О проверках в армии во время службы в дивизии "Мерзлая голова"
Проверки в армии всегда, словно снег на голову, но в строго запланированное время.
Из года в год она проходит в сентябре, но наступает так внезапно, что подготовиться к ней, как следует еще не удавалось ни одному командиру. Далее небольшие зарисовки написанные во время моей службы в Дальневосточном военном округе г. Сковородино в 115 мотострелковой дивизии "Мерзлая голова".
Подготовка к проверке всегда мучительна. Это не только документация, боевая подготовка, конспекты и прочее. Это еще и строевая подготовка., которая выматывает особенно качественно. Сильнее всего страдают ноги и слух. Даже наблюдать через окна казармы усиленные занятия соседей на плацу морально тяжело, не говоря уже о личном участии.
Придумал же Суворов поговорку «Красив в строю, силен в бою», а начальство прониклось... и солдаты пехоты целыми днями вереницей ходили по кругу завывая:
"Мы от солдата и до маршЫла... одЫн сымья о д Ы Ы ы н сЫмья ..."
Учитывая, что маршалов Российских вооруженных силах не было, то многим было не понятно с каким же именно маршалом мы в родственных отношениях. С таким же успехом можно было петь, от солдата и до господа... Эта песня осталась с добрых советских времен, как и другая весьма популярная в войсках песня:
Россия! Березки, тополя!
Родная ты русская земля,
Как дорога ты, для солдата,
Родная Родина моя...
В пехоте ее пели в основном узбеки и таджики - русских в мотострелковых подразделениях было очень мало. Поэтому мне например, было не понятно - почему же именно Русская земля так дорога таджикам, узбекам и прочим лицам нерусской национальности. Спасало рассудок то, что солдаты смысла слов так до конца и не узнавали, успевая сносно освоить русский язык только к закату службы.
Слог и мотивы песен были конечно ужасны и похожи на крах империализма, зато громкость исполнения била рекорды. Военный, в отличие от гражданского поет не по своему душевному порыву, а по порыву души начальника. Это многое объясняет. Заканчивается песня сразу, как душа начальника успокоится. Именно поэтому слова песни имеют значение второстепенное. Главное громкость. Душа начальника, обветренная нецензурной бранью и прожженная спиртом, мелодию, как правило, уловить не в состоянии. А вот звук отнюдь... Звук начальники уважают и чем громче он льётся, тем быстрее их душа достигает состояния полной нирваны.
Ещё сильно добивают тренировки военного оркестра. В нашем гарнизоне его собирали, как правило именно перед проверкой и ударно учили музыкантов музыке. Учить было сложно, так как на должностях в оркестре стояли повара, связистки и т.д. и т.п. Командир дивизии на этот счет рассуждал по-военному - раз на должности музыканта, соответствуй... Собрать всех этих шлангов... и пусть музыкант их учит, он за это от Родины деньги гребёт... саквояжем.
Наш главный военный музыкант, майор Синицин старался и делал всё, что от него зависело, дабы создать музыкальный коллектив, способный хоть что-нибудь изобразить... музыкальное. На первом этапе он долго боролся, добиваясь, что бы в оркестре было минимальное количество музыкантов. Ему удавалось сократить их число до шести, семи... не более. Затем начинались тренировки, в ходе которых, уверен, в гробу вертелись многие усопшие гениальные композиторы. Тренировки проходили на плацу. В это время, во всех окружающих зданиях, окна были плотно закрыты, несмотря на тридцатиградусную жару. Многие гражданские не выдерживали и брали больничный. Военные с радостью убывали на работу в парки боевых машин, но звуки тренировок настигали и там, заставляя постоянно подавлять в себе желание завыть в полный голос или дать кому-нибудь в морду.
На счастье Синицин сам выдерживал только около недели, после чего начинал пить и философствовать. Его рассуждения всегда крутились вокруг «Битлз», типа битлов всего четверо было, а как играли... люди сума сходили. Синицина успокаивали, что он со своим оркестром, от них не далеко ушел. Ещё пару недель и от его музыки непременно стали бы сходить с ума. Синицин непонимающе моргал глазами - с чувством юмора у него были проблемы.
В нашем полку тоже пели, готовили технику, помещения и людей. Штаб сделал, что мог, я в короткие сроки выдал план подготовки к итоговой проверке на ватмане размером 1.70 на 2.10. В плане по полкам было разложено все, что только можно было разложить.
Командир нашего артиллерийского полка подполковник Журбенко не без гордости показал его на совещании и вывесил на стене. Заместитель начальника штаба был озадачен ежедневно отмечать выполненные пункты и докладывать командиру о срывах намеченных планов. Обычно это была чистой воды фикция и все правильно понимали нелепости отраженные в нем - необходимость красивого отчетного документа перед начальством оправдывала идиотизм текста. Там предлагалось переделать комнату дежурного, укрепить дополнительными укреплениями караульное помещение, КПП. В связи с Чеченским конфликтом , отремонтировать все окружающее и даже прорыть подземный ход от караульного помещения к ДОТу, благо находящемуся рядом.
Наш начальник штаба полка подполковник Пчельников на каждом совещании утверждал, что "писано" все со слов командира и задачи предстоят серьезные. Жубенко ждал полковника и не хотел ударить лицом в грязь на проверке. Он требовал служить по принципу: «если предмет движется отдай воинское приветствие, если нет покрась».
