Памяти Игоря Меламеда
Сегодня Радоница. А несколько дней назад исполнился год с того дня, как ушел из жизни замечательный поэт и человек - Игорь Меламед. Поэт, чей голос вернулся в небо… Человек, которого страшно не хватает на земле…
Но если думать о том, что мы живем в нескольких временных измерениях, можно вернуться в те светлые мгновения, которые никогда не погаснут - и дышать их светом. Можно собрать эти мгновения воедино - и греться их теплом.
Помню, как впервые открыла его книгу «В черном раю». Ее мне дала почитать Оля Коробкова, а ей - поэтическая семья Кравцовых, которые тогда еще жили в Ярославле. Поэт и священник о. Константин Кравцов много лет дружил с Игорем Меламедом, и однажды привез из Москвы его книгу, так она до нас и дошла. Когда я взяла книгу в руки, я ничего не знала о поэте, кроме того, что он известный и современный. С этими понятиями у меня ассоциировалось на тот момент что-то совсем иное, чем стихи Игоря… Что-то очень близкое эпохе, но не слишком близкое мне. Поэтому открыла осторожно. И так же осторожно начала читать первое стихотворение…. А оттуда вдруг как хлынет музыка… Светлая, чистая, настоящая, обжигающая, полная пронзительной боли и солнечного счастья, сладостная, как мед, и солёная, как слезы… Музыка - такая родная и такая новая, совершенно непостижимая - и странно знакомая…
…И опять приникаю я к ней ненасытно.
Этой музыки теплая, спелая мякоть.
Когда слушаю Шуберта - плакать не стыдно.
Когда слушаю Моцарта - стыдно не плакать.
Я не заметила, как прочитала всю книгу, а потом несколько раз перечитала - и каждый раз музыка звучала все отчетливее и выше, каждое слово становилось все точнее и единственнее. Слова в этих стихах - как снежинки, летящие с неба, каждая из которых точно знает, где упасть. Это не моя метафора. Об этом говорил мне когда-то поэт Леонид Советников - что настоящие стихи - именно такие… Такие я и нашла - в этой книге… Я почувствовала эти строки совершенно и безвозвратно - своими. Как будто бы это я их написала, но только если бы умела… И при этом - ни капельки сожаления, что их написал другой человек, а только счастье, что есть они и есть он. К тому же, он живет на одной с тобою земле - а это уже такое чудо и счастье… Я даже мечтать не могла о том, чтобы познакомиться с поэтом, услышать, как он читает стихи, тем более - узнать его мнение о своих стихах…. Это казалось каким-то совсем нереальным, как если бы познакомиться с Лермонтовым или Блоком. Но благодарность Оле и о. Константину за книгу, благодарность Богу за чудесное открытие - переполняла меня. Прежде чем вернуть книгу владельцам, мы сняли с нее ксерокопии, а еще я переписала стихи в свой рукописный сборник, где собирала все самое любимое - чтобы оно не терялось, было всегда рядом. Потом я находила стихи Игоря в журналах, но они там встречались не слишком часто. Из рассказов о. Константина я узнала о его тяжелой травме. Было очень больно за него.
Прошло несколько лет. Кажется, к тому времени у меня уже была электронная почта. И первый сотовый телефон - черно-белый, простенький. Кравцовы то ли уже уехали жить в Подмосковье, то ли собирались. Но мы как-то встретились, и о. Константин сказал, что скоро увидит Игоря Меламеда. Я попросила передать ему самые добрые пожелания, восхищение его стихами и благодарность за них. И вдруг о. Константин спрашивает: «А хотите, я покажу ему ваши стихи?» У меня даже дыхание перехватило: «Мои? .. а можно? Это его не затруднит? А вдруг.. они ему совсем не понравятся?» - «Я думаю, что понравятся, потому что у вас очень близкие представления о поэзии, идеалы.. Надя, таких поэтов, как Игорь, сейчас практически нет. Думаю, для вас его мнение очень важно, к тому же, вы так любите его стихи. Не волнуйтесь, пусть он посмотрит и скажет все, что думает. Он никогда не церемонится и открыто выражает свое мнение, иногда слишком резко. Но его замечания - всегда по делу». Конечно, я согласилась и очень обрадовалась, но страшно волновалась… Что он скажет, вдруг вообще читать не станет, вдруг вежливо отговорится: «Хорошо, как-нибудь посмотрю, если время будет», - и отложит в сторону, вдруг жутко раскритикует… Но даже в самых немыслимых мечтах я не могла предположить того, что вскоре произошло.
