«Об уме» (1758)
Рассуждение IIΙ. Об уме
Глава IV. О неодинаковой способности внимания
...Но, возразят мне, почему же так мало знаменитых людей? Потому что учение представляет некоторую трудность, потому что для победы над отвращением к науке надо, как я уже указывал, быть одушевленным страстью.
В раннем детстве достаточно страха наказания, чтобы заставить детей учиться; но в более позднем возрасте, когда человек уже не чувствует над собой власти этого наказания, он способен добровольно переносить утомление от прилежания, только побуждаемый к тому какой-нибудь страстью, как, например, желанием прославиться. Тогда сила нашего внимания соразмерна силе нашей страсти. Посмотрим на детей: их успехи в изучении родного языка более одинаковы, чем при изучении чужого языка; это происходит потому, что к изучению первого их побуждают почти одинаковые потребности, как-то любовь к лакомствам, любовь к играм, желание сообщить о своих желаниях и отвращениях, а приблизительно равные потребности должны вызывать и приблизительно равные результаты. Напротив, успехи при изучении иностранных языков зависят и от метода преподавания учителей, и от страха, внушаемого ими ученикам, и от интереса родителей в занятиях детей; понятно, что успехи, зависящие от столь разных причин, действующих и сочетающихся различно, должны быть чрезвычайно неравными. Отсюда я заключаю, что большое неравенство ума людей зависит, может быть, от неодинакового желания их учиться. Но, скажут мне, это желание есть действие страсти, а так как большая или меньшая сила наших страстей зависит от нашей природы, то, следовательно, ум надо рассматривать как дар природы.
Глава V. О силах, воздействующих на нашу душу
Только опыт может указать нам, каковы эти силы. Он учит нас, что лень прирождена человеку, что внимание его утомляет и оно ему неприятно*, что он непрестанно устремляется к покою, как тела́ к центру, что, будучи непрестанно привлекаем к этому центру, он и остался бы в нем, если бы не был непрестанно отталкиваем двумя силами, уравновешивающими в нем лень и косность, из которых одна возбуждается сильными страстями, другая - отвращением к скуке.
Скука представляет гораздо более общий и могущественный двигатель, чем это обыкновенно думают. Из всех страданий она, конечно, наименьшее, но все же она к ним принадлежит.
* Готтентоты не хотят ни рассуждать, ни думать. «Размышление, - говорят они, - это бич жизни». Сколько готтентотов имеется среди нас! Эти люди целиком предаются лености: чтобы избежать каких-либо забот и хлопот, они отказывают себе во всем, без чего только можно обойтись. Караибы обладают таким же отвращением к размышлению и труду; они скорее умрут от голода, чем испекут себе хлеб или вскипятят воду. Всю работу производят их жены; сами они работают только через день по два часа, обрабатывая землю; остальное время они мечтают в своих гамаках. Если вы захотите купить у них постель, они дешево продадут вам ее утром, не утруждая себя мыслью о том, что она им понадобится вечером.
...Мы желали бы, чтобы постоянно новые ощущения напоминали нам о нашем существовании, ибо всякое такое напоминание доставляет нам удовольствие. Вот почему дикарь, как только он удовлетворит свои потребности, бежит на берег реки, ибо быстрая смена волн, надвигающихся друг на друга, дает ему ежеминутно новые впечатления; вот почему и мы предпочитаем зрелище движущихся предметов зрелищу предметов неподвижных; вот почему существует поговорка: «Огонь составляет нам компанию», т. е. он отвлекает нас от скуки.
...В самом деле, если впечатления тем приятнее, чем они ярче, и если продолжительность ощущения притупляет его яркость, то мы должны жадно стремиться к новым ощущениям, возбуждающим в нашей душе удовольствие своей неожиданностью: поэтому художники, желающие нравиться нам и возбуждать в нас такого рода ощущения, должны, после того как они отчасти исчерпают красивые сочетания, заменить их оригинальными, которые мы предпочитаем красивым, потому что они производят на нас новое и, следовательно, более яркое впечатление. Вот причина упадка вкуса у цивилизованных народов.
...Таковы, если осмелюсь так выразиться, деятельные и инертные силы, воздействующие на нашу душу. Повинуясь этим двум противоположным силам, мы вообще желаем быть в движении, не подвергая себя труду двигаться; по этой же причине мы хотели бы все знать, не давая себе труда учиться; поэтому же люди больше подчиняются мнению, чем рассудку, который во всех случаях требует от нас утомительной проверки, и, вступая в свет, воспринимают безразлично как истинные, так и ложные идеи, навязываемые им*; поэтому, наконец, человек, который рабски следует за мнением общества, которого прилив пли отлив предрассудков несет то к мудрости, то к глупости и который случайно бывает то умным, то глупым, является в глазах мудреца одинаково безумным, поддерживает ли он истину или ошибается. Такой человек подобен слепому, называющему наугад цвета представленных ему предметов.
* Людское легковерие есть отчасти результат лености. Человек привык верить какой-нибудь нелепице; он подозревает ложность ее, но, чтобы увериться в этом вполне, ему пришлось бы подвергнуть себя утомительному исследованию; но он хочет избавить себя от этого и потому предпочитает верить, а не исследовать. В таком душевном состоянии всякие доказательства ложности данного мнения кажутся нам неубедительными. Нет таких рассуждений или измышлений, которым мы тогда не поверили бы. …