Кошмар начался, когда до народа дошло, что плакатное творчество не шутка. Были назначены команды, бригады, выделены материалы непонятно откуда откопанные и, что самое мерзкое, ставились конкретные задачи на день. Работа заканчивалась в 22 - 23.00 и ее хватало на всех.
Подземный ход на КПП рылся под шутки и прибаутки проходивших мимо счастливых гражданских. Солдаты матерясь таскали землю на палатках и гора песка и щебня росла каждый день. Они умаивались на стройке до такой степени, что заступлением в наряд их поощряли, а на приветствия свежих сослуживцев, типа: «Привет козел!.», вяло огрызались: «Сам привет...».
В караульном помещении работы контролировал лично командир. Там ход тоже рылся. Работа шла быстро и качественно, со стахановским опережением графика. В результате, позже, уже после проверки, командирский лаз даже не обвалился, как на КПП.
Теперь на неприступность караульного помещения можно было положиться. В ДОТ, через железную дверь, шел подземный ход, для надежности сразу же фекальнозаминированный самими строителями. Вокруг ДОТа аккуратно валялась разложенная начальником инженерной службы путанка (тонкая проволока) - гениальное изобретение советской инженерной мысли.
Она сразу стала приносить положительные плоды - появлялись все новые и новые жертвы. Однажды, дневальный по парку, в ночное время подошел к ней поссать и запутался ногами. Выбраться решил сам. Через пол часа он лежал, опутанный полностью, и благим матом орал на весь парк.
Благо было лето! Благо, что он не охрип до того как! Конечно разбудить дежурного по парку он не смог, но часовой соседнего поста через час оперативно среагировал. Разбуженная резервная группа, страшно матерясь, пол часа вырезала дневального штык-ножами и для профилактики, вырезав, сразу настучала ему по морде. Затем она пол часа вырезала еще одного своего, особо рьяного спасателя...
На следующий день в путанку залез пудель командира и ее было решено временно убрать (до проверяющих).
Всем и так сразу было ясно - чеченцам подготовлен удар ниже пояса. Оставалось только сожалеть, что решиться штурмовать подобное укрепление, конечно никто не осмелится и такой оборонительный шедевр вынужден зря простаивать в наше сложное для Родины время. Особую гордость вызывало то, что даже подвиг Александра Матросова повторить бы не удалось, потому что бойницы находились очень высоко над землей и для закрытия амбразуры нужно было обладать ростом, как минимум литовского баскетболиста Сабониса.
Бурную деятельность заметили в соединении. На плацу, во время построения, нас лично похвалил командир дивизии. Он поставил в пример Жубенко, обозвал думающим командиром и посоветовал остальным сходить в артполк на экскурсию. Потом он напомнил, что нашему полку нужно не только норы рыть, но иногда и на технику смотреть, готовить макулатуру и не забыть о подготовке личного или, как он любил шутить, лишнего состава.
Получив подтверждение от Жубенко, что все идет параллельно и качественно, комдив помолчал, скептически покивал головой и продолжил говорить о происках бесчисленных врагов находящихся в Чечне. Опираясь на происки он умело, доходчиво, но нелогично требовал повышения бдительности на Дальнем Востоке.
Обещанных происков ждали начиная с зимы. Заодно закручивали гайки несения службы. Находясь на разводе и слушая грозные инструктажи, я всегда представлял чеченцев в белых маскхалатах, спускающихся на лыжах с заснеженной сопки и стреляющих на ходу - от части до Чечни было больше пяти тысяч километров. Не удивлюсь, если целых три чеченца проживающих в соседнем городе находились под неусыпным наружным наблюдением нашего одуревшего от ужасов мирной жизни особого отдела.
Вышележащее командование по мере сил и возможностей тоже старалось не отставать и самозабвенно изголялась со всеми вытекающими последствиями.
Кому-то это помогало философски настраиваться на службу (счастливчики), мне же например лишь мешало. Отдельные индивидуумы не выдерживали ответственности земной суеты и уходили в себя или религию. Был у нас один такой. В высоком штабе служил... клерком. Я захожу к нему в кабинет, а у него, прости Господи, чей-то облик на шкафу в рамке... неописуемой крутизны. Ну я, совсем без задней мысли, удивленный и спросил у него:
- Что это у тебя там Колян за х...ня стоит?
Побраговел Колян, помычал что-то. Оказывается Николай угодник стоял, собственной персоной. А ведь нас таких умных - табунами ходят. Перед каждым отчитайся, объясни. В результате, снял он иконку от греха подальше. А что делать! Службу в армии нельзя воспринимать всерьёз - иначе будут сдвиги. Со сдвигом можно конечно дослужиться до больших звезд, но в итоге все равно закончишь плохо. Ведь в войсках все бегом, все к утру, все с хрипом и до восьмого пота (седьмого не достаточно).
Однако самое страшное, что все с планом. Либо с «планом подготовки к...», либо с «планом устранения недостатков». Ну а если заметят тебя без плана - быть горю. Нарисуешь его все равно, но... работать придется враскоряку и с бледным лицом.
В результате, так за день наслужишься, так проникнешься... так… что даже дома, у жены, хочется спросить план. Вот смотришь на её счастливое лицо и хочется. Очень. К примеру план её работ за день... Некоторые особо впечатлительные спрашивают. Добиваются... и живут одни...
Поэтому некоторые женщины не выдерживают. Уезжают... не успевая вкусить. Другие остаются и даже втягиваются в процесс. Есть мнение, что в отличие от «некоторых», «другим» просто некуда уезжать...
Этот дом в городке называли Китайская стена )))