Приезжаю домой из Ярославля на выходные. Разбираю сумку. Звонит мой сотовый телефон, на нем - незнакомый номер, код не рыбинский, не ярославский - рассмотреть не успеваю… Беру трубку. В ней - голос: «Наденька, добрый день! Это Игорь Меламед!» - чуть не роняю трубку… Совершенно теряю дар речи. Стараюсь собраться с силами, перевожу дыхание. «Здравствуйте, Игорь Сунерович!» - «Вот еще, какой-такой Сунерович? Прошу вас, не надо отчества! Игорь, и все!» - «Хорошо», - бормочу, но назвать его без отчества не решаюсь. - «Наденька, мне дал ваш номер Костя Кравцов. Он показал мне ваши стихи, и они мне очень понравились! Поверьте, это редкость за последнее время, и есть чему порадоваться. Я хотел бы читать их и дальше. Запишите мой телефон и звоните в любое время, если что-то понадобится: спросить совета, просто поговорить». - «Конечно, - говорю, - огромное спасибо! Я очень рада, что вы позвонили! Спасибо вам за стихи, они прекрасны!» - «Не за что, это вам спасибо, что читаете их! Я подарю вам книжечку и передам ее Косте. Когда он поедет в Ярославль, отвезет ее вам». Радуюсь несказанно. Благодарю, прощаемся. Некоторое время не могу пошевелиться - смотрю то на телефон, то на занавеску, то на письменный стол… Потом начинаю кружиться по комнате от счастья. Поэт, чьи стихи для меня - идеал, позвонил сам мне на сотовый телефон! Да еще и подарит книжку, настоящую свою книжку, которой я зачитывалась несколько лет назад с такой щемящей нежностью, зная, что ее скоро отдавать… Книжку мне привезла Маша Кравцова, когда приехала на неделю ко мне в гости из Подмосковья. На титульном листе было написано «Милой Наденьке от автора на память». Помню, как сидела с этой книжкой на вокзале Ярославль Главный, на скамейке возле автобусной остановки. Вокруг играли мальчишки, вся улица была залита весенним солнцем, лучики солнца играли на страницах книги, в каждом слове дышала вечность и звучала жизнь…
Когда у меня появилась страничка в живом журнале, я нашла там Игоря. Добавила его в друзья, написала. Он ответил, что очень рад моему появлению, и мы стали обмениваться комментариями - к его стихам, к моим, к разным другим. А потом он написал мне адрес своей электронной почты. Я посылала ему стихи, он присылал на них отзывы, очень добрые, в основном, но иногда и замечания, конечно, - всем этим я очень дорожила. Прочитав одно его новое стихотворение, удивительно близкое к Лермонтовскому «Ангелу», я написала статью и прислала ее Игорю. Он похвалил статью, поблагодарил и попросил отправить ему ссылку на электронную публикацию - я так и сделала. Еще отправила ему несколько отрывков из диссертации, которую так и не закончила… Игорь говорил, что с нетерпением ждет, когда я ее наконец-то допишу. Обычной - не электронной - почтой он прислал мне книгу переводов, еще несколько своих публикаций и интервью.
Потом появились мэйл-агент и скайп, благодаря которым можно было не только читать, но видеть и слышать собеседника. Мы говорили о самом важном и о разных пустяках, о любимых фильмах и книгах, о своем детстве, о множестве разных вещей… Рассказала один свой смешной секрет: кроме основной странички в живом журнале, я создала еще парочку - где обитало несколько вымышленных лиц - думала, он очень удивится, а он только улыбнулся и сказал, что в ответ должен открыть свою тайну. Не было предела моему удивлению, когда оказалось, что все те забавные литературные персонажи, которые тоже с самого начала были у меня в друзьях и веселили то и дело своими записями и комментариями - придуманы Игорем. Помню, один из них написал мне что-то такое в комментарии, из чего я поняла: кажется, мы знакомы. Уточнила: «А разве я вас знаю?» - и получила ответ: «Пока не думайте об этом. Когда-нибудь, может, вспомните, откуда вы можете меня знать… Но я-то давно вас знаю и люблю». Сломав всю голову на тему, кто же это может быть, я ни на секунду не подумала про Игоря. И даже никак не связывала всех персонажей между собой - настолько они были разные. Хотя их сближали черно-белые фото, общий одесский колорит и литературные темы - но я все равно бы ни за что не догадалась… Ладно бы, кто-то другой - но Игорь, лирический поэт, которого не раз упрекали в излишней камерности, медитативности и недостатке иронии… Вот вам и недостаток )).
