Введение к: Бинсвангер Л. Сон и существование (1954)
…
Пространство - знак моей беспомощности.
…
Г-н Минковски описал такое темное пространство, в которое вторгаются галлюцинаторные голоса и одновременно смешивается далекое и близкое. В этом полуночном мире пространственная импликация устанавливается не по закону рядоположения, но согласно специфическим модальностям обволакивания или слияния. В этом случае пространство утрачивает функцию упорядочивания или разделения, оно - лишь движение фигур и звуков, оно следует за их притоком и оттоком.
Наряду с этим полуночным пространством можно, вслед за Минковски, проанализировать ясное пространство, которое простирается перед субъектом, ровное и социализированное пространство, где я переживаю в модусе активности все вариации моих перемещений и где у каждой вещи есть свое определенное место, связанное с ее функцией и ее предназначением. Вообще, пространству темноты в корне противостоит пространство чистой освещенности, где любые измерения, кажется, могут одновременно и фиксироваться, и упраздняться, где все вещи, кажется, обретают свое единство не в смещении мимолетных проявлений, но в проблеске представляющегося взгляду целостного присутствия.
…
Горизонтальная оппозиция близкого и далекого представляет время лишь в хронологии пространственной прогрессии; время развертывается там лишь между точкой отсчета и пунктом назначения, оно исчерпывается движением, и если оно возобновляется, то в форме повторения, возвращения и нового витка. В этом экзистенциальном направлении время по сути ностальгично; оно стремится замкнуться на себе самом, чтобы при возобновлении восстановить отношения со своими собственными истоками; время эпопеи циркулярно и итеративно. В оппозиции света и мрака время также не есть подлинная темпоральность: в этом случае речь идет о ритмическом и колеблющемся времени, сезонном времени, где отсутствие - это всегда обещание возвращения, а смерть - залог воскрешения.
В движении взлета и падения мы, напротив, можем схватить темпоральность в ее исходном смысле.