Действие четвертое «Путями арктических первопроходцев»
Ну, новогоднее веселье подходит к концу... Продолжим нашу мистерию о море Лаптевых.
Вечерело... Чем дальше на север продвигался «Таймыр», тем сильней сгущались облака
У меня дома хранятся подшивки журналов «Вокруг света» 1920-х гг. Я люблю листать и перечитывать тонкие пожелтевшие страницы. В одном из номеров я как-то давно наткнулся на сообщение о гибели Никифора Алексеевича Бегичева, известнейшего полярного моряка, который в 1900-1902 гг. в чине боцмана участвовал в исследованиях Новосибирских островов на шхуне «Заря». Он вместе с бароном Э.В. Толлем пытался достичь берегов мифической Земли Санникова, а после гибели барона и его спутников принял участие в знаменитой спасательной экспедиции, которой руководил сам А.В. Колчак, будущий знаменитый адмирал, которому Бегичев как-то спас жизнь...
Судьба Бегичева очень заинтриговала меня когда-то. В моем «Вокруг света» было написано, что Бегичева убили на зимовке охотники-промысловики во время ссоры. Это произошло уже в 1927 году на Таймыре. Как известный моряк в советское время оказался среди охотников на песца? Оказывается, после русско-японской войны, где Бегичев служил на миноносце и участвовал в обороне Порт-Артура, он ушел с флота и переселился на Таймыр, где стал заниматься пушным промыслом, а также участвовал во множестве экспедиций и спасательных партий, организуя эвакуацию на оленьих упряжках моряков с затертых льдами судов, разыскивая пропавших спутников Амундсена... Позже, все же выяснилось, что Бегичев умер от цинги, а журнальная статья, которую я читал, возвела на таймырских промысловиков напраслину.
В 1908 году в Хатангском заливе он открыл два острова, которые ныне на картах носят его имя: Большой и Малый Бегичев. На острове Большой Бегичев еще в 1930-е гг. было зарегистрировано лежбище моржей, и мы уговорили капитана пройти рядом с островом. К сожалению, «Таймыр» приблизился на расстояние нормальной видимости значительно севернее мыса Олений, где могло быть лежбище. Впрочем, ни одного моржа в окрестностях острова мы не увидели, поэтому я думаю, что лежбище не действовало в эти дни...
Сквозь туман проглядывает остров Большой Бегичев
Чем ближе к выходу из Хатангского залива мы продвигались, тем сильнее стягивались над нами свинцовые облака, а вскоре все вокруг закрыло ночной дымкой. Теплоход встал на якорь рядом с берегом острова Большой Бегичев, который еле проглядывал в тумане. В каких-то 15 километрах к северу от нас находился остров Преображения, где еще до войны, да и позже, действовала полярная станция, и там также неоднократно действовало лежбище моржей. Этот остров имел высокие скалистые берега, что большая редкость в здешних местах, поэтому на нем гнездились морские птицы, образуя «птичий базар». Увы, попытки уговорить капитана на подход к этому острову были безуспешны... Он объяснял это тем, что Преображения, как, впрочем, и Бегичев, это уже территория Якутии, и Красноярское пароходство не дает добро на плавание в якутских водах... Так нам и не удалось посетить этот остров, открытый Василием Прончищевым и названный Харитоном Лаптевым в 1736 году.
К утру туман немного рассеялся, и мы двинулись на северо-запад, по направлению к самой северной точке Евразии - мысу Челюскин. Густая низкая облачность без малейших просветов нависла над нами до самого конца путешествия. Изредка рядом с «Таймыром» появлялись серебристые чайки и кайры, которые явно залетали сюда с острова Преображения. Таймырское побережье моря Лаптевых выглядело скучноватым и однообразным, особенно, по сравнению со скалистой восточной Чукоткой. Береговые обрывы над узкими галечными пляжами были сложены из рыхлых пород. Я не увидел ни одного скального обнажения, несмотря на то, что в некоторых местах обрывы достигали высоты в несколько сотен метров. Конечно, на таких осыпающихся грязных склонах птицам гнездиться некомфортно. Особенно высокими были обрывы у мыса Цветкова, где ландшафт изредка разнообразили обширные снежники-перелетки. Я так и не нашел, в честь кого и когда этот мыс получил свое название. Может, кто из читателей подскажет? Однако, несмотря на унылость здешних берегов для зоолога, геологи считают район мыса Цветкова выдающимся местом и внесли его в список геологических памятников России!