Он попросил называть его по имени и «на ты». Сначала мне было ужасно неловко. Собьюсь, бывает, на «вы», он тут же отшучивается: «Кто «мы» - нас несколько?» - и постепенно привыкла. Он был очень давно и тяжело болен. С каждым днем чувствовал себя все хуже, я это видела… Но он был очень сильным. Не любил говорить о своем здоровье, лишь просил иногда помолиться. И еще, когда звал в гости, говорил, чтобы я не откладывала приезд слишком надолго, «потому что мы можем так и не успеть встретиться….» Впервые я собиралась приехать осенью, но все сорвалось - уже не помню, по какой причине. Больше всего мне жаль, что не смогла тогда выполнить просьбу Игоря - привезти ему терновник, который тогда как раз поспел. Хотела отправить в посылке - но решили, что слишком долго будет идти… А Игорь сказал, что никогда в жизни не пробовал терновника, хотя столько раз встречал в поэзии его образ. Когда я приехала все-таки в Москву, была уже весна, и терновник еще даже не зацвел…
Игорь совсем не был мягким человеком. Был очень эмоциональным, вспыльчивым, порой резким. Свои убеждения защищал так, что мог разнести оппонента в пух и прах, нисколько не жалея. Но он был по-настоящему, исключительно добрым и чистым. Отзывчивым, чутким, по-детски искренним, ранимым и нежным. При этом не было в нем ни капли инфантилизма, безответственности, стремления в чем-то себя оправдать. Он был к себе очень строг. Когда он чувствовал свою неправоту по отношению к кому-то, он всегда ее признавал и не пытался никого обвинить. Он очень любил своих родных, близких, друзей. И тех, кто был рядом, и ушедших. Его любовь была сильнее смерти, когда он переживал утраты. Она сильнее смерти и сейчас - в сердцах любящих и в его живых строках:
* * *
На закате непреодолимого дня,
отдаваясь последней надежде,
уходил я во тьму, за которой меня
ожидали ушедшие прежде.
И едва лишь успели вдали небеса
милосердным сияньем налиться -
я родные уже различал голоса,
узнавал незабвенные лица.
Что вы живы - я знал, но представить не мог,
как вы молоды здесь и прекрасны.
Значит, все совершилось в назначенный срок
и безумные сны не напрасны.
Значит, все мы к любимым вернуться должны
после вечной разлуки.
И от хлынувших слез моих были влажны
их бессмертные руки.
Встретились мы только однажды. Когда я в апреле 2013 года поехала на конференцию в РГГУ. Перед поездкой я сильно простудилась , поэтому сомневалась, ехать или нет. Позвонил Игорь. Я ему обо всем рассказала, а он говорит: «Приезжай, пожалуйста, мы хоть увидимся наконец-то. А то ведь я даже не знаю, сколько месяцев еще проживу…». Тогда я подумала, это он от отчаяния так говорит, оттого, что очень устал, но разве могла знать, что ровно через год его уже не будет...
Помню, как позвонила ему, очень поздно приехав домой к своим родным после конференции. Мне было немного не по себе оттого, что так поздно, но он сам сказал, чтобы звонила в любое время, и что о встрече нужно обязательно договориться заранее. Набрала номер, он взял трубку, сказала: «Игорь, это я!» - и связь прервалась. Я подумала, наверное, звонок его разбудил, и он рассердился, и это действительно наглость, так поздно звонить - раз уж я не смогла раньше приехать домой, нужно было подождать до следующего дня. Смутилась и расстроилась… Зашла в свою электронную почту, а там письмо: «Разъединилось! Почему не перезваниваешь?» Перезвонила. Игорь возмутился: «Не могу понять, почему ты не перезвонила сразу?» Я пояснила, что подумала, будто он рассердился позднему звонку и положил трубку. И вдруг он закричал так, что сорвался голос: «И ты действительно подумала, что я мог так сделать????? Да ты не представляешь даже, как мне обидно это слышать!!!!!!» Говорю: «Не обижайся, пожалуйста, просто ведь на самом деле очень поздно звоню и могла тебя разбудить. Если все хорошо, я рада», - и он тут же успокоился.
