НАДО ПИСАТЬ ПО-РУССКИ,
тогда получается совсем настоящая поэзия.
Я - мальчик.
Я сплю, свернувшись в гробу калачиком.
Мне снится футбол. В моей голове - Калашников.
Не вовремя мне, братишки, пришлось расслабиться!
Жаль девочка-врач в халатике не спасла меня…
Я - девочка-врач.
Я в шею смертельно ранена.
В моём городке по небу летят журавлики
И глушат Wi-Fi, чтоб мама моя не видела,
Как я со своим любимым прощаюсь в Твиттере…
Я - мама.
О фартук вытерев руки мыльные,
Звоню на войну я сыночку по мобильному.
Дитя не берёт! Приедет, − огрею веником!
«Его отпевают», − слышу ответ священника…
Я - батюшка.
Я собор свой открыл под госпиталь
И сам в нём служу медбратом, помилуй Господи!
Слова для души, что чреву - пуд каши гречневой:
За это крестил поэта я, пусть и грешен он...
Я - просто поэт.
Я тоже стою под пулями.
Кишка, хоть тонка, как лирика Ахмадулиной,
Но всё ж не настолько, чтобы бояться красного:
Нужнее стихов сегодня - мешки с лекарствами…
Я - старый аптекарь.
Мне бы - давно на пенсию:
Сидеть и блаженно пялиться в ящик с песнями.
Но кончились бинт, и вата, и маски вроде бы:
Начальник, пришли термальной воды для Родины!
Я - Родина.
Я ребёнок − и сплю калачиком.
Назначенный государством, ко мне палач идёт,
Из недр моих вырыв мрамор себе на логово:
Налоговой сдал налог он, но Богу - Богово.
Я - Бог.
И я тоже − Папа. Сынок Мой Ласковый
У дауна в классе детский отнял Калашников.
Сказал, мол: «Ни-ни!» − и прыгнул без парашютика…
Спи, золотко.
Спи, Мой Мальчик.
Я Воскрешу Тебя.
Евгения Бильченко, 21 февраля 2014 г. Киев
Источник
Только одна строчка сомнительная: та, где ненужная здесь Ахмадулина.
И ещё вот что меня страшно интересует: автор применил древнекельтский
стихотворный приём рефлективного самоотождествления: "Я есть То, а теперь я - Это"
интуитивно, то есть сам переизобрёл эту конструкцию, или это такая начитанность?
Впрочем, наверно всё тот же русский язык: "Белая богиня" Роберта Грейвза была,
хоть и не очень качественно и с сильными сокращениями, но переведена всё-таки по-русски.
Я - мальчик.
Я сплю, свернувшись в гробу калачиком.
Мне снится футбол. В моей голове - Калашников.
Не вовремя мне, братишки, пришлось расслабиться!
Жаль девочка-врач в халатике не спасла меня…
Я - девочка-врач.
Я в шею смертельно ранена.
В моём городке по небу летят журавлики
И глушат Wi-Fi, чтоб мама моя не видела,
Как я со своим любимым прощаюсь в Твиттере…
Я - мама.
О фартук вытерев руки мыльные,
Звоню на войну я сыночку по мобильному.
Дитя не берёт! Приедет, − огрею веником!
«Его отпевают», − слышу ответ священника…
Я - батюшка.
Я собор свой открыл под госпиталь
И сам в нём служу медбратом, помилуй Господи!
Слова для души, что чреву - пуд каши гречневой:
За это крестил поэта я, пусть и грешен он...
Я - просто поэт.
Я тоже стою под пулями.
Кишка, хоть тонка, как лирика Ахмадулиной,
Но всё ж не настолько, чтобы бояться красного:
Нужнее стихов сегодня - мешки с лекарствами…
Я - старый аптекарь.
Мне бы - давно на пенсию:
Сидеть и блаженно пялиться в ящик с песнями.
Но кончились бинт, и вата, и маски вроде бы:
Начальник, пришли термальной воды для Родины!
Я - Родина.
Я ребёнок − и сплю калачиком.
Назначенный государством, ко мне палач идёт,
Из недр моих вырыв мрамор себе на логово:
Налоговой сдал налог он, но Богу - Богово.
Я - Бог.
И я тоже − Папа. Сынок Мой Ласковый
У дауна в классе детский отнял Калашников.
Сказал, мол: «Ни-ни!» − и прыгнул без парашютика…
Спи, золотко.
Спи, Мой Мальчик.
Я Воскрешу Тебя.
Евгения Бильченко, 21 февраля 2014 г. Киев
Источник
Только одна строчка сомнительная: та, где ненужная здесь Ахмадулина.
И ещё вот что меня страшно интересует: автор применил древнекельтский
стихотворный приём рефлективного самоотождествления: "Я есть То, а теперь я - Это"
интуитивно, то есть сам переизобрёл эту конструкцию, или это такая начитанность?
Впрочем, наверно всё тот же русский язык: "Белая богиня" Роберта Грейвза была,
хоть и не очень качественно и с сильными сокращениями, но переведена всё-таки по-русски.