В КОТОРЫЙ УЖЕ РАЗ К ВОПРОСУ: "КТО МЫ?"
[русский спасительно не понимает, что видит, ошарашено молчит, даже на ус не мотает]
Русский без всякого анализа, логики даже и без здравого смысла распознаёт, какое зеркало поставили перед ним: не кривое ли?! Ему говорят: смотри, это ты, ты такой и есть, виноватый и сам себя обслужил... Но русский распознаёт кривость или, иначе говоря, пропаганду своей "пещерной", как выражаются эти же люди с зеркалом, интуицией. Часто он спасительно не понимает, что видит, ошарашено молчит, даже на ус не мотает. Зато точно понимает, что зеркало-то кривое!
Вы скажете, это всё очень хорошо, но зеркало перед русскими ставил и наш "национальный философ", русский из русских, Василь Василич Розанов, откуда гарантия, что он ставил прямо идеально прямое, по-евклидовски плоское зеркало? Гарантий, разумеется, нет, и кривил своё зеркало наш мудрец так, как и другие... Э-э, так да не так: то ли русские, читая Розанова, смотрясь в его зеркало, автоматически и бессознательно вычисляют кривизну и делают поправки, то ли просто принимают эту кривизну, как бы говоря себе: мне нужна эта кривизна, именно её-то мне и не хватало в хозяйстве, вот я её здесь и пристрою... В общем, как бы ни было, а русский с русским, даже и с философом, договорится сам, без посторонних, и даже зеркало не будет выбрасывать: а что, вещь полезная, пригодится (для рефлексии). Да вот вам кусочек из Розанова (Возле "Русской идеи"), убедитесь сами:
Женщина уступчива и говорит «возьми меня» мужчине; да, но едва он ее «берет», как глубоко весь переменяется. «Женишься - переменишься» - многодумная вековая поговорка. Это не жена теряет свое имя; так - лишь по документам, для полиции, дворников и консистории. На самом деле имя свое и, главное, лицо и душу теряет мужчина, муж. Как редко при муже живут его мать, его отец; а при «замужней дочери» обычно живет и мать. Жена не только «входит в дом мужа»: она входит как ласка и нежность в первый миг, но уже во второй - она делается «госпожою». Точнее, «господство» ей отдает муж, добровольно и счастливо.
Что это так выходит и в истории, можно видеть из того, что, например, у «женственных» русских никакого «варяжского периода», «норманнского периода» (мужской элемент) истории, быта, существования не было, не чувствовалось, не замечается. Тех, кого «женственная народность» призвала «володети и княжити над собою», - эти воинственные, железные норманны, придя, точно сами отдали кому-то власть; об их «власти», гордости и притеснениях нет никакого рассказа, они просто «сели» и начали «пировать и охотиться», да «воевать» с кочевниками. Переженились, народили детей и стали «Русью» - русскими, хлебосолами и православными, без памяти своего языка, родины, без памяти своих обычаев и законов. Нужно читать у Огюстена Тьери «Историю завоевания Англии норманнами», чтобы видеть, какой это был ужас, какая кровь и особенно какое ужасное вековое угнетение, наведшее черты искаженности на всю последующую английскую историю. Ничего подобного у нас!..
Если мы перекинемся от тех давних времен, в подробном образе нам неизвестных, к векам XVIII и XIX, когда опять началось живое общение русских с «мужским» западным началом, - то опять увидим повторение этой же истории. Как будто снаружи и сначала - «подчинение русских», но затем сейчас же происходит более внутреннее овладевание этими самыми подчинителями, всасывание их, засасывание их. «Женственное качество» - налицо: уступчивость, мягкость. Но оно сказывается как сила, обладание, овладение. Увы, не муж «обладает женою»; это только кажется так. На самом деле жена «обладает мужем», даже до поглощения. И не властью, не прямо, а вот этим таинственным «безволием», которое чарует «водящего» и грубого и покоряет его себе, как нежность и миловидность. Что будет «мило» мне, - то, поверьте, станет и «законом» мне. Вот на что не обратили внимания Бисмарк и Вильгельм. Даже Бисмарк заметил и запомнил «милого мужичка», утешавшего его своим «ничего», когда тот заблудился в снежных дебрях на охоте; а у мужичка едва ли сохранилась большая память о немецком барине, кроме того, что он его тогда «вызволил», - и «слава Богу», - за что получил, верно, «пятишницу» на чай. «Бисмарковского периода» в жизни мужика не было, но в необычайную сложность биографии Бисмарка все-таки вплелся русский взгляд, русский прием сказать «ничего!» в отчаянном положении. Не железный ли человек был Миних? А какое он принес «свое влияние» на Русь? Был суровый, даже до жестокости, командир; ругали, проклинали, но не больше. Однако уже его сын писал по-русски «Добавления к запискам господина Манштейна», - писал как русский патриот, как русский служилый человек, как добрый работник на необозримой русской ниве. И теперь есть русские дворяне «Минихи», совершенно то же, как «Ивановы».