Я пришла на следующий день - ранним вечером, когда зажигались фонари на мосту. Он открыл дверь, нежно и радостно улыбаясь, со словами: «Моя родная девочка, наконец-то ты здесь!» - и мне совсем не верилось, что я вижу его впервые. Тем более - не верится сейчас - что это была и последняя встреча… Я увидела, как ему тяжело ходить, как тяжело бороться с болезнью… Мы пили кофе и опять обо всем говорили, только сейчас я могла видеть, какой он настоящий - не в окошечке скайпа, а здесь, передо мной, в этой небольшой светлой кухне… У него были удивительные глаза - синие, очень красивого оттенка, при темных волосах и густой бороде, казавшейся почти черной на фото. Глубокие, светлые, то строгие и печальные, то смеющиеся и нежные. Во всей его внешности было что-то античное, что гармонировало со звучанием фамилии. Из его окна в Хамовническом переулке - чудесный вид на целое море огней, бесконечное, завораживающее. Когда я сказала об этом, он ответил: «Да, этот вид всем нравится!» - и улыбнулся. Обычный растворимый кофе почему-то казался удивительно вкусным, и мы выпили несколько чашек. Я рассказывала о конференции в РГГУ, об ученых, чьи выступления там видела, о том, как приняли мой доклад, о диссертации. О том, как московские друзья и родственники уговаривают переехать в Москву, но я сомневаюсь, боюсь, думаю… Игорь говорил, что нужно их послушать, в Москве действительно больше возможностей и для творчества, и для работы, а в Рыбинске их почти нет… «Девочка моя хорошая, мне так хочется, чтобы ты была счастлива - и в творчестве, и в жизни… Но разве ты сможешь в Рыбинске найти работу по специальности, публиковать стихи… Ведь там такой ограниченный круг возможностей… Переезжай в Москву!» На тот момент я правда не знала, что будет дальше, и совсем не исключала, что так и сделаю… Через пару месяцев все резко изменилось, но тогда я действительно чувствовала в своей жизни какое-то перепутье, очевидную границу между одним этапом - и совершенно новым…
Он рассказывал о своей жизни, о том, как постепенно формировались и менялись его представления о творчестве, о мире и людях. Я бы слушала и слушала… Было очень жаль прощаться. Когда я шла к станции метро мимо тех самых огней, которые видела из окна - возникло такое странное чувство - слишком реалистичного сна или слишком фантастической реальности… Я полюбила стихи Игоря Меламеда где-то в 18 лет, в 23 вдруг совершенно неожиданно услышала по телефону его голос, а в 28 - пришла в гости к любимому поэту и родному, чудесному, доброму другу - Игорю Меламеду…
Когда мне было очень плохо, он как будто бы слышал меня на расстоянии, писал сообщения или звонил. Непостижимо, как через все свои настоящие страдания он мог так чутко слышать мою боль - чаще всего, глупую, детскую, происходящую от моих же глупых ошибок - в жизни, в ее восприятии, в отношениях с людьми… Как вовремя он появлялся, насколько его слова были точны и целительны. Сколько в них было света, любви и нежности, понимания и тепла.
Игорь всегда говорил о том, как желает мне счастья в любви, а я отвечала, что это вовсе не самое главное, что счастливым можно быть, даже когда другим кажется, будто ты несчастлив, и так далее… Но он повторял, что желает мне настоящего счастья, а вовсе не убежденности в нем вопреки всему. Когда я встретила Сережу и сказала об этом Игорю, он очень порадовался за нас.
Последнее, о чем мы говорили - это моя книга. Которая тогда была еще только в виде разрозненных черновиков, но уже начинала формироваться. Я обратилась к нему с просьбой о предисловии. Он ответил: «Присылай, когда все будет готово». Это было где-нибудь в марте 2014, а может и раньше.
16 апреля 2014. Я слушаю доклады на конференции в нашем университете. Вдруг на сотовый звонит Оля Коробкова. Я сбрасываю, она звонит и звонит снова… Удивляюсь, понимаю - что-то срочное, выхожу в коридор, отвечаю…. «Надя, прости, но ты должна знать…. Игорь»…
Прошла Радоница, а я так и не закончила свою запись. Игорь смотрит с фотографий своими чудесными глазами, его стихи продолжают жить, недавно вышла его книга. Теперь моя очередь говорить: «Я так хочу, чтобы ты был счастлив». Я просто не могу не верить в это. Я знаю, что он счастлив. Но как больно видеть в сети погасшее окошечко, что почти всегда светилось зеленым огоньком. Больно знать, что больше не услышу этот теплый, солнечный голос. Но если думать о том, что мы живем в нескольких измерениях времени - то солнечная музыка по-прежнему льется из книги, озаряя тусклый январский день, июньские листья за окном по-прежнему шумят, а я плачу над прекрасным стихотворением; вернувшись с вокзала, я по-прежнему внезапно слышу: «Наденька, добрый день! Это Игорь Меламед!» - в своем телефоне и пытаюсь не выронить трубку, - по-прежнему смотрю на огни из окна той теплой кухни, наливаю нам кофе, и слушаю, слушаю его, и смотрю на него, и запоминаю - навсегда, чтоб никогда не потерять… И никогда не теряю.
