Из старенького. Остановка в пути
Давненько я не путешествовал на собачьих упряжках. В последний раз в 2009 году, пожалуй. А ведь когда-то это было обычное экспедиционное транспортное средство.
Особенно я любил весенние поездки, именно в такое время, как сейчас - в апреле и начале мая. Уже тепло, нет сильных ветров, световое время с каждым днем все продолжительней, скоро полярный день. Вспомнилась заброска из Инчоуна на нерпичий промысел в Кенишхун, где когда-то находилось село Дежнево. Было это в 1988 году.
В начале мая у побережья Чукотского моря еще стоял обширный припай, и местным чукчам-зверобоям нужно было преодолеть до 10 и более километров по льду до кромки, где в заприпайной полынье можно было добыть тюленя. Но в Беринговом проливе, на берегу которого находился Кенишхун, припай уже начал вскрываться, и удобных для охоты трещин и разводий было немало в каком-то километре-двух от берега. Поэтому каждую весну охотники из Инчоуна и Уэлена приезжали на промысел в это удобное для охоты место. От старого села Дежнево остались две избы, которые служили охотникам для постоя. Передо мной стояла задача разобраться, какие виды тюленей там добывают, какого пола, каких размеров, собрать когти и зубы для определения возраста.
От Инчоуна до Кенишхуна чуть более 50 км пути. Чтобы не утомлять собак, мы договорились с одним из каюров, Вовой Гувалином, что я выйду пешком, а часов в пять утра он меня догонит и подвезет на упряжке. Ночь была тихой, небо безоблачным, а из вещей у меня только «Ермак», набитый сменной одеждой, небольшим запасом продуктов и металлическим кофром с фотоснайпером. В небе острыми лучами сверкали кристаллы звезд, под лахтачьими подошвами камусных торбазов скрипел снег. Я выбирал путь между грядой торосов и береговыми скалами и наслаждался дорогой.
Я прошел километров 15 вдоль береговых скал мыса Инчоун и вышел на лед Уэленской лагуны, когда меня догнал аргиш из нескольких упряжек. Вова притормозил, забив остол между копыльями нарты. Мы привязали мой рюкзак, Вова крикнул: «Тагам!», собаки рванулись с места, и я запрыгнул на нарту. Эх, до чего же хорошо было ехать по ровному плотному насту! Скрип снега под деревянными полозьями, жаркое дыхание тружениц-собачек, да редкие команды каюра «Так-так! (направо)», «Сте-сте! (налево)». Больше ничто не нарушает тишину полярного утра. Не то, что ревущий мотор снегохода.
Иной раз, на крутом подъеме или неожиданном препятствии в виде небольшого ропака приходится вскакивать с нарт и бежать рядом, чтобы облегчить работу собакам. Тут главное, не отпускать деревянную дугу или край нарт, чтобы не отстать от упряжки и, как только собаки минуют трудный участок, вновь запрыгнуть в нарты.
В нашей упряжке 12 собак, запряженных цугом. Сзади два крепких пса-«коренника», на которых приходятся основные тягловые усилия, в середине костяк упряжки, где вместе с опытными собаками бегут и молодые, которые только осваивают свою работу. А впереди - самый умный пес, «передовик», который хорошо разбирается в выборе направления, знает, на какие следы и запахи ориентироваться ночью и во время пурги, и чутко реагирует на все команды каюра, поворачивая за собой весь собачий экипаж. Причем часто роль вожака выполняет опытная сука. Вот упряжка наткнулась на свежий след белого медведя, псы заволновались, на бегу вонзая влажные носы в пахнущий зверем снег. Но передовик оглянулся на хозяина, понял, что сейчас не до медведя, и удержал правильное направление, не дав упряжке развернуться по следу.
Мы приближаемся к Кенишхуну, но собаки притомились, тем более что мы выехали на участок кочковатой тундры. Они замедлили движение, а пара молодых в середине упряжки стали изображать нестерпимое желание опорожнить кишечник, то и дело присаживались на снег и тормозили упряжку, а то и путались в постромках. После пары таких демонстраций бежавший рядом матерый пес на бегу зарычал и обозначил агрессивный выпад на лентяя. Тогда Вова остановил упряжку и, разобрав спутавшуюся упряжь, пару раз ткнул остолом ленивых хитрецов. Те повизжали, но «бастовать» прекратили. Видя, что собачки устали, Вова стал приговаривать «Тагам, рай, рай, ярангат» (вперед, скоро дома будем). Услышав такое заверение хозяина, собачки приободрились и рванули побыстрей.
Но вот на заснеженном горизонте возникает черная точка промысловой избы. Слабый ветерок тянет к нам запах дыма из печки, которую затопили опередившие нас каюры. Собаки забыли про усталость и лихо подбегают к дому под приветственное гавканье ранее прибывших коллег. «Э-э-э!», - протяжно останавливает упряжку Вова, втыкает остол в снег между копыльев, и начинает распрягать собак. А я отвязываю с нарты ящик с вельхкопальгыном и рублю его на широкой деревянной чурке. Собачки отлично поработали сегодня, и их нужно незамедлительно покормить.
