, и предложил подготовить протест, «чтобы РАН не молчала в такое исключительное время». Против обращения к интеллигенции резко выступил математик В.А. Стеклов, которого поддержал вице-президент, ботаник И.П. Бородин. Обозначилось расслоение научного сообщества: к сотрудничеству с большевиками была готова часть естествоиспытателей, представителей точных и технических наук, а гуманитарии и философы, в целом, были резко против, предчувствуя, что при новом строе им не будет места.
В отчетном докладе С.Ф. Ольденбурга за 1917 г. сказано: «Россия стала на край гибели». Вскоре стали раздаваться официальные призывы уничтожить прежние научные учреждения «как совершенно ненужные пережитки ложноклассической эпохи развития классового общества». Их авторы были убеждены: «Коммунистическая наука мыслима лишь как общенародное, коллективное трудовое жизненное дело, а не как волхование в неприступных святилищах, ведущее к синекурам, развитию классовой психологии жречества и сознательного или добросовестного шарлатанства».
Ученые использовали все легальные пути давления: принятие антисоветских резолюций, коллективное заявление в печати о непризнании новой власти, письма-протесты. ЦК партии кадетов стал координирующим органом акций сопротивления, предостерегая ученых от всяческих контактов с руководителями наркомата просвещения А.В. Луначарским и М.Н. Покровским. В организации сопротивления большевикам активно участвовали палеонтолог Н.И. Андрусов, биогеохимик В.И. Вернадский, геолог А.Е. Ферсман и другие. 16 ноября было опубликовано воззвание членов Временного правительства к гражданам «защитить Учредительное собрание». В ответ правительство отдало приказ об аресте «подписантов», в том числе и Вернадского. Он вынужден был уехать на юг, где впоследствии участвовал в создании ряда научных учреждений.
...Многие из биологов постарались эмигрировать за границу или попасть на территории, контролируемые белыми властями. Часть академического сообщества примкнула к антисоветским движениям, войдя в состав различных правительств и комитетов в ряде регионов распадавшейся России. Другие, как корреспондент РАН, цитолог и евгеник Н.К. Кольцов, входили в состав разного рода антисоветских организаций типа «Союза возрождения России» или «Национального центра». Часть будущих диалектизаторов биологии служила в белой армии: К.М. Быков, провозглашенный в 1950 г. лидером советской физиологии, служил в армии Колчака
...Даже ученые, ставшие на путь сотрудничества с большевиками в первые годы советской власти, не верили в их окончательную победу. Скорее доминировала мысль о скорой и бесславной кончине их авантюры. По воспоминаниям А.С. Изгоева, сперва к ним относились скорее полуиронически. О неизбежном крахе социального эксперимента, для которого он бы пожалел даже лягушки и который неизбежно ведет к культурной гибели России, не раз заявлял И.П. Павлов.
Дневники и письма ученых в те годы переполнены быстро сменяющимися надеждами, что скоро порядок наведут немцы, поляки, союзники, разнообразные правительства белых. Но все надежды на иной сценарий развития событий оказались тщетными. Теперь надо было готовиться к долгосрочному правлению большевиков и объяснить себе и близким, ради чего они согласились примириться с ним. Не раз к этим вопросам обращался в своих дневниках и письмах В.И. Вернадский. Пережив поражение Добровольческой армии и паническое бегство её остатков за рубеж, Вернадский пришел к выводу, что только наука обеспечит создание общества, соответствующего законам эволюции биосферы. Желанной для него становится власть, обеспечивающая стабильность и создающая условия для развития науки и внедрения изобретений в производство. К тому же процветающую Россию он видел как единое и мощное государство и все чаще задумывался о том, что из действовавших сил лишь «государственное творчество» большевиков может обеспечить территориальную целостность страны. В речах В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого Вернадский ощущает силу, отсутствующую в лагере белых. Его не пугают мысли о принудительном труде как неотъемлемой черте социализма. Более того, он полагает, «что в принципе советская организация (идеал синдикализма) есть правильная», так как только жесточайшим насилием можно «вновь обуздать взбунтовавшегося коня», т. е. народ, который он в сердцах называл «пьяными свиньями», «невежественными, дикими, пьяными каннибалами», «ленивыми, невежественными животными» и т. п. По мнению Вернадского, «все силы должны быть направлены на охрану научной, творческой работы. Надо приспособиться к среде, строя свое, может быть, даже ей недоступное по сути». Сохранение и развитие науки было для него залогом и доказательством «роста и силы будущего России».