Но если думать о том, что мы живем в нескольких временных измерениях, можно вернуться в те светлые мгновения, которые никогда не погаснут - и дышать их светом. Можно собрать эти мгновения воедино - и греться их теплом.
Помню, как впервые открыла его книгу «В черном раю». Ее мне дала почитать Оля Коробкова, а ей - поэтическая семья Кравцовых, которые тогда еще жили в Ярославле. Поэт и священник о. Константин Кравцов много лет дружил с Игорем Меламедом, и однажды привез из Москвы его книгу, так она до нас и дошла. Когда я взяла книгу в руки, я ничего не знала о поэте, кроме того, что он известный и современный. С этими понятиями у меня ассоциировалось на тот момент что-то совсем иное, чем стихи Игоря… Что-то очень близкое эпохе, но не слишком близкое мне. Поэтому открыла осторожно. И так же осторожно начала читать первое стихотворение…. А оттуда вдруг как хлынет музыка… Светлая, чистая, настоящая, обжигающая, полная пронзительной боли и солнечного счастья, сладостная, как мед, и солёная, как слезы… Музыка - такая родная и такая новая, совершенно непостижимая - и странно знакомая…
…И опять приникаю я к ней ненасытно.
Этой музыки теплая, спелая мякоть.
Когда слушаю Шуберта - плакать не стыдно.
Когда слушаю Моцарта - стыдно не плакать.
Я не заметила, как прочитала всю книгу, а потом несколько раз перечитала - и каждый раз музыка звучала все отчетливее и выше, каждое слово становилось все точнее и единственнее. Слова в этих стихах - как снежинки, летящие с неба, каждая из которых точно знает, где упасть. Это не моя метафора. Об этом говорил мне когда-то поэт Леонид Советников - что настоящие стихи - именно такие… Такие я и нашла - в этой книге… Я почувствовала эти строки совершенно и безвозвратно - своими. Как будто бы это я их написала, но только если бы умела… И при этом - ни капельки сожаления, что их написал другой человек, а только счастье, что есть они и есть он. К тому же, он живет на одной с тобою земле - а это уже такое чудо и счастье… Я даже мечтать не могла о том, чтобы познакомиться с поэтом, услышать, как он читает стихи, тем более - узнать его мнение о своих стихах…. Это казалось каким-то совсем нереальным, как если бы познакомиться с Лермонтовым или Блоком. Но благодарность Оле и о. Константину за книгу, благодарность Богу за чудесное открытие - переполняла меня. Прежде чем вернуть книгу владельцам, мы сняли с нее ксерокопии, а еще я переписала стихи в свой рукописный сборник, где собирала все самое любимое - чтобы оно не терялось, было всегда рядом. Потом я находила стихи Игоря в журналах, но они там встречались не слишком часто. Из рассказов о. Константина я узнала о его тяжелой травме. Было очень больно за него.
Прошло несколько лет. Кажется, к тому времени у меня уже была электронная почта. И первый сотовый телефон - черно-белый, простенький. Кравцовы то ли уже уехали жить в Подмосковье, то ли собирались. Но мы как-то встретились, и о. Константин сказал, что скоро увидит Игоря Меламеда. Я попросила передать ему самые добрые пожелания, восхищение его стихами и благодарность за них. И вдруг о. Константин спрашивает: «А хотите, я покажу ему ваши стихи?» У меня даже дыхание перехватило: «Мои? .. а можно? Это его не затруднит? А вдруг.. они ему совсем не понравятся?» - «Я думаю, что понравятся, потому что у вас очень близкие представления о поэзии, идеалы.. Надя, таких поэтов, как Игорь, сейчас практически нет. Думаю, для вас его мнение очень важно, к тому же, вы так любите его стихи. Не волнуйтесь, пусть он посмотрит и скажет все, что думает. Он никогда не церемонится и открыто выражает свое мнение, иногда слишком резко. Но его замечания - всегда по делу». Конечно, я согласилась и очень обрадовалась, но страшно волновалась… Что он скажет, вдруг вообще читать не станет, вдруг вежливо отговорится: «Хорошо, как-нибудь посмотрю, если время будет», - и отложит в сторону, вдруг жутко раскритикует… Но даже в самых немыслимых мечтах я не могла предположить того, что вскоре произошло.