Русский без всякого анализа, логики даже и без здравого смысла распознаёт, какое зеркало поставили перед ним: не кривое ли?! Ему говорят: смотри, это ты, ты такой и есть, виноватый и сам себя обслужил... Но русский распознаёт кривость или, иначе говоря, пропаганду своей "пещерной", как выражаются эти же люди с зеркалом, интуицией. Часто он спасительно не понимает, что видит, ошарашено молчит, даже на ус не мотает. Зато точно понимает, что зеркало-то кривое!
Вы скажете, это всё очень хорошо, но зеркало перед русскими ставил и наш "национальный философ", русский из русских, Василь Василич Розанов, откуда гарантия, что он ставил прямо идеально прямое, по-евклидовски плоское зеркало? Гарантий, разумеется, нет, и кривил своё зеркало наш мудрец так, как и другие... Э-э, так да не так: то ли русские, читая Розанова, смотрясь в его зеркало, автоматически и бессознательно вычисляют кривизну и делают поправки, то ли просто принимают эту кривизну, как бы говоря себе: мне нужна эта кривизна, именно её-то мне и не хватало в хозяйстве, вот я её здесь и пристрою... В общем, как бы ни было, а русский с русским, даже и с философом, договорится сам, без посторонних, и даже зеркало не будет выбрасывать: а что, вещь полезная, пригодится (для рефлексии). Да вот вам кусочек из Розанова (Возле "Русской идеи"), убедитесь сами:
Женщина уступчива и говорит «возьми меня» мужчине; да, но едва он ее «берет», как глубоко весь переменяется. «Женишься - переменишься» - многодумная вековая поговорка. Это не жена теряет свое имя; так - лишь по документам, для полиции, дворников и консистории. На самом деле имя свое и, главное, лицо и душу теряет мужчина, муж. Как редко при муже живут его мать, его отец; а при «замужней дочери» обычно живет и мать. Жена не только «входит в дом мужа»: она входит как ласка и нежность в первый миг, но уже во второй - она делается «госпожою». Точнее, «господство» ей отдает муж, добровольно и счастливо.
Что это так выходит и в истории, можно видеть из того, что, например, у «женственных» русских никакого «варяжского периода», «норманнского периода» (мужской элемент) истории, быта, существования не было, не чувствовалось, не замечается. Тех, кого «женственная народность» призвала «володети и княжити над собою», - эти воинственные, железные норманны, придя, точно сами отдали кому-то власть; об их «власти», гордости и притеснениях нет никакого рассказа, они просто «сели» и начали «пировать и охотиться», да «воевать» с кочевниками. Переженились, народили детей и стали «Русью» - русскими, хлебосолами и православными, без памяти своего языка, родины, без памяти своих обычаев и законов. Нужно читать у Огюстена Тьери «Историю завоевания Англии норманнами», чтобы видеть, какой это был ужас, какая кровь и особенно какое ужасное вековое угнетение, наведшее черты искаженности на всю последующую английскую историю. Ничего подобного у нас!..
Если мы перекинемся от тех давних времен, в подробном образе нам неизвестных, к векам XVIII и XIX, когда опять началось живое общение русских с «мужским» западным началом, - то опять увидим повторение этой же истории. Как будто снаружи и сначала - «подчинение русских», но затем сейчас же происходит более внутреннее овладевание этими самыми подчинителями, всасывание их, засасывание их. «Женственное качество» - налицо: уступчивость, мягкость. Но оно сказывается как сила, обладание, овладение. Увы, не муж «обладает женою»; это только кажется так. На самом деле жена «обладает мужем», даже до поглощения. И не властью, не прямо, а вот этим таинственным «безволием», которое чарует «водящего» и грубого и покоряет его себе, как нежность и миловидность. Что будет «мило» мне, - то, поверьте, станет и «законом» мне. Вот на что не обратили внимания Бисмарк и Вильгельм. Даже Бисмарк заметил и запомнил «милого мужичка», утешавшего его своим «ничего», когда тот заблудился в снежных дебрях на охоте; а у мужичка едва ли сохранилась большая память о немецком барине, кроме того, что он его тогда «вызволил», - и «слава Богу», - за что получил, верно, «пятишницу» на чай. «Бисмарковского периода» в жизни мужика не было, но в необычайную сложность биографии Бисмарка все-таки вплелся русский взгляд, русский прием сказать «ничего!» в отчаянном положении. Не железный ли человек был Миних? А какое он принес «свое влияние» на Русь? Был суровый, даже до жестокости, командир; ругали, проклинали, но не больше. Однако уже его сын писал по-русски «Добавления к запискам господина Манштейна», - писал как русский патриот, как русский служилый человек, как добрый работник на необозримой русской ниве. И теперь есть русские дворяне «Минихи», совершенно то же, как «Ивановы».