Берег в районе мыса Цветкова
Наконец, к вечеру следующего дня мы вошли в бухту Марии Прончищевой. Именно здесь располагалось самое известное таймырское лежбище лаптевских моржей. Бухта была открыта во время Великой Северной экспедиции лейтенантом флота Василием Васильевичем Прончищевым в 1736 году. В экспедиции его сопровождала жена - Татьяна. Это первая женщина - участница полярных путешествий. Оба супруга не пережили экспедицию и умерли в устье якутской реки Оленек... В 1913 году участники Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана назвали мыс, ограничивающий бухту с севера мысом Прончищевой, увековечив имя героической женщины (ныне полуостров Марии Прончищевой). При составлении карт в 1920-х гг. произошла путаница, и вместо имени «Татьяна», на картах появилась «Мария Прончищева». Досадная ошибка до сих пор не исправлена.
Вот как через несколько лет описал бухту другой участник Великой Северной экспедиции Харитон Лаптев (один из братьев, в честь которых и названо это море): «В параллеле 75° 15' ширины из моря в берег состоит губа, которая усмотрена и описана в 1740 году, на устьи не шире 3-х верст. Потом, заворотяся, к северу пошла, и где ея вершина, за дальностию не изведана. По сей губе всегда в лете носит лед полною водою без очищения. Собою сея губа глубока». И вправду, хитрыми извивами бухта глубоко вдавалась в материк. Ее можно было бы назвать фьордом, если бы ее окружали скалы. Но берега бухты были столь же низкими, грязными и унылыми, как и все предыдущее виденное нами побережье. Вообще-то, похоже, что такой относительно низменный рыхлый берег тянется вдоль всего арктического побережья морей Лаптевых и Восточно-Сибирского вплоть до Чукотки. Нечто похожее я видел на острове Айон и полуострове Кыттык в Чаунской губе, а судя по фотографиям, аналогичное строение берега на Новосибирских островах, да и всюду между Чаунской губой и Таймыром... Не очень-то радует глаз береговая черта. Представляю, насколько серьезным психологическим испытанием для мореходов 18 века была Великая Северная экспедиция, длившаяся в этих краях без малого 8 лет!
Крест на могиле погибшего полярника в бухте Марии Прончищевой
Еще 20-30 лет назад в окрестностях бухты работала полярная станция, жила семья охотника-промысловика. Да и на других участках побережья охотники промышляли песца. Одним из последних промысловиков был и инспектор заповедника Виталий, который много рассказывал о своих зимовках в районе мыса Цветкова в начале 1990-х гг. Но спрос на меха пропал, метеорологические наблюдения оказались ненужными... И ныне вся береговая линия стала безлюдной. Лишь полуразрушенные избушки, попадавшиеся на глаза во время нашего прибрежного плавания, напоминали о былых временах освоения лаптевского побережья...
Продолжение следует...
Вечерело... Чем дальше на север продвигался «Таймыр», тем сильней сгущались облака
У меня дома хранятся подшивки журналов «Вокруг света» 1920-х гг. Я люблю листать и перечитывать тонкие пожелтевшие страницы. В одном из номеров я как-то давно наткнулся на сообщение о гибели Никифора Алексеевича Бегичева, известнейшего полярного моряка, который в 1900-1902 гг. в чине боцмана участвовал в исследованиях Новосибирских островов на шхуне «Заря». Он вместе с бароном Э.В. Толлем пытался достичь берегов мифической Земли Санникова, а после гибели барона и его спутников принял участие в знаменитой спасательной экспедиции, которой руководил сам А.В. Колчак, будущий знаменитый адмирал, которому Бегичев как-то спас жизнь...
Судьба Бегичева очень заинтриговала меня когда-то. В моем «Вокруг света» было написано, что Бегичева убили на зимовке охотники-промысловики во время ссоры. Это произошло уже в 1927 году на Таймыре. Как известный моряк в советское время оказался среди охотников на песца? Оказывается, после русско-японской войны, где Бегичев служил на миноносце и участвовал в обороне Порт-Артура, он ушел с флота и переселился на Таймыр, где стал заниматься пушным промыслом, а также участвовал во множестве экспедиций и спасательных партий, организуя эвакуацию на оленьих упряжках моряков с затертых льдами судов, разыскивая пропавших спутников Амундсена... Позже, все же выяснилось, что Бегичев умер от цинги, а журнальная статья, которую я читал, возвела на таймырских промысловиков напраслину.
В 1908 году в Хатангском заливе он открыл два острова, которые ныне на картах носят его имя: Большой и Малый Бегичев. На острове Большой Бегичев еще в 1930-е гг. было зарегистрировано лежбище моржей, и мы уговорили капитана пройти рядом с островом. К сожалению, «Таймыр» приблизился на расстояние нормальной видимости значительно севернее мыса Олений, где могло быть лежбище. Впрочем, ни одного моржа в окрестностях острова мы не увидели, поэтому я думаю, что лежбище не действовало в эти дни...