Приезжаю домой из Ярославля на выходные. Разбираю сумку. Звонит мой сотовый телефон, на нем - незнакомый номер, код не рыбинский, не ярославский - рассмотреть не успеваю… Беру трубку. В ней - голос: «Наденька, добрый день! Это Игорь Меламед!» - чуть не роняю трубку… Совершенно теряю дар речи. Стараюсь собраться с силами, перевожу дыхание. «Здравствуйте, Игорь Сунерович!» - «Вот еще, какой-такой Сунерович? Прошу вас, не надо отчества! Игорь, и все!» - «Хорошо», - бормочу, но назвать его без отчества не решаюсь. - «Наденька, мне дал ваш номер Костя Кравцов. Он показал мне ваши стихи, и они мне очень понравились! Поверьте, это редкость за последнее время, и есть чему порадоваться. Я хотел бы читать их и дальше. Запишите мой телефон и звоните в любое время, если что-то понадобится: спросить совета, просто поговорить». - «Конечно, - говорю, - огромное спасибо! Я очень рада, что вы позвонили! Спасибо вам за стихи, они прекрасны!» - «Не за что, это вам спасибо, что читаете их! Я подарю вам книжечку и передам ее Косте. Когда он поедет в Ярославль, отвезет ее вам». Радуюсь несказанно. Благодарю, прощаемся. Некоторое время не могу пошевелиться - смотрю то на телефон, то на занавеску, то на письменный стол… Потом начинаю кружиться по комнате от счастья. Поэт, чьи стихи для меня - идеал, позвонил сам мне на сотовый телефон! Да еще и подарит книжку, настоящую свою книжку, которой я зачитывалась несколько лет назад с такой щемящей нежностью, зная, что ее скоро отдавать… Книжку мне привезла Маша Кравцова, когда приехала на неделю ко мне в гости из Подмосковья. На титульном листе было написано «Милой Наденьке от автора на память». Помню, как сидела с этой книжкой на вокзале Ярославль Главный, на скамейке возле автобусной остановки. Вокруг играли мальчишки, вся улица была залита весенним солнцем, лучики солнца играли на страницах книги, в каждом слове дышала вечность и звучала жизнь…
Когда у меня появилась страничка в живом журнале, я нашла там Игоря. Добавила его в друзья, написала. Он ответил, что очень рад моему появлению, и мы стали обмениваться комментариями - к его стихам, к моим, к разным другим. А потом он написал мне адрес своей электронной почты. Я посылала ему стихи, он присылал на них отзывы, очень добрые, в основном, но иногда и замечания, конечно, - всем этим я очень дорожила. Прочитав одно его новое стихотворение, удивительно близкое к Лермонтовскому «Ангелу», я написала статью и прислала ее Игорю. Он похвалил статью, поблагодарил и попросил отправить ему ссылку на электронную публикацию - я так и сделала. Еще отправила ему несколько отрывков из диссертации, которую так и не закончила… Игорь говорил, что с нетерпением ждет, когда я ее наконец-то допишу. Обычной - не электронной - почтой он прислал мне книгу переводов, еще несколько своих публикаций и интервью.
Потом появились мэйл-агент и скайп, благодаря которым можно было не только читать, но видеть и слышать собеседника. Мы говорили о самом важном и о разных пустяках, о любимых фильмах и книгах, о своем детстве, о множестве разных вещей… Рассказала один свой смешной секрет: кроме основной странички в живом журнале, я создала еще парочку - где обитало несколько вымышленных лиц - думала, он очень удивится, а он только улыбнулся и сказал, что в ответ должен открыть свою тайну. Не было предела моему удивлению, когда оказалось, что все те забавные литературные персонажи, которые тоже с самого начала были у меня в друзьях и веселили то и дело своими записями и комментариями - придуманы Игорем. Помню, один из них написал мне что-то такое в комментарии, из чего я поняла: кажется, мы знакомы. Уточнила: «А разве я вас знаю?» - и получила ответ: «Пока не думайте об этом. Когда-нибудь, может, вспомните, откуда вы можете меня знать… Но я-то давно вас знаю и люблю». Сломав всю голову на тему, кто же это может быть, я ни на секунду не подумала про Игоря. И даже никак не связывала всех персонажей между собой - настолько они были разные. Хотя их сближали черно-белые фото, общий одесский колорит и литературные темы - но я все равно бы ни за что не догадалась… Ладно бы, кто-то другой - но Игорь, лирический поэт, которого не раз упрекали в излишней камерности, медитативности и недостатке иронии… Вот вам и недостаток )).