Особенно я любил весенние поездки, именно в такое время, как сейчас - в апреле и начале мая. Уже тепло, нет сильных ветров, световое время с каждым днем все продолжительней, скоро полярный день. Вспомнилась заброска из Инчоуна на нерпичий промысел в Кенишхун, где когда-то находилось село Дежнево. Было это в 1988 году.
В начале мая у побережья Чукотского моря еще стоял обширный припай, и местным чукчам-зверобоям нужно было преодолеть до 10 и более километров по льду до кромки, где в заприпайной полынье можно было добыть тюленя. Но в Беринговом проливе, на берегу которого находился Кенишхун, припай уже начал вскрываться, и удобных для охоты трещин и разводий было немало в каком-то километре-двух от берега. Поэтому каждую весну охотники из Инчоуна и Уэлена приезжали на промысел в это удобное для охоты место. От старого села Дежнево остались две избы, которые служили охотникам для постоя. Передо мной стояла задача разобраться, какие виды тюленей там добывают, какого пола, каких размеров, собрать когти и зубы для определения возраста.
От Инчоуна до Кенишхуна чуть более 50 км пути. Чтобы не утомлять собак, мы договорились с одним из каюров, Вовой Гувалином, что я выйду пешком, а часов в пять утра он меня догонит и подвезет на упряжке. Ночь была тихой, небо безоблачным, а из вещей у меня только «Ермак», набитый сменной одеждой, небольшим запасом продуктов и металлическим кофром с фотоснайпером. В небе острыми лучами сверкали кристаллы звезд, под лахтачьими подошвами камусных торбазов скрипел снег. Я выбирал путь между грядой торосов и береговыми скалами и наслаждался дорогой.
Я прошел километров 15 вдоль береговых скал мыса Инчоун и вышел на лед Уэленской лагуны, когда меня догнал аргиш из нескольких упряжек. Вова притормозил, забив остол между копыльями нарты. Мы привязали мой рюкзак, Вова крикнул: «Тагам!», собаки рванулись с места, и я запрыгнул на нарту. Эх, до чего же хорошо было ехать по ровному плотному насту! Скрип снега под деревянными полозьями, жаркое дыхание тружениц-собачек, да редкие команды каюра «Так-так! (направо)», «Сте-сте! (налево)». Больше ничто не нарушает тишину полярного утра. Не то, что ревущий мотор снегохода.
Иной раз, на крутом подъеме или неожиданном препятствии в виде небольшого ропака приходится вскакивать с нарт и бежать рядом, чтобы облегчить работу собакам. Тут главное, не отпускать деревянную дугу или край нарт, чтобы не отстать от упряжки и, как только собаки минуют трудный участок, вновь запрыгнуть в нарты.
В нашей упряжке 12 собак, запряженных цугом. Сзади два крепких пса-«коренника», на которых приходятся основные тягловые усилия, в середине костяк упряжки, где вместе с опытными собаками бегут и молодые, которые только осваивают свою работу. А впереди - самый умный пес, «передовик», который хорошо разбирается в выборе направления, знает, на какие следы и запахи ориентироваться ночью и во время пурги, и чутко реагирует на все команды каюра, поворачивая за собой весь собачий экипаж. Причем часто роль вожака выполняет опытная сука. Вот упряжка наткнулась на свежий след белого медведя, псы заволновались, на бегу вонзая влажные носы в пахнущий зверем снег. Но передовик оглянулся на хозяина, понял, что сейчас не до медведя, и удержал правильное направление, не дав упряжке развернуться по следу.
Мы приближаемся к Кенишхуну, но собаки притомились, тем более что мы выехали на участок кочковатой тундры. Они замедлили движение, а пара молодых в середине упряжки стали изображать нестерпимое желание опорожнить кишечник, то и дело присаживались на снег и тормозили упряжку, а то и путались в постромках. После пары таких демонстраций бежавший рядом матерый пес на бегу зарычал и обозначил агрессивный выпад на лентяя. Тогда Вова остановил упряжку и, разобрав спутавшуюся упряжь, пару раз ткнул остолом ленивых хитрецов. Те повизжали, но «бастовать» прекратили. Видя, что собачки устали, Вова стал приговаривать «Тагам, рай, рай, ярангат» (вперед, скоро дома будем). Услышав такое заверение хозяина, собачки приободрились и рванули побыстрей.
Но вот на заснеженном горизонте возникает черная точка промысловой избы. Слабый ветерок тянет к нам запах дыма из печки, которую затопили опередившие нас каюры. Собаки забыли про усталость и лихо подбегают к дому под приветственное гавканье ранее прибывших коллег. «Э-э-э!», - протяжно останавливает упряжку Вова, втыкает остол в снег между копыльев, и начинает распрягать собак. А я отвязываю с нарты ящик с вельхкопальгыном и рублю его на широкой деревянной чурке. Собачки отлично поработали сегодня, и их нужно незамедлительно покормить.