Сквозь туман проглядывает остров Большой Бегичев
Чем ближе к выходу из Хатангского залива мы продвигались, тем сильнее стягивались над нами свинцовые облака, а вскоре все вокруг закрыло ночной дымкой. Теплоход встал на якорь рядом с берегом острова Большой Бегичев, который еле проглядывал в тумане. В каких-то 15 километрах к северу от нас находился остров Преображения, где еще до войны, да и позже, действовала полярная станция, и там также неоднократно действовало лежбище моржей. Этот остров имел высокие скалистые берега, что большая редкость в здешних местах, поэтому на нем гнездились морские птицы, образуя «птичий базар». Увы, попытки уговорить капитана на подход к этому острову были безуспешны... Он объяснял это тем, что Преображения, как, впрочем, и Бегичев, это уже территория Якутии, и Красноярское пароходство не дает добро на плавание в якутских водах... Так нам и не удалось посетить этот остров, открытый Василием Прончищевым и названный Харитоном Лаптевым в 1736 году.
К утру туман немного рассеялся, и мы двинулись на северо-запад, по направлению к самой северной точке Евразии - мысу Челюскин. Густая низкая облачность без малейших просветов нависла над нами до самого конца путешествия. Изредка рядом с «Таймыром» появлялись серебристые чайки и кайры, которые явно залетали сюда с острова Преображения. Таймырское побережье моря Лаптевых выглядело скучноватым и однообразным, особенно, по сравнению со скалистой восточной Чукоткой. Береговые обрывы над узкими галечными пляжами были сложены из рыхлых пород. Я не увидел ни одного скального обнажения, несмотря на то, что в некоторых местах обрывы достигали высоты в несколько сотен метров. Конечно, на таких осыпающихся грязных склонах птицам гнездиться некомфортно. Особенно высокими были обрывы у мыса Цветкова, где ландшафт изредка разнообразили обширные снежники-перелетки. Я так и не нашел, в честь кого и когда этот мыс получил свое название. Может, кто из читателей подскажет? Однако, несмотря на унылость здешних берегов для зоолога, геологи считают район мыса Цветкова выдающимся местом и внесли его в список геологических памятников России!
Берег в районе мыса Цветкова
Наконец, к вечеру следующего дня мы вошли в бухту Марии Прончищевой. Именно здесь располагалось самое известное таймырское лежбище лаптевских моржей. Бухта была открыта во время Великой Северной экспедиции лейтенантом флота Василием Васильевичем Прончищевым в 1736 году. В экспедиции его сопровождала жена - Татьяна. Это первая женщина - участница полярных путешествий. Оба супруга не пережили экспедицию и умерли в устье якутской реки Оленек... В 1913 году участники Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана назвали мыс, ограничивающий бухту с севера мысом Прончищевой, увековечив имя героической женщины (ныне полуостров Марии Прончищевой). При составлении карт в 1920-х гг. произошла путаница, и вместо имени «Татьяна», на картах появилась «Мария Прончищева». Досадная ошибка до сих пор не исправлена.
Вот как через несколько лет описал бухту другой участник Великой Северной экспедиции Харитон Лаптев (один из братьев, в честь которых и названо это море): «В параллеле 75° 15' ширины из моря в берег состоит губа, которая усмотрена и описана в 1740 году, на устьи не шире 3-х верст. Потом, заворотяся, к северу пошла, и где ея вершина, за дальностию не изведана. По сей губе всегда в лете носит лед полною водою без очищения. Собою сея губа глубока». И вправду, хитрыми извивами бухта глубоко вдавалась в материк. Ее можно было бы назвать фьордом, если бы ее окружали скалы. Но берега бухты были столь же низкими, грязными и унылыми, как и все предыдущее виденное нами побережье. Вообще-то, похоже, что такой относительно низменный рыхлый берег тянется вдоль всего арктического побережья морей Лаптевых и Восточно-Сибирского вплоть до Чукотки. Нечто похожее я видел на острове Айон и полуострове Кыттык в Чаунской губе, а судя по фотографиям, аналогичное строение берега на Новосибирских островах, да и всюду между Чаунской губой и Таймыром... Не очень-то радует глаз береговая черта. Представляю, насколько серьезным психологическим испытанием для мореходов 18 века была Великая Северная экспедиция, длившаяся в этих краях без малого 8 лет!
Крест на могиле погибшего полярника в бухте Марии Прончищевой
Еще 20-30 лет назад в окрестностях бухты работала полярная станция, жила семья охотника-промысловика. Да и на других участках побережья охотники промышляли песца. Одним из последних промысловиков был и инспектор заповедника Виталий, который много рассказывал о своих зимовках в районе мыса Цветкова в начале 1990-х гг. Но спрос на меха пропал, метеорологические наблюдения оказались ненужными... И ныне вся береговая линия стала безлюдной. Лишь полуразрушенные избушки, попадавшиеся на глаза во время нашего прибрежного плавания, напоминали о былых временах освоения лаптевского побережья...
Продолжение следует...