Произведения 1856-1869 гг.
Комментарии (В. Ф. Саводник)
«Дворянское семейство». «Практический человек».
...Эта заметка интересна в том отношении, что она заключает в себе намек на то лицо, которое послужило автору прототипом для князя Валерьяна: это - его любимый брат, Николай Николаевич Толстой, с которым Лев Николаевич был особенно близок, и который имел на него, по его собственному признанию, самое благотворное нравственное влияние. Все лица, близко знавшие Н. Н. Толстого (Тургенев, Фет, сам Лев Николаевич), единогласно характеризуют его, как человека необыкновенной душевной чистоты, скромности и деликатности; наделенный от природы даром тонкой наблюдательности и остроумия, он был прекрасным рассказчиком, и Тургенев говорил про него, что у Николая Толстого были все качества для того, чтобы стать отличным писателем, но не было необходимых для этого недостатков, в роде желания выдвинуться и обратить на себя внимание.
«Дядюшкино благословение». «Свободная любовь».
...Характерной чертой Толстого, особенно резко проявлявшейся в молодые годы, была его антипатия к радикальным теориям. Григорович в своих воспоминаниях рисует сцену, происшедшую на одном из обедов в редакции «Современника», когда Толстой, услыхав похвалы новому роману Жорж Занд, не выдержал и, несмотря на предварительное предупреждение Григоровича не касаться вопросов, связанных с именем и произведениями Жорж Занд, на товарищеских собраниях «Современника», резко объявил себя ненавистником французской романистки, прибавив, что героинь ее, если бы они существовали в действительности, следовало бы, ради назидания, привязывать к позорной колеснице и возить по петербургским улицам. Это выступление Толстого было тем более неуместно, что хозяйкой редакционных обедов «Современника» была небезызвестная Авдотья Яковлевна Панаева, бывшая жена И. И. Панаева, с которым она в это время уже разошлась, став женою Некрасова: это была женщина, всецело усвоившая себе жорж-зандовские идеи. Возможно, что некоторые черты главной героини «Свободной любви» были описаны именно с нее, между тем как добродушный И. И. Панаев мог послужить автору моделью для изображения типа снисходительного и покладистого мужа. Одна мелкая деталь делает такое предположение довольно вероятным, а именно: при описании обстановки будуара Лидии Толстой замечает: «на маленьком диване лежит ньюфаундлендская собака». Эта маленькая подробность живо напоминает обстановку квартиры Некрасова, любимые собаки которого, как страстного охотника, пользовались привилегией лежать на дорогом ковровом диване и нередко даже затаскивали и грызли на нем кости, так что аккуратный Гончаров, по словам П. И. Ковалевского, избегал садиться на него; впрочем, не желая, вероятно, подчеркивать отмеченное сходство, Толстой вычеркнул из описания обстановки указанную подробность и заменил собаку на диване безразличной клеткой с попугаем.
«Зараженное семейство»
...Однако вопрос о постановке пьесы на сцену оказался вовсе не таким простым, каким он представлялся автору; нужно было провести комедию через цензуру, получить разрешение театральной дирекции, разучить и прорепетировать ее, - всё это требовало времени, а между тем театральный сезон уже подходил к концу. Эта задержка очень огорчила Толстого: С. А. Толстая в своих неизданных записках рассказывает, между прочим, что, когда Толстой, пригласивший на чтение своей комедии Островского, выразил сожаление, что комедия не будет поставлена в текущем году, когда интерес ее является особенно современным, то Островский, улыбаясь, сказал на это: «А ты боишься, что за год поумнеют?» - Впрочем, самому Островскому комедия Толстого не понравилась, и хотя он, очевидно щадя авторское самолюбие, заметил только, что в пьесе «мало действия и что ее надо обработать», но в одновременном письме к Некрасову от 7 марта 1864 г. он резко выразил свое мнение в следующих словах: «Когда я еще только расхварывался, утащил меня к себе Л. Н. Толстой и прочел мне свою новую комедию: это такое безобразие, что у меня положительно завяли уши от его чтения».
...За исключением супругов Усманцевых, получивших однако другую фамилию, и студента, являющегося, очевидно, в этом первоначальном замысле единственным носителем нигилистической заразы, - все остальные персонажи, приведенные в отрывке, отпали при дальнейшей обработке комедии; да и личность студента-нигилиста подверглась значительному изменению; в отрывке - это поляк (Толстой, очевидно, в этот момент усвоил себе точку зрения Каткова и других публицистов реакционного лагеря, сводивших русский «нигилизм» к польской интриге); в более поздних редакциях он превратился в представителя разночинной интеллигенции, в семинариста, в выходца из «духовного звания», к которому принадлежали в 60-ых гг. многие видные представители радикального лагеря, как Чернышевский, Добролюбов, Щапов и др.