...На место отмененного военного коммунизма «оказался введенным не настоящий капитализм, а хозяйственно-социальный строй, представляющий смесь всех отрицательных сторон капитализма (спекуляция, хищничество, шакализм, контрасты голода и роскоши и т. п.) без его положительных организационно-производственных функций и всех отрицательных сторон деспотического коммунизма (тирания, опека, бесправие, подавление стимулов к труду и т. д.) без его положительных сторон (уничтожение неравенства, эксплуатации и т. д.)»*. Власть развратила и верхушку коммунистов, забывших, ради чего свершалась революция.
В коммунисты, по словам В.А. Стеклова, «полезли каторжники, хулиганы, бывшие царские приспешники, которым ни до каких идей нет ни малейшего дела; их задача - поживиться, когда угодно и как угодно»**.
* Сорокин П.А. Россия после НЭПа (К 5-летнему юбилею Октябрьской революции) //
Вестн. РАН. 1992. № 2. С. 129-138; № 3. С. 69-82.
** Стеклов В.А. Переписка… С. 286.
...В январе 1921 г. … Д.И. Шаховской писал В.И. и Н.Е. Вернадским, что до краев полон ощущением «совершающихся вокруг великих процессов жизни». Он убежден: «Так значительно это переживаемое нами время и такое оно благодатное для себя или лучше для оплодотворения готового воспринять все благое и действительно народного духа. Надо смело приступать к творческой работе всем, кто сознательно жил и вынес из этой жизни прочно уверенное понимание окружающей жизни». Спустя пять лет Шаховской утверждал: «Наряду с разрушением революция несет огромные новые возможности». Идеологически не приняв революцию, ученые не встали на путь саботажа и решили продолжать исследования.
Уже за границей бывший царский генерал-лейтенант и бывший академик В.Н. Ипатьев, без сомнений надевший красноармейскую гимнастерку с ромбами в петлицах и много сделавший для победы большевиков, писал, что можно было не соглашаться с идеями большевиков и считать их лозунги утопическими, но нельзя отрицать, «что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 года, проведенный Лениным и Троцким, обусловил собою спасение страны, избавив её от анархии и сохранив в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны».
В эмиграции Л.П. Карсавин также уверял, что «большевики сохранили государственность», «без них разлилась бы анархия и Россию расхватали бы по кускам».
...Уже в 1920 г. Н.В. Устрялов, профессор Харбинского юридического факультета, доказывал, что большевики победили, так как защищали единство и целостность России, а белые со своей национальной идеей оказались неразрывно связаны в сознании народа с интервентами. Поэтому сотрудничество с ними - «сплошная ошибка, вовне представляющаяся преступлением». Провозглашая здравицы «Советской России», Устрялов звал интеллигенцию к «подвигу сознательной жертвенной работы» во имя будущего России, поскольку только таким образом можно заставить большевизм, непобежденный силой оружия, «эволюционно изживать себя в атмосфере гражданского мира». Аналогичные идеи звучали и в документе «Что делать после крымской катастрофы», опубликованном в то же время профессором П.Н. Милюковым от имени Парижского комитета партии кадетов. Однако эти идеи не получили широкой поддержки среди эмигрантов. С подозрением к ним отнеслись и большевики, причислив Н.В. Устрялова к «откровенным врагам».