Он попросил называть его по имени и «на ты». Сначала мне было ужасно неловко. Собьюсь, бывает, на «вы», он тут же отшучивается: «Кто «мы» - нас несколько?» - и постепенно привыкла. Он был очень давно и тяжело болен. С каждым днем чувствовал себя все хуже, я это видела… Но он был очень сильным. Не любил говорить о своем здоровье, лишь просил иногда помолиться. И еще, когда звал в гости, говорил, чтобы я не откладывала приезд слишком надолго, «потому что мы можем так и не успеть встретиться….» Впервые я собиралась приехать осенью, но все сорвалось - уже не помню, по какой причине. Больше всего мне жаль, что не смогла тогда выполнить просьбу Игоря - привезти ему терновник, который тогда как раз поспел. Хотела отправить в посылке - но решили, что слишком долго будет идти… А Игорь сказал, что никогда в жизни не пробовал терновника, хотя столько раз встречал в поэзии его образ. Когда я приехала все-таки в Москву, была уже весна, и терновник еще даже не зацвел…
Игорь совсем не был мягким человеком. Был очень эмоциональным, вспыльчивым, порой резким. Свои убеждения защищал так, что мог разнести оппонента в пух и прах, нисколько не жалея. Но он был по-настоящему, исключительно добрым и чистым. Отзывчивым, чутким, по-детски искренним, ранимым и нежным. При этом не было в нем ни капли инфантилизма, безответственности, стремления в чем-то себя оправдать. Он был к себе очень строг. Когда он чувствовал свою неправоту по отношению к кому-то, он всегда ее признавал и не пытался никого обвинить. Он очень любил своих родных, близких, друзей. И тех, кто был рядом, и ушедших. Его любовь была сильнее смерти, когда он переживал утраты. Она сильнее смерти и сейчас - в сердцах любящих и в его живых строках:
* * *
На закате непреодолимого дня,
отдаваясь последней надежде,
уходил я во тьму, за которой меня
ожидали ушедшие прежде.
И едва лишь успели вдали небеса
милосердным сияньем налиться -
я родные уже различал голоса,
узнавал незабвенные лица.
Что вы живы - я знал, но представить не мог,
как вы молоды здесь и прекрасны.
Значит, все совершилось в назначенный срок
и безумные сны не напрасны.
Значит, все мы к любимым вернуться должны
после вечной разлуки.
И от хлынувших слез моих были влажны
их бессмертные руки.
Встретились мы только однажды. Когда я в апреле 2013 года поехала на конференцию в РГГУ. Перед поездкой я сильно простудилась , поэтому сомневалась, ехать или нет. Позвонил Игорь. Я ему обо всем рассказала, а он говорит: «Приезжай, пожалуйста, мы хоть увидимся наконец-то. А то ведь я даже не знаю, сколько месяцев еще проживу…». Тогда я подумала, это он от отчаяния так говорит, оттого, что очень устал, но разве могла знать, что ровно через год его уже не будет...
Помню, как позвонила ему, очень поздно приехав домой к своим родным после конференции. Мне было немного не по себе оттого, что так поздно, но он сам сказал, чтобы звонила в любое время, и что о встрече нужно обязательно договориться заранее. Набрала номер, он взял трубку, сказала: «Игорь, это я!» - и связь прервалась. Я подумала, наверное, звонок его разбудил, и он рассердился, и это действительно наглость, так поздно звонить - раз уж я не смогла раньше приехать домой, нужно было подождать до следующего дня. Смутилась и расстроилась… Зашла в свою электронную почту, а там письмо: «Разъединилось! Почему не перезваниваешь?» Перезвонила. Игорь возмутился: «Не могу понять, почему ты не перезвонила сразу?» Я пояснила, что подумала, будто он рассердился позднему звонку и положил трубку. И вдруг он закричал так, что сорвался голос: «И ты действительно подумала, что я мог так сделать????? Да ты не представляешь даже, как мне обидно это слышать!!!!!!» Говорю: «Не обижайся, пожалуйста, просто ведь на самом деле очень поздно звоню и могла тебя разбудить. Если все хорошо, я рада», - и он тут же успокоился.
Я пришла на следующий день - ранним вечером, когда зажигались фонари на мосту. Он открыл дверь, нежно и радостно улыбаясь, со словами: «Моя родная девочка, наконец-то ты здесь!» - и мне совсем не верилось, что я вижу его впервые. Тем более - не верится сейчас - что это была и последняя встреча… Я увидела, как ему тяжело ходить, как тяжело бороться с болезнью… Мы пили кофе и опять обо всем говорили, только сейчас я могла видеть, какой он настоящий - не в окошечке скайпа, а здесь, передо мной, в этой небольшой светлой кухне… У него были удивительные глаза - синие, очень красивого оттенка, при темных волосах и густой бороде, казавшейся почти черной на фото. Глубокие, светлые, то строгие и печальные, то смеющиеся и нежные. Во всей его внешности было что-то античное, что гармонировало со звучанием фамилии. Из его окна в Хамовническом переулке - чудесный вид на целое море огней, бесконечное, завораживающее. Когда я сказала об этом, он ответил: «Да, этот вид всем нравится!» - и улыбнулся. Обычный растворимый кофе почему-то казался удивительно вкусным, и мы выпили несколько чашек. Я рассказывала о конференции в РГГУ, об ученых, чьи выступления там видела, о том, как приняли мой доклад, о диссертации. О том, как московские друзья и родственники уговаривают переехать в Москву, но я сомневаюсь, боюсь, думаю… Игорь говорил, что нужно их послушать, в Москве действительно больше возможностей и для творчества, и для работы, а в Рыбинске их почти нет… «Девочка моя хорошая, мне так хочется, чтобы ты была счастлива - и в творчестве, и в жизни… Но разве ты сможешь в Рыбинске найти работу по специальности, публиковать стихи… Ведь там такой ограниченный круг возможностей… Переезжай в Москву!» На тот момент я правда не знала, что будет дальше, и совсем не исключала, что так и сделаю… Через пару месяцев все резко изменилось, но тогда я действительно чувствовала в своей жизни какое-то перепутье, очевидную границу между одним этапом - и совершенно новым…
Он рассказывал о своей жизни, о том, как постепенно формировались и менялись его представления о творчестве, о мире и людях. Я бы слушала и слушала… Было очень жаль прощаться. Когда я шла к станции метро мимо тех самых огней, которые видела из окна - возникло такое странное чувство - слишком реалистичного сна или слишком фантастической реальности… Я полюбила стихи Игоря Меламеда где-то в 18 лет, в 23 вдруг совершенно неожиданно услышала по телефону его голос, а в 28 - пришла в гости к любимому поэту и родному, чудесному, доброму другу - Игорю Меламеду…
Когда мне было очень плохо, он как будто бы слышал меня на расстоянии, писал сообщения или звонил. Непостижимо, как через все свои настоящие страдания он мог так чутко слышать мою боль - чаще всего, глупую, детскую, происходящую от моих же глупых ошибок - в жизни, в ее восприятии, в отношениях с людьми… Как вовремя он появлялся, насколько его слова были точны и целительны. Сколько в них было света, любви и нежности, понимания и тепла.
Игорь всегда говорил о том, как желает мне счастья в любви, а я отвечала, что это вовсе не самое главное, что счастливым можно быть, даже когда другим кажется, будто ты несчастлив, и так далее… Но он повторял, что желает мне настоящего счастья, а вовсе не убежденности в нем вопреки всему. Когда я встретила Сережу и сказала об этом Игорю, он очень порадовался за нас.
Последнее, о чем мы говорили - это моя книга. Которая тогда была еще только в виде разрозненных черновиков, но уже начинала формироваться. Я обратилась к нему с просьбой о предисловии. Он ответил: «Присылай, когда все будет готово». Это было где-нибудь в марте 2014, а может и раньше.
16 апреля 2014. Я слушаю доклады на конференции в нашем университете. Вдруг на сотовый звонит Оля Коробкова. Я сбрасываю, она звонит и звонит снова… Удивляюсь, понимаю - что-то срочное, выхожу в коридор, отвечаю…. «Надя, прости, но ты должна знать…. Игорь»…
Прошла Радоница, а я так и не закончила свою запись. Игорь смотрит с фотографий своими чудесными глазами, его стихи продолжают жить, недавно вышла его книга. Теперь моя очередь говорить: «Я так хочу, чтобы ты был счастлив». Я просто не могу не верить в это. Я знаю, что он счастлив. Но как больно видеть в сети погасшее окошечко, что почти всегда светилось зеленым огоньком. Больно знать, что больше не услышу этот теплый, солнечный голос. Но если думать о том, что мы живем в нескольких измерениях времени - то солнечная музыка по-прежнему льется из книги, озаряя тусклый январский день, июньские листья за окном по-прежнему шумят, а я плачу над прекрасным стихотворением; вернувшись с вокзала, я по-прежнему внезапно слышу: «Наденька, добрый день! Это Игорь Меламед!» - в своем телефоне и пытаюсь не выронить трубку, - по-прежнему смотрю на огни из окна той теплой кухни, наливаю нам кофе, и слушаю, слушаю его, и смотрю на него, и запоминаю - навсегда, чтоб никогда не потерять… И никогда не теряю.